25 мая 2023
Трудовые ценности — приоритеты в сфере занятости — часто разделяют на внутренние и внешние. Первые означают интерес к содержанию работы, вторые — стремление к высокой зарплате, статусу и другим бонусам. Однако любая дихотомия условна, и разные ориентиры могут дополнять друг друга. Но главный пробел этой типизации трудовых ценностей — в том, что из неё изъят их социальный аспект. Между тем, социокультурные установки могут влиять на выбор работы и удерживать в профессии, особенно на старте карьеры. Как действуют такие «якоря» для молодых специалистов, IQ.HSE разобрался на основе исследования социолога из НИУ ВШЭ Аниты Поплавской.
Выбор работы и укоренённость в профессии во многом связаны с трудовыми ценностями человека — его убеждениями в сфере занятости — привлекает ли его содержание работы или она, скорее, инструмент для достижения других целей. Это разделение трудовых установок на внутренние побуждения и внешние стимулы вполне привычно. В исследованиях показано, что первые служат драйверами экономического развития, поскольку направляют индивидуальные действия к преобразованию внешнего мира. Второй тип ценностей (доход, статус, социальные гарантии, комфортные условия работы) связан с более пассивным участием в экономике. Цель привнести что-то полезное в социально-экономическое устройство не ставится.
Эта классификация ценностей удобна, но уязвима. Прежде всего, разные установки могут действовать в связке, коррелировать. А главное — эта категоризация построена на личных аспектах мотивации к труду и совсем не учитывает социальные и культурные моменты. А ведь среди них есть такие важные, как солидаризирующая сила работы, её общественная польза, альтруизм, трудовая этика, влияние культурных кодов и локальных смыслов.
Помимо homo economicus с его личными выгодами, есть homo sociologicus, ищущий свое место в обществе в качестве профессионала, — но все это почему-то выносится за скобки. Например, тот же альтруизм — возможность приносить пользу людям (что встроено, например, в помогающие профессии врачей, педагогов, психологов, социальных работников) — вообще не привлекает внимания. Хотя он серьёзно влияет на удовлетворённость трудом и ощущение собственной значимости.
Ещё одно упущение привычной категоризации трудовых ценностей в том, что индивидуалистическая система координат отчасти противоречит самой природе ценностей. Изначально это общественно разделяемые, надындивидуальные смыслы, которые лишь потом присваиваются, интериоризируются человеком. Та же культура — сфера разделяемых людьми смыслов — по наблюдениям американского социолога Пола Димаджио, часто бросает вызов экономической логике личной максимизации полезности и побуждает людей действовать в иной системе координат, скорее, просоциальной.
Культура ассоциирована с групповыми интересами, коллективным опытом и долгосрочным планированием (как в отдельных биографиях, так и в общественном развитии), подчёркивает австралийский экономист Дэвид Тросби. В этом списке — и долгосрочные обязательства. Экономика больше связана с поиском личных выгод. Какой логикой руководствуется новичок на рынке труда при выборе работы? Отнюдь не обязательно лишь экономической, но и стремлением участвовать в важном деле, полезном людям (лечении, обучении и пр.).
Правда, тут возникает коллизия. В общественно полезных сферах обычно платят меньше, чем, например, в маркетинге и рекламе, финансах, перепродажах товаров и услуг. Тем самым вторые становятся субъективно более привлекательными, чем производительная экономическая деятельность (от реального сектора экономики до поддержания общественного порядка). Это целая проблема: завышенной оплаты непроизводительного труда — «бредовой работы» (термин, введённый американским антропологом Дэвидом Гребером) и явной недооценённости социально значимой занятости.
Гребер вывел негласный закон об обратной связи между ценой и ценностью труда в капиталистической экономике. За полезную работу платят мало, за не приносящую явной общественной пользы или просто бессмысленную — несоразмерно много.
Данный феномен может влиять на предпочтения молодых людей по поводу работы. Если вчерашний выпускник вуза рассчитывал на осмысленную занятость-призвание, а получил «бредовый труд», его может ожидать отчаяние, ощущение бесцельности жизни на самом старте карьеры.
