Изображение создано при помощи модели Шедеврумзите
Развитие международного сотрудничества сегодня происходит в контексте стремительных перемен и новых вызовов. Санкционное давление, рост напряженности, ослабление наработанных связей – все это требует поиска новых партнеров и инструментов взаимодействия. А для этого нужно ориентироваться в новых международных реалиях. В этом поможет программа профессиональной переподготовки факультета мировой экономики и мировой политики ВШЭ «Международное сотрудничество в условиях глобальной пересборки». О ней рассказывает ее научный руководитель Дмитрий Новиков.
Дмитрий Новиков
Научный руководитель программы «Международное сотрудничество в условиях глобальной пересборки», кандидат политических наук, заместитель руководителя департамента международных отношений факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ.
Интенсивный практикум по развитию международных связей в новом контексте мирового факультета Высшей школы экономики и Школы международного сотрудничества НИУ ВШЭ стартует 14 октября. Очный курс станет навигатором для всех, чья профессиональная деятельность напрямую зависит от умения разбираться в новой международной реальности. Заявку на обучение можно подать до 3 октября.
- Дмитрий Павлович, как вы полагаете, способны ли крупные державы в будущем договориться о «новых правилах игры» или конфликты станут нормой?
– Конфликты и войны всегда были нормой международной политики, так же как экономические кризисы являются нормой рыночной экономики. И в том, и в другом случае бескризисные модели, будь то политика или экономика, являются предметом теоретических предположений. Марксисты, например, мечтали о плановой экономике без кризисов перепроизводства. Иммануил Кант написал целую работу, посвященную «вечному миру», то есть некой модели международной политики, в которой не будет места для войн. Однако попытки практического воплощения этих идей никогда не приводили к успеху. Функционировать без конфликтов и войн у мировой политики пока не получается, и это риски, с которыми нам нужно учиться жить, принимать и преодолевать их.
Другое дело, что качество и количество конфликтов могут меняться. Принято считать, что международная политика имеет периоды стабилизации. Это понятная и так или иначе принимаемая абсолютным большинством игроков расстановка сил и ясные правила политического взаимодействия, за которыми, как правило, следуют и ясные правила взаимодействия в других сферах – торговле, финансах, научно-технической и гуманитарной сферах и тд. Например, к периодам такой стабильности можно отнести XIX век после Наполеоновских войн. После Венского конгресса войн между крупными державами не было почти три десятилетия, до Крымской войны, что для тех времен и для такого «злого субконтинента», как Европа, можно сказать, феноменально. Если взять период «холодной войны» – да, несколько раз сверхдержавы балансировали на грани, но сумели не упасть в пропасть. Для Европы, стратегического центра противостояния, и вовсе создались условия для долгосрочного мира. Нынешняя европейская интеграция – во многом производная от тех времен.
Так называемый «однополярный момент» – американская гегемония, установившаяся после 1991 года, – тоже был периодом относительной стабильности. Большинство серьезных конфликтов того времени было связано со злоупотреблениями самого гегемона, но в целом это был период экономического процветания и относительной безопасности – если только ты не в ссоре с гегемоном. Даже терроризм – бич последних десятилетий – был угрозой неэкзистенциального характера. Такие стабильные периоды отнюдь не обходятся без конфликтов, но те «выгоняются» на периферию и до известной степени локализуются.
Мы живем в период нестабильности, активной перестройки мировой системы, что, с одной стороны, означает воспламенение многих конфликтов, как старых и замороженных, так и новых, а с другой – снижение возможностей прогнозирования. Ведь многие паттерны поведения еще десятилетней давности больше не актуальны. Специфика нашего времени заключается еще и в том, что слом старого порядка происходит очень медленно.
Раньше такие трансформации зачастую происходили вследствие крупных войн, которые завершались переделом мира победителями. Одна такая трансформация, предшествующая, произошла из-за распада одной из сверхдержав, но теперь вследствие принципиально иной структуры мировой политики все идет медленно. Будущее мировой системы определяется уже не в Европе, как это было раньше, и не относительно небольшой группой великих держав, которые, подравшись между собой и определив новую иерархию, снова могли войти в фазу стабильного взаимодействия. Сейчас в переделе мира участвует весь мир, причем не только государства первой величины, но и средние державы, имеющие свои амбиции и достаточно отмобилизованные ресурсы, – Израиль, Иран, Турция, ЮАР, Пакистан, Индонезия. Подобный список может быть долгим, но все эти страны стремятся форсированно упрочить свое положение, нередко и с помощью военно-силовых методов. Отсюда обилие конфликтов, которые будут только множиться, и никакая трамповская дипломатия этому не поможет.
Это сложный процесс, но его понимание необходимо для составления целостной картины мира. На нашей программе «Международное сотрудничество в условиях глобальной пересборки» мы как раз пытаемся такую целостную картину слушателям представить.
– Могут ли новые технологии – например, ИИ - действительно помочь в управлении международными конфликтами?
– Искусственный интеллект имеет, безусловно, огромный потенциал к изменению нашего общества, как и другие узловые технологии – в сфере телекоммуникаций (интернет, радио, телефон), транспорта (железная дорога, автомобили, авиация), энергии (электричество, новые технологии производства энергии). Разумеется, он будет влиять и на мировую политику, отношения между государствами, обществами и отдельными людьми.
Другое дело, что, если мы посмотрим на другие технологии революционного характера, они скорее меняли облик этого взаимодействия, но не изменяли его природы. Особенно это касается войн и конфликтов. Войнам свойственно как порождать новые технологии (значительная часть гражданских технологических новшеств пришло из оборонного сектора), так и впитывать их. От трактора до танка, в общем-то, один шаг.
