12 июля 2022
Будни дворянок первых десятилетий XVIII века изучены подробно — во многом благодаря дневникам, мемуарам, письмам и другим эго-документам. А вот сведений о быте женщин незнатного происхождения явно меньше. Один из возможных источников — следственные материалы, из которых можно извлечь информацию о поведении и круге общения солдатских жён, горожанок, крестьянок, об отношениях полов и социальных групп. Это и ресурс данных о типичных женских развлечениях. Историк из ВШЭ Анастасия Видничук изучила неизвестные ранее архивные документы и реконструировала по ним повседневную жизнь простых женщин петровской эпохи.
В 1709 году некая Авдотья Михайлова подала жалобу на братьев Илью и Якова Сидоровых, к которым была определена на постой. Причиной жалобы стала брань в её адрес и избиение её гостей. В деле, начатом по прошению Авдотьи, ситуация выглядела так. Истица пригласила к себе знакомую с двумя сыновьями. Все вместе сели обедать: хозяева, Авдотья со своими детьми и её гости. Однако затем братья Сидоровы решили раз и навсегда прояснить, кто в доме хозяин. Они избили гостей Михайловой. А её саму с сыновьями выбранили — то есть, с точки зрения правосудия, подвергли бесчестью. Свой поступок Сидоровы объяснили так: «Не садитесь вы, гости, в передней угол, почитайте нас, хозяев».
Эта ситуация — отнюдь не единичная — нуждается в комментариях. Она отражает последствия таких преобразований Петра I, как введение рекрутской и постойной повинностей. Рекрутская повинность, появившаяся в 1705 году, способствовала комплектованию регулярной армии в России. Постойная повинность, ставшая основным способом размещения войск с начала Северной войны, предполагала, что домовладельцы должны были бесплатно предоставлять помещения (постой) для войск в местах их расположения. В странах Европы она долго служила решением квартирного вопроса для армии.
Результатом реформ Петра I стало и появление новой социальной группы — солдатских жён. Она объединяла женщин из разных слоев общества. По указу царя от 1714 года, дворяне должны были начинать службу с чина рядового, поэтому солдатками теперь могли называть себя как дворянки, так и крестьянки. Мобилизация крепостного означала свободу от помещика для его семьи, а призыв посадского — независимость от общины.
Разные по социальному происхождению, но объединённые общим статусом, солдатки вели сходный образ жизни. Отныне они, как и их мужья, относились к военному ведомству и имели право ехать к месту службы супругов, а там полковое начальство подыскивало для них жильё. Тем самым, от самой солдатки мало зависело, где и с кем она будет жить. Часто несколько семей селили к одному хозяину (порой даже в подклет — нежилой нижний этаж). Иногда он отводил им отдельное помещение, где солдатки сообща пользовались многими предметами обихода.
Очевидно, что постойная повинность усилила конфликтность в обществе. И посадские не радовались «навязанным» постояльцам, и солдаткам несладко жилось в чужом доме. Встречалось, несомненно, и мирное сосуществование. Но обычным явлением стали и ссоры, ругань и драки между владельцами двора и постоялицами, а также между солдатками, расквартированными по соседству.
По этим конфликтам, которые зафиксированы в процессуальных документах, можно судить о жизни солдатских жен. Источников информации об этом не так уж много — в отличие от повседневности женщин из привилегированных слоев, которая, благодаря множеству сведений, изучена довольно подробно. В случае с женщинами из низов материалы следствия — ценнейшая база данных, которая позволяет во многом реконструировать их быт.
Исследование Анастасии Видничук основано на судебно-следственных документах из фонда Преображенского приказа, хранящегося в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА). Приказ расследовал жалобы, касающиеся солдат и офицеров Преображенского и Семёновского полков. Исследовательница проанализировала 182 дела за первую треть XVIII века, чтобы выяснить, насколько петровские реформы коснулись повседневной жизни простых женщин.
«Разумеется, чтобы говорить о пролонгированных последствиях реформ, необходимо рассматривать гораздо больший отрезок времени», — рассуждает Анастасия Видничук. Но фокус данной работы — жизнь людей именно в период преобразований, «неконтролируемые реакции на неизбежные (но не всегда целенаправленные) изменения повседневных практик, стратегии приспособления к новым условиям».
В исследовании изучались челобитные и расспросные речи — как часть судебно-следственного дела. «Оно начинается с челобитной, в которой потерпевший/ая излагает суть своей обиды, — поясняет автор статьи. — Потом вызывают обвиняемого, затем свидетелей. Материалы допроса обвиняемого и свидетелей и называются “расспросными речами”».
Истицам, многие из которых были неграмотными, требовалась помощь в том, чтобы чётко изложить суть претензии. «Человек приходил в приказ, где приказной служитель (впоследствии канцелярист) записывал его показания, соблюдая формуляр, — говорит исследовательница. — Существовала определенная форма документа: в начале нужно было писать обращение к государю, в конце — тоже. Требовалось выдерживать структуру, пояснять какие-то подробности». Материалы допросов фиксировал писец (вели их судьи).
