В Издательском доме ВШЭ вышел учебник «Практики анализа качественных данных в социальных науках». IQ.HSE публикует из него главу, написанную старшим научным сотрудником Института социологии ФНИСЦ РАН Натальей Ворониной, которая посвящена качественным исследованиям, их методологии и преимуществам перед количественными.
Начать я хотела бы с небольшой предыстории, чтобы люди, которые испытывают схожие трудности, осознали, что у закоренелого «количественника» всегда есть возможность научиться использовать качественную методологию.
В жизни я часто встречала социологов, которые при упоминании о количественных данных говорят: «математика — это не мое» или «я не способна/способен понять это». И гораздо реже я видела людей, у которых были бы трудности с качественной методологией. Так получилось, что ещё на первом курсе факультета социологии я поняла, что мне ближе более объективный мир количественных данных, сейчас я преподаватель количественных методов.
В то время, когда я училась, комбинирование методов у нас не преподавалось, а «количественники» и «качественники» воспринимались как два враждующих клана. Как показано в статье Б.Г. Батыгина и И.Ф. Девятко, «дискуссия о преимуществах “качественного” либо “количественного” подхода бессмысленна и — отчасти поэтому — неизбежна».
Анализируя, почему я так полюбила количественную методологию анализа данных, прихожу к выводу, что мне было понятно, как это работает, на каждом этапе анализа ты чётко осознаешь, как из точки A прийти в точку Б. Тут нет «волшебства» — в том плане, что гораздо меньше места для «субъективного». Ты не можешь применить авторский, творческий подход, чтобы выдумать новую интерпретацию коэффициентов корреляции. Есть определенные математические правила, доказательства, на которые ты всегда можешь сослаться при объяснении своего анализа, и это даёт некоторое чувство уверенности и защиты от критики.
Кроме того, твои расчеты может легко перепроверить/воспроизвести другой исследователь, что и является одним из критериев научности. Ты производишь анализ на основе данных с большим количеством респондентов — ты делаешь выводы о масштабном, это важно для общества в целом. И чаще всего ты получаешь по-настоящему значимые выводы, у которых есть практическое применение. Иначе говоря, я интересовалась количественными методами и изучала их не один год, окончила множество курсов, а когда ты знаешь, разбираешься в том, что делаешь, то ты и любишь это.
А что я думала о качественной методологии? Для меня это был совершенно непонятный мир. И вот вопросы, которые больше всего не давали мне покоя многие годы. Когда ты получил результаты интервью, что с ними делать? О чём нам говорит такое локальное знание, как мнения 30 людей? Для чего вообще это нужно? Почему на конференциях я слушаю озвученные цитаты респондентов, и это считается научным исследованием? Почему автор исследования приводит именно такую интерпретацию, откуда она следует?
В тот период мне казалось, что в качественной социологии нет никакой логики, а интерпретация берется из личного опыта исследователя. Зачем вообще нужны результаты исследований, которые не могут быть репрезентативными? Однако, узнав больше о методологии качественного исследования, я поняла, что просто не находила ранее информации о том, как пошагово работать с качественными данными, не знала технологий.
Несмотря на то что в институте у меня были очень хорошие преподаватели по качественным методам, тогда я ещё не созрела как исследователь, чтобы принять это знание. В этой главе я хотела бы поделиться с вами своим опытом обработки интервью и особенно обратить внимание на то, какие установки исследователя-«количественника» мне пришлось изменить, чтобы корректно работать с качественными данными.
Исследование, которое я хочу привести в качестве примера, проходило в рамках гранта РНФ «Волонтерство в чрезвычайных ситуациях как ответ на природные и техногенные вызовы в России». Моей задачей было изучить, что мотивирует волонтеров в чрезвычайных ситуациях (ЧС). В моём распоряжении было 45 глубинных интервью с волонтёрами, которые имели опыт работы в условиях ЧС, связанных с природными катастрофами. В гайде был специальный блок вопросов о том, почему они начали заниматься волонтерством, что (или кто) их привело в эту деятельность, почему они не бросают это занятие, насколько ценно для них волонтерство.