В свете всего сказанного более актуально выглядит именно это противопоставление трудовых ценностей — «личная выгода (материальный выигрыш или личный интерес) против служения обществу (следование профессиональной этике)», а не «выгода против интереса». Тем более, что эмпирическое исследование Аниты Поплавской показало: к интересной работе стремились все участники интервью. Что касается ориентации на просоциальный труд, то она во многом происходит из семьи. Правда, без подходящих институциональных условий может произойти перелом: человек переключится на другую, «беспроблемную» сферу деятельности.
Качественное исследование Аниты Поплавской — часть проекта по изучению трудовых ценностей молодежи (другие его результаты IQ.HSE уже освещал ранее). Летом 2021 года исследовательница провела 38 интервью со студентами 18–24 лет из разных городов России, включая Москву и Санкт-Петербург. В выборке были представители разных направлений обучения. Все имели опыт занятости.
Интервью включали в том числе такие блоки, как работа во время учёбы, трудовой опыт родителей, представление о достойной работе и пр. Исследовательница ставила задачи:
выявить зону ценностного конфликта, проанализировав смыслы, которые информанты вкладывали в понятие «достойной работы»;
обсудить подходы к работе как к индивидуально выгодной или общественно полезной,
понять, откуда у современных студентов появляется желание пойти в общественно востребованные сферы занятости.
Интервью показали, что антитеза «внутренние побуждения / внешние стимулы» — отнюдь не основная для юных профессионалов. Никто не стремился работать в сфере, которая не по душе, зато хорошо оплачивается. Ценностный конфликт заключался в противопоставлении личного и общественного, эгоизма и альтруизма.
Так, одни информанты считали высокую зарплату необходимым условием или следствием индивидуального интереса к работе (категория «сочетающие интерес и награду»). Другие опрошенные говорили о личном призвании, позволяющем им самореализоваться и принести пользу. Часть из них, осознавая перспективы небольших зарплат, всё равно собирались следовать выбранному пути (категория «воплощающие интерес в пользу»). Это так или иначе подтверждало обратную связь цены и ценности просоциального труда.
И всё же понятно, что в идеале «достойная работа» — и полезная, и нормально оплачиваемая. По словам информанта-химика, это работа, «которая приносит пользу обществу, которая нравится тебе, к которой ты подходишь со знанием дела, которая хорошо оплачивается…».
Часть информантов акцентировали желаемую сумму зарплаты. «Достойная работа — это высокий заработок, плюс ко всему интересные задачи с нуждой изучать что-то новое самому, — говорит информант-инженер. — Я вот подумал, что 400 тысяч мне было бы точно достаточно».
В подобных случаях при выборе профиля обучения подсчитывались связанные с ним выгоды и издержки. «Голосовали» за специальность, проанализировав конъюнктуру — например, спрос и предложение на рынке труда. «Спрос на инженеров — главный стимул к учёбе», — поясняет инженер.
Часть опрошенных, ещё учась в вузе, начинали взвешивать уровень заработка в своей сфере и переключались на более «хлебные» профессии. Информанты считали доходы средством достижения благополучия. «Деньги — это определённая свобода, определённая сила», — поясняет молодой психолог. Работа должна приносить такой доход, который «позволяет чувствовать себя комфортно», говорит кадровик с образованием в сфере IT.
Некоторые опрошенные подчёркивали личную заинтересованность в работе. Причём был очевиден курс на максимизацию выгод и недолгосрочные отношения. Это отражает логику «одноразовых многоходовок и достижения свободы на рынке труда», комментирует Анита Поплавская.
Установка на максимум выгод воплощается в наращивании капитала всеми способами, в том числе, за счёт сочетания разных работ. «Во-первых, ради денег, а во-вторых, разнообразие занятости», — поясняет информант-инженер.
Информанты готовы часто менять работу, считая, что тем самым добьются успеха. Отчасти это результат влияния инфлюенсеров (например, блогеров). «Я просто услышал эту мысль на YouTube от [имя медийной персоны], — говорит молодой инженер. — Он утверждал, что <...> когда человек меняет место работы раз в два года, это даже полезно», — говорит информант.
Ещё одна стратегия — следование личному интересу и бегство от скуки. Интерес информантов связан с «операционной работой», анализом данных, которые могут приносить лично полезный и заметный результат. Скука ассоциируется со взаимодействием с другими людьми (коллегами, начальством). А идея общения с ними вне работы расценивается как покушение на личное время, нужное для саморазвития.