Итак, как уже говорилось, постойная повинность стала очередным источником напряжения в обществе. Вынужденное сосуществование часто заканчивалось преступлением и наказанием. Причём криминал варьировался от курьёзов до трагедий.
Два примера. В 1702 году хозяйка постоялого двора Прасковья Микитина, повздорив со своей постоялицей, решила отомстить ей. Для этого был выбран хитроумный женский способ. Домовладелица «исколола ножом или ножницами» новую тафтяную шубу своей гостьи.
А вот печальная история, свидетельствующая, по-видимому, о равнодушии (или страхе) домовладельца. В том же 1702 году была избита Анна Григорьева. В челобитной она с обидой писала, что так и не дождалась защиты. Она призывала на помощь хозяина двора Матвея Михайлова, чтобы он её «от того смертного бою оборонил», но он «из другой своей избы не пришёл».
Конфликт мог тянуться долго, и челобитная была его кульминацией. «Она производила эффект прорвавшейся плотины: и хозяин, и постоялица имели что предъявить и припомнить друг другу, и взаимным обвинениям не было конца», — отмечает исследовательница.
Зачастую не сразу понятно, кто был прав, кто виноват. Рассмотрим случай 1716 года с женой каптенармуса Пелагеей Золотаревой и Онофрием Гальяновским, принявшим её на постой. Пелагея подала на него жалобу, обвиняя в том, что в её отсутствие он бранил её дочь, а потом избил и «опростоволосил» (сорвал головной убор) её саму. Когда Золотарева стала гнать Гальяновского «прочь», он ответил: «Поди-де ты с моей квартиры, а не я-де от вас пойду».
Это версия истицы. Ответчик же видел источник агрессии в своих постоялицах. По словам Онофрия, Пелагея и её дочь, вернувшись из гостей (вероятно, с застолья?), стали бранить и бить его невестку Марину и маленькую внучку Дарью. Домовладелец вошёл в избу в разгар драки («для взятья тележного тяжа, которой был в той избе для починки»), и неугомонные постоялицы тут же переключились на него.
В материалах говорится так: «Истица, ухватя ухват железной, а дочь ее, Настасья, вышеписанной тяж, и учели ево, ответчика, в той горнице бить и из горницы выгнали на крылец, и на крыльце били ж, и с верхнего крыльца столкнула она, истица, на землю». По-видимому, Онофрий заступился за невестку и внучку, и тут произошла сцена, которую Пелагея изложила в челобитной.
Допрос свидетелей, других постоялиц Гальяновского, — Устиньи, Мавры и Арины, живших в отдельной избе, — помогает восстановить ход событий.
Выясняется, что ссору затеяли Золотаревы. Они оскорбляли Марину, говоря, что она «хуже шведки» (конфликт шел в разгар Северной войны), обещали её «бить до смерти», называли ее дочь «чертёнком» и пр. Затем они набросились на невестку хозяина двора и на него самого. Марина попыталась укрыться у свидетельниц, но мать и дочь Золотаревы добрались до неё и там.
По-видимому, на невестку домовладельца постоялицы нападали не раз, и она вынуждена была убегать и прятаться.
Обратим особое внимание на Устинью, Мавру и Арину. Они оказались меж двух огней. С одной стороны, именно у них искала спасения Марина с ребенком. А Пелагея с Настасьей не осмеливались наброситься на соседок, чтобы отнять у них своих жертв. С другой стороны, хотя Мавра, Арина и Устинья укрыли домочадцев Гальяновского и заперлись, но в конце концов они пожалели замок и все же открыли дверь Золотаревым. Правда, при этом свидетельницы пытались защитить Марину и Дарью от побоев.
В этой истории очевидно деление окружающих на «своих» и «чужих». Три постоялицы, видимо, воспринимались обеими сторонами как «свои». При этом Арина, Мавра и Устинья должны были одновременно и не испортить отношения с хозяевами, и не оказаться на месте жертв.
По сути, каждое домохозяйство представляло собой замкнутый мирок, для которого были характерны установившаяся система отношений между его жителями и цикличность происшествий (периодические конфликты между «своими» и «чужими»).
Между собой солдатки часто уживались мирно. А иногда даже шли единым фронтом против хозяев.
В базе нашлись две челобитные, поданные друг за другом: первую составила хозяйка на двух постоялиц, вторую — они на её родственника. Хозяйка, Наталья Белильникова, жаловалась, что в её отсутствие солдатки Аксинья Лебедева и Настасья Харитонова дважды посылали её малолетнего деверя за покупками, а сами в это время взломали сундук и похитили украшения. Постоялицы же сочли лучшей защитой нападение и подали челобитную на этого деверя (по их показаниям, он был взрослым) — обвинили в брани и побоях. В общем, соседки предприняли ответное наступление заодно.