Так как я никогда до этого не использовала качественную методологию для написания статьи, а многие тексты, которые мне попадались в журналах, содержали непрозрачную стратегию анализа данных, я решила выбрать какую-то методику, которая содержала бы строгие процедуры анализа. Мой выбор пал на обоснованную теорию (grounded theory), которая была разработана в 1960-х годах как ответ на дискуссию между «качественниками» и «количественниками» в социальных науках. Сторонники количественных методов предъявляли анализу качественных данных упреки в субъективизме (методической необоснованности аналитических шагов и отбора материалов для цитирования), поверхностности, неясности правил извлечения выводов из данных и др. Обоснованная теория как раз и была предложена как один из вариантов строгого анализа текстовой информации.
Эта теория представляет собой методологию анализа качественных данных, заключающуюся в кодировании, сравнении данных и аналитических понятий, написании рабочих заметок для разработки категорий. Итогом применения обоснованной теории является создание теоретической модели, которая объясняет изучаемое явление. Применительно к ограничениям данного метода следует отметить, что «теория не претендует на установление некоторой объективной истины, а рассматривается как локальное, ограниченное знание».
Стратегия обоснованной теории имеет множество вариантов в интерпретации различных авторов, таких как, например, А. Страусс, Дж. Корбин, Б. Глейзер и др. Чтобы понять, какой вариант подходит для вашей исследовательской задачи, необходимо прочитать первоисточники, а также работы с эмпирическими примерами — В.Г. Николаева, И.В. Забаева, Д.А. Хорошилова, Д.С. Машкова и др.
Итак, для начала необходимо прочитать все транскрипты интервью. Но читать нужно, отбирая и выделяя фрагменты, которые относятся (в моем случае) к мотивации волонтеров. Несмотря на то что в интервью был отдельный блок вопросов о мотивации, важно читать весь текст интервью, так как информант мог рассказать что-то о причинах волонтерства, например, в первой теме, касающейся биографии.
Таким образом, я подготовила предварительные материалы, которые содержали сведения о каждом информанте (имя, возраст, город, тип волонтерства — например, пожары или поиск людей), а также цитаты из интервью, относящиеся к мотивации волонтеров. Всего получилось 58 страниц такого текста из 45 интервью. Существует множество исследований, посвященных мотивам деятельности волонтеров в целом, но практически нет таких работ о волонтерах, действующих в условиях ЧС, и о том, что удерживает их в этой деятельности. Метод обоснованной теории направлен на изучение процесса, поэтому я не ограничилась вопросом о том, каковы мотивы волонтерства в ЧС. Я также хотела ответить на следующие вопросы.
Отличаются ли мотивы волонтеров в контексте ЧС от мотивов волонтеров в ситуациях вне ЧС (праздники, донорство и проч.)? Какие факторы удерживают волонтеров в этой деятельности, несмотря на все трудности, связанные с условиями ЧС? Для того чтобы ответить на эти вопросы, я обратилась к кодированию данных.
Процедура кодирования по методике А. Страусса и Дж. Корбин разделена на три этапа:
Самый первый шаг, первый уровень открытого кодирования — несложный, но трудоемкий и времязатратный этап. Мы максимально приближены к данным, читаем цитаты из интервью и как бы выделяем главные мысли, создаем коды (иногда их называют ярлыками). Затем мы должны эти выделенные главные слова или словосочетания как-то назвать: это обычно называется присвоить код или ярлык. Кодом — базовой единицей смысла — иногда выступают сами слова информанта. На этом этапе главное не потерять смысл, который информант вносит в свое утверждение, выделить все, что можно отнести к мотивации. К. Чармаз рекомендует исследователю задавать себе следующие вопросы при кодировании. Что исследуется с помощью этих данных? О чем говорят данные? С чьей точки зрения? На какую теоретическую категорию указывает эта конкретная часть данных?
