Изображение создано при помощи модели Шедеврум
Арт-терапия часто ассоциируется с раскрасками, релаксацией и анализом «говорящих» рисунков. На деле она намного глубже и разнообразнее. Творческие методы помогают избавиться от травм и страхов, преодолеть внутренние конфликты, лучше понять себя, справиться с кризисом и проблемами в общении. Арт-терапия используется также в коучинге и фасилитации. А главное, она не имеет противопоказаний. О ее методах IQ Media рассказала психолог и искусствовед, автор и спикер курса по арт-терапии в ВШЭ Ирина Масленникова.
Ирина Масленникова, научный сотрудник Музеев Московского Кремля, автор лекционных программ о русской истории и искусстве, психоаналитически ориентированный психолог, арт-терапевт и арт-коуч, ведущая арт-терапевтических программ в отделении реабилитации военного госпиталя
— Всевозможные раскраски, сеансы рисования и разбор картинок — арт-терапия многим видится именно так. Но это поверхностный взгляд. Ирина, расскажите, пожалуйста, как арт-терапия работает на деле.
— Начну с предыстории. По базовому образованию я искусствовед, начала работать в музее после университета, более 20 лет назад. Когда я вела проект образовательных программ по работе с детьми из неблагополучных семей (у многих из них была задержка речевого развития, педагогическая запущенность) и рассказывала им об артефактах искусства, у меня было ощущение, что я бью мимо цели. Я рассказывала интересные истории, у меня хорошо складывался контакт с этими детьми, но чего-то главного не происходило. Я поняла, что, прежде чем рассказывать об этих художниках или скульпторах, надо предложить детям немного пофантазировать. Я показывала им картину и спрашивала: «Что вы перед собой видите? Как вы думаете, кто это нарисовал? Мужчина или женщина? Он старый или молодой? Какое у него было настроение? Попробуйте мысленно набросать его портрет. Что вы видите в этой картине? Какие у вас эмоции, ощущения, что вы чувствуете?». В процессе общения я поняла, что с этими подростками просто никто нормально не разговаривал. Спустя какое-то время я получила обратную связь от одной мамы, что ребенок стал лучше говорить, а потом был второй и третий подобный случай. Я поняла, что сочетание артефакта искусства и индивидуального подхода к ребенку в образовательном процессе имеет огромный потенциал для коррекции или развития каких-то важных вещей. Это лучший способ взаимодействия, когда человек не очень социализирован, когда у него проблемы с самовыражением, нет контакта со своими чувствами и эмоциями.
Потом в моей жизни произошла очень важная для меня встреча. Ко мне на экскурсию попала очень симпатичная пара пожилых американцев. Как выяснилось позднее, это был известный психолог Ирвин Ялом с супругой Мэрилин. Я провела для них экскурсию по нескольким музеям Москвы. Это общение стало для меня судьбоносным. Я начала запоем читать книги по психологии. Была мысль все бросить и идти учиться на психолога. Но доктор Ялом дал совет: «Ни в коем случае не выбрасывай то, что у тебя уже есть. У тебя прекрасное образование, ты очень хорошо делишься своим видением искусства». Когда мы остановились у одной из картин Гелия Коржева в Третьяковской галерее, Ялом вдруг сказал: «Я смотрю на это полотно и не просто вижу картинку из своего детства, а чувствую, какие там были запахи, ощущаю себя маленьким мальчиком, чувствую все свои тогдашние страхи, эмоции. Созерцание картины мгновенно выносит меня в тот период жизни. Ты представляешь, каким ресурсом ты владеешь как искусствовед? Попробуй соединить психологию с искусством!». И я попыталась так сделать.
А когда я стала получать психологическое образование и стажироваться по арт-терапии, то поняла, каким потрясающим эффектом обладает не просто созерцание произведения искусства, а создание артефакта своими руками, участие в творческом процессе. Например, создание текстов, рисунков, коллажей, аппликаций, инсталляций, фотографий, видеороликов. Настроение и эмоцию, которые трудно выразить словами, ты можешь выразить с помощью творческого действия и артефакта.
— С одной стороны, мы проецируем на артефакты собственные чувства. А с другой — «читаем» то, что изображено. Например, пытаемся понять настроение Джоконды.