Искусственный интеллект пока не стал исключением. Его интеграция в военно-политическую сферу пока протекает в форме его превращения в инструмент, а не в управляющий фактор. ИИ активно проникает в сферу оборонных разработок как инструмент повышения эффективности вооружений, а также эффективности и оптимизации военного управления. Генералы пока не спрашивают у ИИ, как вести битву, а политики не интересуются – начинать ли конфликт.
Да, при достаточном объеме данных и вычислительных мощностей ИИ, вероятно, сможет моделировать военные конфликты, учитывать большее количество деталей и предсказывать их исход. Можно допустить и то, что со временем он сможет моделировать и политическое взаимодействие и даже предлагать какие-то сценарии и решения. Например, оптимальный путь к мирному урегулированию. Однако политическая власть и военное командование все равно останутся в руках людей, для которых ИИ в таком случае останется лишь советником. Всегда ли вы прислушиваетесь к советам, даже когда они имеют вес?
Кроме того, в политике и военном искусстве по-прежнему очень много интуитивного, для ИИ непонятного, так как это область человеческого взаимодействия, а душа человека не всегда поддается скупому рациональному анализу. Клаузевиц, например, говорил о воле и силе характера, которая иногда довлеет над материальными факторами. Думаю, если бы какому-то развитому ИИ скормили огромное количество данных о расстановке сил в 1941 году и велели предсказать исход войны, его выводы могли бы быть неутешительными для СССР. Однако мы выстояли и победили. Этот фактор неизвестной величины будет снижать эффективность ИИ в моделировании социальных процессов, во всяком случае, до того момента, пока он окончательно не «очеловечится».
Это, однако, не значит, что использованию ИИ не нужно учиться. На нашем факультете, как и в Вышке вообще, принято сочетать технологии социальные и материальные. ИИ может быть очень полезным инструментом для анализа, в том числе, международных процессов. Но его полезность в таком качестве вырастает, если у аналитика есть некоторый фундамент. Собственно, на нашей программе мы как раз такой фундамент и стремимся заложить.
– Что важнее для страны в условиях глобальной турбулентности: сильная экономика, идеология или способность быстро адаптироваться?
– Современному государству, чтобы быть успешным в такой сложной международной среде, нужно обладать всем арсеналом – и военной мощью, и устойчивой и растущей экономикой, и научно-технологическим заделом. Идеология или, во всяком случае, набор позитивных идей, вокруг которого может сплотиться общество и который дает каждому человеку ясное понимание предлагаемой ему социальной модели, тоже важны.
Другое дело, что позволить себе иметь все и на высоком уровне могут немногие. Некоторые пытаются уйти в «специализацию». Северная Корея, например, закрылась, во многом пожертвовала возможностями социально-экономического развития, бросив все ресурсы на военную мощь и поддержание порядка внутри страны. Оказалось, что и эта модель имеет свои преимущества, которые раскрываются в условиях мировой турбулентности и кризисов, будь то ковид, экономические шоки или военные конфликты. Хотя, конечно, северокорейскому обществу пришлось заплатить за суверенитет и внутреннюю устойчивость очень большую цену.
Большинство стран в условиях однополярности предпочитали делать ставку на экономическое развитие, справедливо полагая, что военно-силовые возможности гегемона им все равно не превзойти и даже не сбалансировать, а богатое, сытое общество – это, в конечном счете, и есть цель государственной политики. Сейчас такая однобокость многим выходит, простите за каламбур, боком. Европейцы, которые считали, что они могут идти вровень с США, сохранять и даже приумножать свое международное положение с помощью денег и «мягкой силы», сегодня глубоко переосмысляют свои приоритеты, наращивают военные бюджеты, в ущерб той экономической модели, которую они создавали последние три десятилетия. Рост военных расходов наблюдается по всему миру, и дело не в том, что мир захлестнула волна агрессивности. Просто государства стремятся «диверсифицировать» свой портфель, иметь разные инструменты защиты своих интересов. Возникло понимание, что за безопасность теперь необходимо платить больше, а без безопасности не может быть и процветания. Ну, а в каком направлении эту динамику вести и как это сделать, мы расскажем на курсе.
Программа предлагает целостную картину мира и практические компетенции через диалог с теми, кто непосредственно изучает и формирует международную политику.
Курс научит:
Обучение проходит в общем формате, длится восемь месяцев, 510 академических часов. Язык обучения – русский. Период обучения – с 14 октября 2025 года по июнь 2026 года. Занятия проводятся дважды в неделю.
Запись в группу открыта до 3 октября.
- Для подачи заявки на программу необходимо перейти по ссылке, нажать кнопку «В корзину», и зарегистрироваться на платформе.
- Для бронирования места на программе перейдите по ссылке
По вопросам участия в программе пишите: nbodishteanu@hse.ru (Бодиштяну Николь Витальевна – академический руководитель программы «Международное сотрудничество в условиях глобальной пересборки»), ybelous@hse.ru (Белоус Юлия Александровна - заместитель декана по дополнительному образованию ФМЭиМП, руководитель Школы международного сотрудничества). В копию письма просьба ставить npshevchenko@hse.ru (Шевченко Наталья Петровна) и avfomenko@hse.ru (Фоменко Алина Владимировна).
В подписке — дайджест статей и видеолекций, анонсы мероприятий, данные исследований. Обещаем, что будем бережно относиться к вашему времени и присылать материалы раз в месяц.
Спасибо за подписку!
Что-то пошло не так!