Два разных человека могут сказать, что для них важно, например, саморазвитие, поэтому они занимаются волонтерством. При этом они могут вкладывать в него совершенно разный смысл. Например, для одного участника исследования «волонтерство — это саморазвитие, это чем-то заниматься, не ходить в бар пить пиво», а для другого это «обучение на волонтерских курсах спасания в ЧС, поездки и изучение иностранных языков».
Наша задача в ходе открытого кодирования — понять, какой смысл информант вкладывает в код, который мы назвали «саморазвитие». Иногда таких кодов в интервью получается много, и приходится кодировать практически дословно. Что мне было на этом этапе тяжело — это понять, что в таком кодировании, в отличие от количественных методов, нет жесткого разделения на «правильное» и «неправильное». В количественном анализе если ты выполнил неверный алгоритм — весь расчет неверный, надо все переделывать, результаты ошибочны. При кодировании ты как исследователь обычно сам решаешь, какие коды делать, сколько их. Однако есть случаи кодирования командой исследователей, когда заранее разрабатывается кодировочный бланк и кодирование происходит по более формализованной схеме.
У другого исследователя с иным опытом при кодировании этих интервью могут получиться другие коды, потому что он на что-то другое обратит внимание или иначе назовет код. Получается, что это близко к ситуации, когда два художника никогда не нарисуют идентичные картины. Это творческий процесс и, если у вас «невроз перфекциониста», — эмоционально тяжелый процесс. Ты все время сомневаешься, так ли ты сделал, возвращаешься к работе снова и снова, думаешь, что еще изменить. Нет четких критериев, как должно быть, как хорошо, а как плохо.
После того как я подобным образом закодировала весь текст, нужно переходить на следующий уровень — осевого кодирования: поиск отношений между кодами, полученными на этапе открытого кодирования. То есть нужно взять все коды, которые мы выделили, и объединить в более общие смысловые группы — категории.
Мне было удобно написать все коды на бумажках и разложить перед собой, чтобы легче было понять, какие из них похожи по смыслу. Я написала все коды и начала смотреть, какие из них повторяются, и тут опять во мне проснулся «количественник». Я начала палочками отмечать, сколько раз встречается тот или иной код: в качественном исследовании это тоже важно, так как говорит о центральности кода, его значимости в анализируемых данных.
Я стала раскладывать листочки с кодами так: «важность заботы о природе», «стремление к действию», «стремление к новизне», «свобода действий» — это все ценности, т.е. ценностный мотив. Как я поняла, что это ценности? Такие формулировки ценностей вы можете найти, например, в методике измерения ценностей Ш. Шварца. Когда я разложила коды по стопкам, у меня, конечно, остались коды, которые, как я думала, никуда не подходили. Потребовалось время, чтобы понять, куда, например, отнести код «представление о правильном».
На этом этапе кодирования как раз и нужны весь исследовательский бэкграунд и теоретическая эрудиция. Если у тебя есть научный кругозор, то легче будет ассоциировать коды с какой-то социологической категорией. Перед тем как начать анализировать интервью, я прочитала порядка 200 научных статей на русском и английском языках о мотивации к волонтерству. Хотя о мотивации волонтерства в ЧС практически ничего не написано, я уже примерно представляла себе, какие мотивы в принципе выделяют у волонтеров. Логично было предположить, что какие-то из них будут совпадать с моими данными.
Важно отметить, что я не строила предварительных гипотез перед кодированием, а шла от данных, пытаясь полностью абстрагироваться от прочитанного на этапе кодирования данных. Методология обоснованной теории не запрещает использование предварительного теоретизирования, но обычно исследователь начинает со сбора данных, в процессе которого выделяет повторяющиеся идеи и отмечает их кодами, а уже на этапе выводов соотносит полученные результаты с другими исследованиями, как бы сравнивая свой результат с предыдущими.