Кстати, в подобных кейсах недовольных работников не удержишь с помощью карьерного продвижения. Новый функционал, скорее, мешает их интересам. «С повышением должности у тебя появляется больше каких-то митингов [летучек, переговоров] и меньше именно операционной работы, — сетует информантка с дипломом в сфере бизнеса. — А операционная работа позволяет тебе работать гибко <...>».
Молодой экономист вторит: «Ты начинаешь весь день проводить на митингах и менеджерить других людей. <...> Это несильно мотивирует идти по карьерной лестнице вверх <…>. И [заставляет] ценить, что ты работаешь на земле, с данными, что само по себе <...> прикольно». Иными словами, в логике «нового духа капитализма» человек может через творческую самореализацию достигать рыночного успеха и использовать выигрыш для саморазвития.
Совмещение учёбы с работой может приводить к радикальным переменам: молодёжь разочаровывается в выбранной профессии и переключается на другую. В этих историях молодые люди вроде бы выбирали специализацию «по любви», но, столкнувшись с внешними трудностями, переходили к более выгодным увлечениям.
Разочарование могло быть связано с условиями работы (например, нужно самостоятельно добывать оборудование для исследования), с отсутствием возможностей для профессионального развития, а также внедрения своих разработок. Физик поясняет: «<...> Вроде как делаете что-то прикольное, но на самом деле это никогда никто не использует».
Молодёжь не хочет имитировать деятельность, но таковы предлагаемые обстоятельства. Они, несомненно, демотивируют. Химик рассказывает про поход на завод: «Он только что построен, <...> чистенький, прекрасный. Нам показали производственный процесс вживую». Но оказалось, что завод не работал — там «ничего не производили».
Параллельная работа в другой сфере позволяет почувствовать «вкус денег» — и переключиться на неё (это иногда называют «подкупом»). Предпосылкой переориентации может быть и то, что барьеры для выхода на работу в определённые сферы и трудозатраты в них — низкие, а вознаграждение — несообразно большое. Это заставляет взвесить выгоды и присоединиться к большинству. «В IT <...> вообще без опыта все входят, все сами учат, сами развиваются. <...> Со стартовой [зарплатой] 50 тыс. руб. <…> Поэтому мне кажется, что войти в IT проще», — рассуждает химик.
Часть информантов готовы были трудиться в неприбыльных сферах. Главное для них – развиваться в конкретном направлении. Но в разговоре возникали и отсылки к пользе для общества. Этим информантам присущи ряд качеств.
Во-первых, ощущение востребованности своей позиции и невозможности отказа от своей работы в пользу другой. «Я чувствую небольшой долг, но просто потому, что я могу, потому что есть образование», — поясняет психолог. Медик с опытом работы в SMM полагает: «<...> Это, скорее, эго, которое говорит: “Ты же можешь кому-то помочь, ты же можешь кого-то спасти, ты же уникален”».
Во-вторых, ориентация на понимание себя при входе в профессию. Если в рыночной логике анализируются спрос и предложение на рынке труда, то в этом случае человек исходит из своих способностей, потребностей, намерения идти по долгосрочному профессиональному пути. «Я спросила себя: “А чем я буду готова заниматься всю жизнь?”», — вспоминает информантка.
И последнее — некалькулируемое отношение к деньгам. Заработок — не самоцель, а бонус за труды. Инженер-педагог рассуждает: «<...> Чтобы жить, нужно что? Еда и здоровье. Всё остальное — оно приходит со временем».
При этом для студентов было важно личностное и профессиональное развитие. Одна из стратегий здесь — ориентация на профессионализм, позволяющий помогать людям по максимуму. Вторая стратегия — наработка опыта, карьерный рост. Человек скрупулезно прощупывает почву, чтобы укрепиться в сообществе и получить больше возможностей в будущем. Так или иначе, в интервью проявлялся феномен пренебрежения доходом ради собственного стремления к интересной и общественно полезной занятости.
В своём исследовании Анита Поплавская искала истоки ориентации на общественно полезный труд и те точки опоры, которые удерживают в профессии. Эти «якоря» обнаружились в семьях (родительских и собственных), которые подают пример саморазвития и преодоления сложностей профессии, поддерживают морально и финансово. Иными словами, студенты аргументировали выбор просоциальных специальностей «домашней логикой»: ценность работы обусловлена причастностью к ценностям семьи.