— Конечно, причем послание, которое Джоконда передает своим загадочным взглядом, будет для каждого человека своим. Каждый увидит в этой загадке свою отгадку. К тому же это стимулирует рефлексию и воображение, пробуждает процессы, которые глубоко спрятаны.
Колоссальное преимущество арт-терапии — в том, что это путь к самопознанию и возможность развивать творческие способности.
Как поклонница Ирвина Ялома, я изначально была ориентирована на экзистенциальную психологию, но понимала, что все лучшие специалисты так или иначе прошли школу психоанализа. Все глубинные подходы в психологии основаны на работе с бессознательным. Фрейд открыл путь к исследованию бессознательного через сны и свободные ассоциации (он называл сновидения «королевской дорогой в бессознательное»), но в этом же контексте можно говорить о возможностях творческого самовыражения человека. Именно этим занимается арт-терапия.
В том числе, она работает со сновидениями. Бывает, я прошу клиента изобразить свой сон, и он рисует некий сюжет. Если у него развито ассоциативное мышление, он может изобразить некую метафору сна, ключевой образ. Клиента также можно попросить записать «сырые эмоции» сна в виде текста, и потом мы работаем с этими эмоциями. Мы не просто находим в снах какие-то глубинные смыслы. Такая работа помогает связать образы сна, рождающиеся на бумаге или в коллаже, с актуальными проблемами человека. Вот в чем огромная терапевтическая ценность арт-практик.
— Каковы другие преимущества арт-терапии?
— На мой взгляд, главное преимущество арт-терапевтических интервенций – в том, что это самый безопасный и комфортный для клиента способ пробиться через его психологические защиты.
Эти защитные механизмы, вырабатываемые нашей психикой в детстве для того, чтобы защитить ее от неприемлемых образов и репрезентаций, играют, с одной стороны, положительную роль, помогая нам адаптироваться в процессе развития, вытесняя и «подмораживая» боль. С другой стороны, эти механизмы способствуют потере контакта со своим подлинным «Я», со своими эмоциями, чувствами и желаниями, оберегают нас от осознания того, что явилось причиной появления этого защитного панциря.
Раз в неделю я провожу групповые реабилитационные тренинги в военном госпитале. Военнослужащие — люди особого склада. Казалось бы, они недоступны для таких видов воздействия, как арт-терапия. Но, когда с ними устанавливается эмоциональный контакт и они соглашаются на арт-терапевтические интервенции, эта броня недоступности отступает. И я вижу за брутальной фактурой творческое, фантазийное ядро. Если бы мы с ними шли в русле разговорной психоаналитической терапии, которую я сама люблю, это, скорее всего, был бы очень длительный путь. А арт-терапия на том этапе взаимодействия с клиентом, когда у вас уже сложился устойчивый контакт и вы можете предложить ему какую-то форму творческой работы, — самый короткий путь к снятию защитных механизмов. При этом он безопасный и абсолютно доступный.
Еще одно преимущество – в том, что арт-терапия не имеет противопоказаний.
В психологии невозможно назвать подход, который подошел бы всем, — это очень индивидуально и ситуативно. Арт-терапия же противопоказаний не имеет. Не случайно это один из самых эффективных методов работы с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР), — здесь нет ограничений.
— Обыденное представление об арт-терапии таково: психолог просит клиента нарисовать картинку и с ее помощью «считывает» его страхи, надежды, комплексы и пр. Как эта техника выглядит на самом деле?
— Это очень похоже на то, что вы описали. У арт-терапевтических практик действительно большие диагностические возможности. Но есть принципиальная разница в том, как работают те же, например, рисуночные диагностические тесты в отделении клинического госпиталя и в пространстве арт-терапевтических практик. Создание рисунка, коллажа, инсталляции в арт-терапии — это творческий процесс, где человеку не ставят диагноз (хотя рисунок очень многое может сказать опытному терапевту), а позволяют отпустить контроль, снять интеллектуальные защиты и наладить контакт с собой.
Совместная интерпретация результатов, попытка понять, что значит для человека изображение на картинке, позволяет увидеть, какой можно взять из этого ресурс, поддерживающий человека.
— Например?