После того, как все коды объединены в категории, остается третий, самый высокий теоретический уровень обобщения — избирательное/селективное кодирование. Из всего множества категорий, получившихся на втором этапе, нужно аналитически выстроить центральную категорию, вокруг которой располагаются все остальные категории.
Бывают сложные ситуации, когда нужно произвести кодирование не по одной тематике. Появляются несколько сюжетов в нарративе, и зачастую оказывается не так просто объединить все в общую схему. Нужно прежде всего руководствоваться теми смыслами, которые вкладывают информанты в свой нарратив. Например, информант рассказывает о своей карьерной траектории, но все время говорит о том, как несправедливо сложилась жизнь и что ему помешало добиться желаемых результатов. В таком случае категория «социальная справедливость» оказывается ключевой для этого нарратива. В моем примере основной категорией было «волонтерство в ЧС».
Таким образом, подкатегории, полученные на втором этапе, должны соединиться вокруг одной или нескольких ключевых категорий. Полученная схема будет выступать в виде концепции, которую мы пытаемся выстроить в ходе исследования.
Я привела совсем небольшой пример кодирования только в связи с мотивами волонтеров, но на самом деле это была объемная работа, на осмысление которой ушло много времени.
Причем, выделяя мотивы, необходимо было предварительно проанализировать исследования по данной тематике, определить единые теоретические основания для выделения мотивов. В приведенном примере такой основой стала функциональная теория мотивации, которая получила наибольшее эмпирическое подтверждение в различных исследованиях. Полученные нами категории мотивов практически во всем повторяли типологию И. Клери, М. Снайдера. Однако при формировании выборки мы изначально не исходили из этой типологии, а брали интервью до тех пор, пока информация не начала повторяться. Так совпало, что мотивы волонтеров, работающих в условиях ЧС, повторяют типологию И. Клери, М. Снайдера, что говорит о ее валидности вне зависимости от специфики волонтерской деятельности. Исключением стал мотив «повышение самооценки» в типологии Клери, Снайдера, который не прослеживался ни в одном из наших интервью. Ниже приведу пример описания и оформления полученных мотивов.
1. Альтруистические мотивы понимаются респондентами как норма человеческой природы, как то, что заложено в человеке эволюцией, — потребность помогать, творить добро, нормальный, естественный порыв помочь, проявить эмпатию:
…человек, который безвозмездно готов потратить свой ресурс на оказание помощи вот в той или иной ситуации… вещи, которые должны быть в мозгу каждого человека, что помогать нужно и помогать — это нормально (Константин, эксперт, фонд «Предание» и АНО «Русская Гуманитарная Миссия»).
Респонденты также отмечали, что их мотивирует ощущение, что они могут сделать мир лучше:
Я верю, что лет через восемьдесят, ну, у всех разные прогнозы, но я полагаю, что проблема природных пожаров в России будет решена. Или сведена к минимуму. И для того чтобы это было сделано, я участвую в этой деятельности. Я понимаю, что в течение своей жизни я этого не увижу, но я чувствую, что мы делаем очень важные шаги по решению этой проблемы (Ада, тушение пожаров).
Альтруизм в сознании волонтеров направлен не только на людей, общество в целом, но и на природу. Так, респондентов волнует загрязнение и уничтожение окружающей среды, и они чувствуют, что ее нужно защищать, они хотят сохранить нашу планету, чтобы передать ее нетронутой своим детям:
Я считаю, что люди и так сделали много негативного для нашей планеты, для нашей природы, что уже нужно начать исправлять. Но заставить кого-то что-то делать — это очень сложно и в каких-то случаях нереально, поэтому нужно начинать с себя и пытаться что-то делать хотя бы своими силами (Софья, руководитель противопожарной программы «Гринпис»).
