Терапевтический менеджмент в западных компаниях – стиль управления, при котором рабочие вопросы трактуются, в основном, сквозь призму психического здоровья сотрудников, – распространяется все шире. Руководство и работники говорят друг с другом в терминах «симптомов», «триггеров», «восстановления», «работы над собой», «токсичности», «адекватности». Этот дискурс, с одной стороны, свидетельствует о внимании к психологическому климату в коллективе. А с другой – означает трансформацию властных отношений, превращение трудовых конфликтов и структурных проблем в индивидуальные истории психического здоровья. Социолог Оксана Михайлова в новой колонке проекта IQ Media «Терапевтический язык: тотальная экспансия» рассуждает о терапевтическом менеджменте.
Оксана Михайлова
Доцент кафедры анализа социальных институтовФакультета социальных наук НИУ ВШЭ, исследователь психотерапевтической культуры
Содержание:
Терапевтический менеджмент, получивший распространение на Западе, предполагает, что рабочие вопросы и их решения в организации систематически интерпретируются через призму психического здоровья. Руководители используют инструменты психиатрии, психотерапии и «мягких» практик благополучия – от медитации и «гигиены сна» до позитивных аффирмаций – как способы повышения дисциплины и производительности работников.
В этом случае терапевтизация становится инфраструктурой контроля: право на работу связывается с добросовестным выполнением рекомендаций терапевта (приверженностью лечению), регулярными походами к нему и готовностью обсуждать с начальством свои диагнозы и режим приема лекарств. Работник превращается одновременно в «пациента» и «проект» по самосовершенствованию.
По сути, тренд к терапевтизации позволяет менеджменту проникать в те зоны жизни работника, которые раньше считались сугубо частными. Это сон, режим дня, употребление лекарств, эмоциональные реакции, мышление и даже способы интерпретировать собственный опыт.
В контексте терапевтического менеджмента пунктуальность и концентрация перестают быть просто трудовыми требованиями и превращаются в показатель «успешности восстановления» и «ответственного отношения к своему лечению».
В такой логике «хороший работник» – не только тот, кто вовремя приходит в офис и выполняет норму, но и тот, кто признает свой диагноз, соглашается с необходимостью терапии, следует предписаниям врача и внутренне принимает идею, что труд – часть его «выздоровления».
Отказ от медитации, скепсис к аффирмациям или несогласие с интерпретацией своих эмоций как симптомов психического расстройства могут считываться как сопротивление не просто начальству, а самой «здоровой» модели человеческой личности.
При терапевтическом менеджменте управленческий контроль беспрецедентно распространяется на повседневную жизнь работников. Менеджер может задавать вопросы о соблюдении режима прием лекарств, обсуждать «триггеры», вмешиваться в распорядок дня, режим сна, привычки использования гаджетов и даже инициировать контакты с лечащим врачом работника. И все это обычно мотивируется заботой о благополучии подчиненного.
При этом внимание к психическому здоровью сотрудника соединяется с задачей повышения его производительности. Корректировка времени приема препаратов, работа над «стресс-менеджментом» или упражнения на осознанность подаются как способы повышения эффективности сотрудника и снижения рисков конфликта с начальством.
«Терапевтическая» управленческая власть таким образом получает моральное оправдание: она претендует на то, что помогает человеку стать более стабильным, спокойным и «функциональным».
Ключевой эффект терапевтического языка – ревизия причин трудовых конфликтов и уязвимости. Низкая зарплата, нестабильный график, отсутствие профсоюзной защиты и невысокий достаток начинают рассматриваться не как политико-экономические условия, а как фон, на котором у конкретного человека обостряется симптоматика или травмы.
Жалоба на мизерную зарплату или перегрузку легко переводится в плоскость «негативного мышления», зацикливания «на плохом» или «трудностей с управлением гневом». Вместо обсуждения справедливости условий труда работнику предлагают медитацию, позитивные аффирмации, упражнения по когнитивной реструктуризации или более строгий режим приема лекарств.
Тем самым терапевтический язык позволяет замалчивать права сотрудников, заменяя их императивом «работы над собой».
Терапевтическая риторика часто сопровождается сменой категорий. Людей, фактически выполняющих оплачиваемую работу, называют «клиентами», «потребителями услуг», «участниками программы», но не «сотрудниками» или «коллегами». Это смещение имеет глубокие организационные последствия.
Статус «клиента» оправдывает более низкую оплату и трактовку работы как «части лечения», а не как полноценного труда.
При этом те, кто был «клиентом», но со временем переходит в штат, нередко остаются на символической периферии: их могут по-прежнему рассматривать через оптику уязвимости и «истории болезни». Терапевтический дискурс служит здесь для поддержания иерархии между «настоящими работниками» и теми, чья трудовая деятельность легитимируется как терапевтическая.
В терапевтическом менеджменте сопротивление работника считается индивидуальной дисфункцией. Повышенный тон в споре с начальником, уход со смены, возмущение по поводу зарплаты – все это может интерпретироваться как «проблемы с контролем гнева», «непроработанная травма» или «недостаточная приверженность лечению».
Коллективное недовольство условиями труда в таких ситуациях не признается. Вместо этого менеджмент предлагает психотерапию, медикаментозную коррекцию, тренинги по «позитивному мышлению» и навыкам коммуникации. В результате энергия недовольства перенаправляется внутрь: человек учится видеть источник страдания в самом себе.
Так язык заботы о ментальном здоровье становится ресурсом для ослабления коллективной переговорной силы.
Важный нюанс: терапевтический дискурс не отрицает целиком социальные корни боли. «Травма-ориентированные» подходы формально признают, что психическое страдание связано с непростыми условиями труда, проблемами с жильем и пр. Однако даже здесь структурные факторы часто остаются на уровне абстракции, тогда как конкретные реалии – низкая почасовая ставка, временные контракты – выпадают из поля зрения как источник переживаний. Работнику предлагают список ресурсов по жилью или тренинг по осознанности, но не инструменты изменения самой организации труда.
Многим людям терапевтические практики действительно приносят облегчение. Регулярная медитация, четкий режим дня, доступ к психотерапии и медикаментозной поддержке могут снижать уровень тревоги, улучшать сон и помогать решать повседневные вопросы. Работники говорят, что им стало «в целом легче» или что они «лучше справляются» с задачами и отношениями.
Но именно в этой связке и проявляется двойственность.
Психологическое улучшение оказывается встроенным в модель, где «хорошее самочувствие» измеряется через готовность принимать правила игры – смиряться с низкими ставками, не обсуждать зарплаты, избегать конфронтации с руководством.
Терапевтический язык дает индивидуальные ресурсы выживания в несправедливых условиях, одновременно затрудняя коллективное их изменение.
Терапевтический менеджмент не отменяет власть руководителя, а делает ее более тонкой и глубинной. Контроль фокусируется на управлении эмоциями, самоописаниями и жизненными сценариями работников.
Вместо прямого приказа «Работай лучше!» начальство предлагает сотруднику «поработать над собой», улучшить навыки стресс-менеджмента, «переписать негативные убеждения», больше взаимодействовать с психотерапевтом. В контексте терапевтизации рабочих отношений иерархия становится рамкой, в которой любые несогласия легко перекодируются в «симптом» и проблемы с психикой.
Редактировала Ольга Соболевская
В подписке — дайджест статей и видеолекций, анонсы мероприятий, данные исследований. Обещаем, что будем бережно относиться к вашему времени и присылать материалы раз в месяц.
Спасибо за подписку!
Что-то пошло не так!