— Бывает, что проступают нюансы, которые клиент просто не понимал. Иногда сама иерархия ценностей человека изображена в какой-то работе — она явлена перед его взглядом, и он сам удивляется, как неочевидные вещи вдруг стали для него очевидными, когда он их изобразил. Когда клиент пытается метафорически изобразить свое отношение к какому-то человеку, он исследует при этом свои телесные и эмоциональные ощущения и многое понимает про свое отношение к этому человеку.
В арт-терапии важен и сам процесс, и интерпретация изображения. При этом в какой-то момент клиент должен расслабиться, чтобы выразить все так, как он чувствует.
Я люблю в арт-терапии неструктурированные, не директивные техники, которые позволяют отпускать контроль, и это происходит достаточно быстро. И, когда человек расслабляется и входит в процесс рисования, я вижу, что он уже совершенно другой, ему интересно. И, конечно, он поймет про себя гораздо больше, чем если будет просто ставить галочки в опроснике по стандартизированной методике, где он сидит в «броне» привычных работающих защит и из нее дает ответы.
При этом я всегда предупреждаю, что нет такого волшебного рисунка или теста, по которому ты можешь все сказать о человеке. Типичная ситуация: ребенок пришел в незнакомый кабинет, и психолог просит его нарисовать свою семью. Ребенок рисует. Психолог комментирует: «Тут темный цвет, а там вообще все странно выглядит». Так это не работает — все нужно рассматривать в контексте жизненной ситуации. С человеком надо установить личностный контакт, проговорить не одну сессию и понимать его актуальное состояние, чтобы позволить себе какие-либо интерпретации.
— Поговорим об этом подробнее.
— Если брать диагностический аспект, то бывает, что какой-то элемент рисунка может выглядеть как черта характера, скажем, агрессия. Но не исключено, что это просто ситуативная агрессия — как проявление тревоги. Клиент, возможно, совсем не агрессивный, но сейчас он в состоянии повышенного возбуждения. А если взять просто незнакомого человека, попросить его что-то нарисовать, а затем пытаться что-то сказать по этому рисунку, то вне контекста это будет крайне непрофессионально.
— Итак, арт-терапия включает беседу, которая помогает найти ключ к проблемам человека.
— Верно. Бывает, что клиенту даются домашние задания. Методики могут содержать в себе несколько этапов. На первом этапе мы делаем одну часть работы, потом рефлексируем, дальше находим какой-то ресурс, ключ, который срабатывает, и клиент вдруг опознает в этом ресурсе что-то важное для себя. Я могу дать ему задание порефлексировать, как эта идея или этот ключ может помочь ему решить его текущие проблемы. Эту работу мы не «кладем в стол»: у нас запустилось ассоциативное поле, поле рефлексии, и это может быть длительный процесс.
— Как это работает со снами?
— У многих людей есть какой-то сон, который периодически повторяется в том или ином виде. Сначала мы записываем его неотредактированным текстом, набрасываем «сырые эмоции», потом выделяем самые важные, эмоционально откликающиеся моменты, выносим ключевые слова. Из них мы складываем некое послание самим себе (пытаемся сформулировать из этих слов) и потом выносим его в творческую практику: человек делает коллаж, рисунок и пр. И вроде бы человек записал давний сон, но это послание всегда будет иметь отношение к его самой животрепещущей актуальной проблеме. Иными словами, человек из состояния «здесь и сейчас» описывает прошедшие события, и они дают ключи к тому, что он чувствует сегодня.
— Получается, в арт-терапии вы используете самые разные техники.
— Конечно. В своей терапевтической практике мы просто разговариваем с человеком, нет такого, что он постоянно что-то рисует. Но в какой-то момент я вижу, что арт-терапевтическая интервенция может сработать лучше, чем что-либо другое, и предлагаю клиенту какую-то методику. Иногда это может приблизить нас, например, к пониманию истинного запроса человека.
— Очевидно, человек не всегда озвучивает свой реальный запрос?
— Клиент часто приходит на консультацию с так называемым манифестным (не истинным) запросом: ему кажется, что его сейчас волнует то-то и то-то. На деле за этим может быть зашифрована глубинная проблема, которую клиент просто не в состоянии сейчас озвучить. Но этот запрос может проявиться в реализации арт-практики.
— Для каких целей еще используется арт-терапия?