2. Защитные мотивы характеризуются желанием уйти от личных жизненных проблем в волонтерскую деятельность, не испытывать на себе давление окружения, а также ощущением, что ты не одинок, нужен другим:
…иногда люди приходят сюда, чтобы почувствовать себя нужным, чтобы почувствовать себя в кругу единомышленников, ощутить безусловное доверие к напарнику, себе (Пётр, тушение пожаров).
Погружаясь в более сложные проблемы, такие как последствия ЧС, респонденты отмечали, что начинали ощущать, что их собственные жизненные проблемы надуманны:
…после того как ты побываешь в ЧС, ты жизнь свою переоцениваешь полностью. Ты понимаешь, что все проблемы, которые есть у тебя в жизни, — они вообще ничто. На них даже не стоит обращать внимания. Если до этого меня волновали какие-то вопросы, типа, как сдать сессию, как заработать денег, то после этого я понял, что у меня вообще нет проблем в жизни (Артём, ликвидация последствий наводнения в Крымске).
Защитные мотивы отражают различные способы уйти от реальной жизни с ее проблемами в волонтерство, где никто на тебя не давит и каждый сам себе хозяин. Например, чтобы не испытывать проблем с родителями:
…родительское давление — это крайне сложная вещь, и ее очень сложно избежать. Единственный выход — это уехать, я была готова уехать хоть куда, я просто счастлива, что подвернулось именно волонтерство, которое открыло мне целый мир (Юлия, тушение пожаров).
3. Личностные мотивы характеризуются направленностью на саморазвитие, осознанием, что волонтерская деятельность дает возможности для самореализации, для получения новых навыков, знаний:
…это неимоверно учит и силе духа, и вообще всяким полезным навыкам, которые пригодятся тебе в обычной жизни, начиная от каких-то коммуникаций и общения, психологической помощи, стойкости, условий выживания, заканчивая полезными связями; получение новых знаний; люди могут идти на волонтерство, чтобы чему-то научиться и потом это в своей жизни как-то применять (Артём, ликвидация последствий наводнения в Крымске).
Личностные мотивы были самими распространенными в нашем исследовании и встречались у каждого из респондентов в виде направленности на саморазвитие как основной движущей силы занятия волонтерством в ЧС.
4. Социальные мотивы характеризуются, во-первых, зависимостью от одобрения:
…ты что-то сделал — молодец, тебя похвалили, и человек на это реагирует как на мотивацию, какой-то стимул, приятно. В детских годах, наверное, тоже нельзя отрицать, что многие идут в том числе потому, что в детстве они привыкли к тому, что одобрение нужно завоевать чем-то. Вот этот вот ореол спасателя как такого супермолодца, потому что многим важно быть молодцом: то есть я спасатель, я волонтер, я молодец (Клим, волонтер организации «СпасРезерв», профессиональный спасатель).
Также социальные мотивы характеризуются потребностью в том, чтобы стать членом группы. Респонденты отмечали, что ощущают себя среди волонтеров, как среди своих людей, ощущают себя частью одного большого дела:
…ты оказываешься сразу в кругу своих, и это люди были, которые так же в выходные, в свободные дни приехали и упахивались там целыми днями в довольно тяжелых условиях. Это такое было, как военное чувство братства, когда вот вы там друг другу спины прикрываете, такое чувство единения со всеми этими людьми (Алёна, тушение пожаров в 2010 г.).
И держит в основном команда, то есть, когда ты внутри, ты чувствуешь себя, что ты часть какого-то там общества, которое может порешать любую проблему, чувствуешь себя механизмом, частью сильного механизма или даже важной частью сильного механизма (Илья, тушение пожаров).
5. Карьерные мотивы у волонтеров, работающих в условиях ЧС, характеризуются желанием стать профессиональным спасателем. Данный мотив являлся «экстремальным» среди остальных мотивов, т.е. всплывал в интервью наиболее редко. Анализ интервью показал, что волонтерство может стать каналом мобильности, через который человек попадает во взаимодействие со спасательными службами и постепенно получает статус профессионального спасателя:
...попал в другую категорию людей, которые идут в волонтерство для того, чтобы освоить эту специальность и стать спасателем (Максим, эксперт, волонтер «Гринпис», профессиональный спасатель).