Любопытно, что пример отца и матери играет разную роль. Опрошенные описывали прежде всего работу отца, причем она была интересной и востребованной. Отец — «фанатик тотальный, то есть человек, который любит своё дело», говорит молодой инженер.
При этом информанты знали о сложностях, сопутствующих такому труду, и о недооценённости работы (учителей, врачей, полиции). Однако она принималась спокойно. Инженер-педагог рассказывает, что его родителям в молодости тоже приходилось непросто — «им ничего не доверяли». Но благодаря упорству и рвению «все получается», убеждён он.
В выборке были случаи, когда интерес к профессии передавался от одинокой матери к сыну. Но восприятие работы оказалось иным — возникал образ уставшей, загруженной женщины. В итоге студент воспринимал работу инструментально. У девушек из неполных семей наблюдалась похожая картина. Для них были важны самостоятельность и умение зарабатывать.
В собственных семьях информантов проявились два феномена: поддержанная женская «работа заботы» и вынужденный мужской инструментализм. Становясь более зрелыми и вступая в брак — получая новые социальные роли, люди могут переключиться на инструментальное восприятие работы. Но исследование подтверждает это лишь отчасти. Для молодых людей эта закономерность работает, а для девушек — нет.
Выпускницы-медики, культурологи, социологи признаются, что с замужеством получили возможность продолжать учёбу по профилю и работать в своей сфере, не задумываясь о хлебе насущном и не зацикливаясь на карьере. По-видимому, именно семья дает им ту опору, которая позволяет следовать альтруизму профессии. Медик рассказывает: «Ординатура по дерме стоит около 400 тысяч в год <...>. Очень маловероятно, что можно заработать <...> такие деньги. Но благодаря тому, что я вышла замуж, мне стало спокойней. Я смогла позволить себе выбрать то, что сложнее, то, что на самом деле мне более интересно».
У молодых людей с появлением семьи появлялась ответственность — нужно зарабатывать. Если в любимой профессии это невозможно, надо выбирать другую. Переориентация на рынок — по сути, вынужденная. Эта ситуация может демотивировать. «Сейчас я в такой парадигме существую, что работа — это способ заработать на жизнь и, может быть, чему-то там научиться, — говорит информант-социолог. — <...> Мне бы не хотелось, чтобы у меня так было <…>. Я стану тогда халатным, буду фигню какую-то делать».
Таким образом, молодёжь, нацеленная на личную выгоду, выделяла опции решения на работе интересных задач, выгодных и с точки зрения саморазвития, и материально. А студенты с просоциальными приоритетами рассказывали о личном пристрастии к сложной и не столь прибыльной сфере деятельности.
«Рыночно ориентированных» информантов вовлечённость в профессию заставляла ожидать высоких доходов и использования их для саморазвития («сочетающие награду и интерес»). Для «просоциальных» информантов интерес конструировался двусторонне. Он включал осознание и общественно важной проблемы, и своих способностей для её решения («воплощающие интерес в пользу»). Причём невысокие зарплаты не останавливали информантов на этом пути.
А вот дисфункции институциональной среды могли содействовать уходу из профессии. Завод не работал, результаты исследования не применялись на практике — опыт подобных пробуксовок подталкивал студентов к поиску иной сферы занятости. «При отсутствии видимости результата труда, проявляющегося во взаимодействии с другими и в институциональной поддержке трудовых инициатив, распространённость такого подхода может уменьшаться», — пишет Анита Поплавская. Способная и амбициозная молодёжь, готовая внести личный вклад в общественную пользу, может «переориентироваться на рынок и высокий оклад».
Это означает, что некачественные институциональные условия труда «могут приводить к уменьшению числа укорененных в сообществах профессионалов, но увеличивать долю специалистов, ориентированных на выгоду и игнорирующих запросы общества», подчёркивает исследовательница. Между тем, общественно полезный подход к труду всегда актуален. Вопрос в том, ценится ли он. Ответ на него может отчасти определить, будут ли способные молодые кадры продолжать свой путь в выбранном направлении, заключает автор исследования.
IQ
Анита Поплавская, младший научный сотрудник Лаборатории экономико-социологических исследований НИУ ВШЭ, преподаватель кафедры экономической социологии факультета социальных наук Высшей школы экономики