— Мы можем делать практики, которые помогут сконструировать для нас конкретный план действий. Есть отличные методики, которые применяются в кризисных ситуациях. Я очень люблю работать с возрастными, экзистенциальными, профессиональными кризисами. Арт-терапия в этом смысле — очень «открывающая» вещь, которая позволяет выйти из тупика, увидеть перспективу будущего, а иногда даже разглядеть его набросок в рисунке.
Несколько лет назад я проходила стажировку по арт-терапии в Междисциплинарном центре изучения проблем современности на базе факультета социальных наук Университета Сорбонны и Школы Лувра. В рамках одного гендерно-ориентированного исследовательского проекта мы (рабочая группа) создали арт-методику «Сосуд», которую я обязательно представлю на своем курсе.
Образ сосуда был выбран в качестве метафоры женского тела. Этот символ присутствует в изобразительном искусстве уже много тысячелетий, его можно увидеть в древнеегипетской живописи. Мы, участники исследовательской группы, тестировали эту методику на национальных фокус-группах (проект был международный), предлагая женской аудитории ассоциировать себя с каким-нибудь сосудом, нарисовать его в центре листа и наполнить его изображениями, имеющими отношение к внутреннему миру наших респондентов (чувства, мысли, страхи, эмоции). Затем, рассказывая об этих актуальных внутренних переживаниях, мы пытались представить, каким образом во внешнем «контуре» нашей жизни можно решить те или иные проблемы, и тут же выносили приходящие в голову изображения этих идей в поле листа, которое окружало сосуд. В этом направлении человек мог работать довольно долго, а в итоге получал воплощенный в рисунке своеобразный «план действий». Таким образом, получилась готовая арт-коучинговая методика.
Поражало то, насколько эта техника ресурсная и как она дает видение того, что нужно делать.
Причем, когда человек изображает на листе свои шаги, он сразу же расставляет иерархию (это происходит бессознательно). Мы в определенных частях листа видим, что для человека — прошлое, что будущее, что более важно, что — менее. Клиент безошибочно рисует ближайшую перспективу.
— То есть места размещения изображений на листе показательны?
— Абсолютно. Человек бессознательно располагает свою проблему именно там, где нужно. Я показывала результаты этого проекта — несколько сосудов-чайников, выполненных моими клиентками из фокус-группы, – на одном из мероприятий нашей Ассоциация психоаналитического коучинга и бизнес-консультирования, и они очень впечатлили академического руководителя нашей программы Андрея Россохина. Именно тогда он предложил мне сделать курс по арт-терапии в системе дополнительного образования ВШЭ.
Работа в технике «Сосуд». Рисунок участницы фокус-группы. Предоставлена И. Масленниковой.
— Поговорим об этом курсе.
— Я отобрала более 30 методик, которые планирую показать за два месяца курса. Взяты разные аспекты: работа с тревогой, последствия ПТСР, внутренние конфликты, женские проблемы, вопросы коммуникации с детьми, кризисы, поиск профессиональной и личностной идентичности. Это основные запросы, которые я вижу у клиентов.
В курсе мы будем использовать ресурсы артефактов для визуализации проблем, поиска контакта человека с его болевыми точками, чувствами (страха, стыда, вины и пр.), которые не отрефлексированы, спрятаны, к которым нет доступа – в силу сопротивления защитных механизмов психики.
— Есть ли в составе программы арт-коучинг?
— Конечно. Некоторые свои методики я называю арт-коучинговыми, поскольку они направлены на создание определенного плана действий. Они либо быстро открывают глаза на причины каких-то дезадаптаций, либо позволяют визуализировать план действий, как в той методике с сосудом. Но об арт-коучинге и применении техник арт-терапии в фасилитации стоит поговорить отдельно.
Подробно методики арт-терапии можно изучить на программе повышения квалификации, предложенной кафедрой психоанализа и бизнес-консультирования НИУ ВШЭ. Курс стартует 3 июня. Его выпускники смогут применять творческие методы в диагностике и терапии индивидуально и в группах. Программа адресована психологам, коучам и всем, кто хочет освоить арт-терапию в прикладном формате.
В подписке — дайджест статей и видеолекций, анонсы мероприятий, данные исследований. Обещаем, что будем бережно относиться к вашему времени и присылать материалы раз в месяц.
Спасибо за подписку!
Что-то пошло не так!