Нужно отметить, что полученные результаты приводятся в сокращенном виде, скорее для общего понимания. Чтобы посмотреть, как грамотно оформить результаты применения метода обоснованной теории (например, для ВКР), можно обратиться к работе А.Б. Гостевой.
После того как вы выполнили все три этапа кодирования, возникает вопрос, как все это структурировать в общую логику, как правильно описать результаты. Один из вариантов подробно описан в ранее упомянутой книге Страусса и Корбин — это парадигмальная модель, в основе которой лежит следующая логическая цепочка: феномен (центральная идея, в связи с которой предпринимается ряд действий); у феномена есть причинные условия (события или случаи, которые ведут к возникновению феномена); контекст (ряд условий, в рамках которых принимаются стратегии действия для управления определенным феноменом, его реализации и реагирования на него); промежуточные условия (эти условия действуют, чтобы поддерживать или ограничивать стратегии действия, принятые в рамках определенного контекста); стратегии действия/взаимодействия (стратегии, предназначенные для того, чтобы справиться с некоторым явлением, управлять им, совершать его, реагировать на него при определенном наборе воспринимаемых условий); последствия (результаты действия).
Пожалуй, самым сложным во всем анализе было соотнести свои данные с этой моделью. В книге Страусcа и Корбин приводится наглядный пример, связанный с болью, у которой, что логично, есть причина, и далее выделяются другие элементы по схеме. Но к моим данным эта модель применялась не столь очевидно, пришлось потратить время, чтобы выстроить все в логическую цепочку. Я записывала в блокноте варианты модели, читала вслух и практически каждый раз находила разрыв логики, пока через несколько недель все наконец не связалось воедино.
Применяя эту модель к моим данным, можно сформулировать следующую логическую цепочку: феномен (волонтерство в условиях ЧС), у которого есть причинные условия (пожары, наводнения, обрушения домов, исчезновение людей), контекст (нет решения проблемы в институциональных условиях, нужна помощь волонтеров), промежуточные условия (мотивация волонтеров, ресурсы), стратегии действия/взаимодействия (кооперация волонтеров) и последствия (результаты действия в условиях ЧС для волонтеров, выражающиеся в эмоциональной наполненности, чувстве выполненного долга). Для того чтобы ознакомиться с примерами применения парадигмальной модели, также можно обратиться к статье о принятии решения стать волонтером в пожилом возрасте, где подробно описаны все этапы логической цепочки.
Процедура кодирования производится без отрыва от эмпирических данных и заключается в переходе от этих данных к микротеории. В процессе могут добавляться новые эмпирические данные. Например, через какое-то время мы проведем интервью с другими волонтерами, работающими в условиях ЧС. И мы увидим, повторились ли выделенные нами типы мотивов или они дополнились новыми смыслами на другой выборке и в новом контексте.
В начале главы я задавала вопрос: зачем нужны результаты, полученные с помощью интервью? Во-первых, мы получили перечень возможных типов мотивов волонтерства в ЧС. Во-вторых, мы не можем быть уверены в том, что у большинства волонтеров в ЧС именно такие типы мотивации, но мы можем протестировать полученные типы в рамках количественного исследования, изначально предполагая, что именно такие типы мотивов будут распространены у волонтеров. Мы можем использовать эти типы в качестве гипотез, переработав их в вопросы о причинах волонтерства в анкете, добавляя вариант «другое, что именно», где респондент сможет указать иную мотивацию, если мы чего-то не учли.
В-третьих, мы можем использовать полученные результаты для увеличения возможностей интерпретации. Например, мы могли бы получить следующий результат в количественном исследовании: большинство респондентов считают, что их мотивирует возможность сделать мир лучше. Но именно использование качественной методологии позволяет раскрыть смыслы, которые респонденты вкладывают в фразу «сделать мир лучше». В-четвёртых, с помощью полученного материала мы могли бы попробовать реконструировать идентичность волонтера, его образ жизни.
Еще один вопрос, который меня мучил: что делать после того, как вся кодировка закончена и аналитическая схема получена? Как описывать результаты в статье / дипломе / разделе монографии? Расскажу на своем примере в связи с волонтерством.
Прежде всего, я составила план будущей статьи, которую назвала «Мотивация волонтеров в ЧС». Во введении я описала, почему сейчас актуально изучать мотивацию волонтеров, почему именно в ЧС, дала определения основным понятиям, таким как «волонтерство», «мотивация». Главный исследовательский вопрос статьи заключался в том, чтобы определить, какие типы мотивов существуют у волонтеров, работающих в условиях ЧС. В следующей части статьи я проанализировала, какие существуют основные социологические теории для изучения мотивации волонтерства, а также привела обзор эмпирических исследований, проведенных в этой области. Я хотела показать, какие типологии мотивации волонтеров уже были разработаны. Обнаружив, что специальной типологии мотивов волонтерства в ЧС нет, я обосновала необходимость выделения такой типологии с помощью анализа проведенных интервью и с применением кодирования.
В основной части статьи я описала эмпирические данные и выборку. Далее коротко остановилась на методике и перечислила, какие категории получились на втором этапе кодирования. Когда я описывала каждую категорию, я уделяла внимание тому, какие коды (первый этап) были выделены внутри каждой категории, каким смыслом наполнена каждая категория, давала примеры наиболее показательных цитат и интерпретировала выделенные мотивы. После цитат обязательно указываются основные параметры выборки, такие как, например, пол респондента, возраст, вид ЧС, город. Желательно обосновывать название категории. Например, респонденты говорили, что заняться волонтерской деятельностью их мотивируют возможность приобрести друзей, полезные знакомства и т.д. Очевидно, что речь идет о социальных связях. Нужно помнить, что задача социолога — перевести обычный язык на язык профессиональный, соотнести с социологическими категориями.
Что можно написать в выводах? Каждый исследователь сам решает, как соотнести замысел статьи и те результаты, к которым он пришел. Это, конечно, тоже творческая часть статьи. Я для себя выбрала вместо заключения соотнести проанализированные типологии мотивов волонтеров в обычных условиях с моей типологией мотивов волонтерства в ЧС, разработанной на основе эмпирических данных интервью. Я описала, чем они различаются, чем похожи, а также наметила дальнейшие шаги по развитию изучаемой темы.
В заключение хотелось бы пожелать исследователям, которые испытывают похожие сложности перехода из «количественника» в «качественника», не бояться этого ощущения сомнения и рефлексии, а использовать его как основу для творчества. Существуют разные возможности для представления результатов качественного исследования, например создание фильма. Важно пробовать сместить фокус анализа с категорий общества в целом, общественных закономерностей и тенденций на индивидуальный уровень, пытаться понять индивида и смысл, который он вкладывает в свои суждения. Это обогащает арсенал социолога и приближает его исследование к реальной жизни. Используя количественную методологию, мы зачастую усредняем результаты. Кроме того, приятно осознавать, что, научившись применять количественные и качественные методы, вы станете редким, востребованным специалистом.
Семенова В.В. ИНТЕР-энциклопедия: Grounded theory. Устная история // Интеракция. Интервью. Интерпретация. 2021. № 1. С. 106–119.
Страусс А., Корбин Дж. Основы качественного исследования: обоснованная теория, процедуры и техники / пер. с англ. Т.С. Васильевой. М.: Эдиториал УРСС, 2001.
Курс «Качественные методы в социологическом исследовании» (преподаватели Я.Н. Крупец, Е.Л. Омельченко, НИУ ВШЭ).
IQ