В то же время, бывали конфликты между женщинами, живущими на одной улице или в одной слободе. В 1703 году добрые намерения Мавры Ивановой по отношению к соседкам закончились для неё плачевно — одна из них подала на неё челобитную. На допросе Мавра рассказала, что солдатки Агафья Иванова и Татьяна Лукьянова дрались друг с другом на улице и «за косы таскались». Ответчица начала их разнимать, но услышала в ответ брань и «от них отстала».
При этом одна из повздоривших соседок, Агафья, не просто не оценила миротворчества Мавры, но еще и обвинила ее в побоях и в бесчестии (второй обвиняемой была Татьяна).
Фиона Черкасова в 1708 году пожаловалась на соседку по слободе Татьяну Антонову, которая, приходя к ней на постоялый двор, бранила её «всяческими неподобными словами». Терпение Фионы лопнуло, когда Татьяна явилась в очередной раз с сыном, и тот ударил Черкасову.
А вот дело Ивана Шахова и Катерины Фаустовой — пример настоящего добрососедства. Когда на Шахова напали и начали «бить смертным боем, взяв у оброчника дубину, <...> и топтунками топтать, и за волосы таскать», Фаустова за него вступилась. Она «стала им говорить, за что они ево, Ивана, бьют». В итоге Катерина пострадала и сама.
Случай 1711 года продемонстрировал, как полезно добрососедство. Группа «школьников» во главе с Кондратием Рудневым ночью пыталась выломать окна и двери в доме Ирины Пузыревой. Ее соседка Анна Максимова, видя все это, побежала к жившему поблизости Василию Заварскому и сообщила ему о нападении. Тот поспешил на помощь Ирине. Хотя Василию сильно досталось (ему разбили нос и подшибли глаз), он смог прогнать хулиганов.
Если где-то случался скандал, у него всегда были свидетельницы: жившие поблизости женщины считали своим долгом присутствовать на месте. Но нередко это оборачивалось против них.
В 1702 году подьячий Илья Леонтьев по просьбе своего товарища пытался продать или сдать его двор. Когда он вместе с женой показывал помещение потенциальному клиенту, туда пришла соседка. Она «наградила» чету Леонтьевых «скаредною бранью <…> и хоромное строение замкнула и запечатала». Так что подьячий не смог выполнить просьбу хозяина двора. Когда состоялся допрос, женщина заявила, что не знала о таком договоре. Но ответить за ругань в адрес Леонтьевых (то есть за бесчестье) ей всё-таки пришлось.
Общение со священниками тоже не всегда складывалось. Аксинью Кузнецову с детьми выбранил дьякон местной церкви. Свидетели описали это так: «И он, диакон, взняв заступ, говорил ей, Аксинье: я, де, и тебе не спущу, еще, де, и у тебя стрелецкой дух не вышел».
Мирное пребывание Авдотьи Павловой в гостях у священника её поместья закончилось вторжением крестьян другой хозяйки, которые избили Авдотью.
По-видимому, священники не всегда пользовались авторитетом (что подтверждается и в монографии Александра Каменского). Вне церкви, в быту, они воспринимались «как обычные соседи и были полноценными участниками соседских дрязг», отмечает Анастасия Видничук.
Источники показывают, что круг общения солдаток не ограничивался людьми, близкими им по статусу. Их неожиданные знакомства говорят о проницаемости сословных границ.
Известно, что на постое находились не только солдатки. «Капральская жена», «мать подпрапорщика», «жена каптенармуса», «сержантская жена», «драгунская жена» также встречались. Некоторые из этих женщин, вероятно, были дворянками. Тем не менее, они жили у посадских, бок о бок с солдатками из низов. И соседки едва ли ощущали разницу в социальном положении.
Так, в 1702 году жена капрала Акулина Колотова на пару с солдаткой подала жалобу на свою хозяйку. Дамы разного происхождения вместе ходили в гости.
Иногда члены одной семьи со временем занимали разные ступени социальной иерархии, но это не мешало их общению. Судя по челобитной солдатки Аграфены Соловьевой, на неё напали, когда она была в гостях у своей двоюродной сестры Марфы, жены дворянина Валыгина. Причем избил её брат хозяина дома. Это значит, что солдатская жена Аграфена довольно тесно общалась с дворянами Валыгиными.
Круг общения женщин помогают восстановить и «отводы» ответчиков, в которых они заявляли о «дружбе» истицы со свидетелями или о своей «недружбе» с ними.
Красноречива история жены «записного каменщика» Марьи Степановой, которую избил подьячий Судного приказа Иван Шишковский. Истица с детьми жила у ответчика в подклете. Уже признанный виновным, Шишковский подал челобитную, в которой сообщал, что на него напали сын местного священника и сам священник и били «смертным боем, знатно, по наученью истицы моей, Марьи». Иван утверждал, что они также избили его мать и сестру. В следующей жалобе ответчик писал, что Марья имеет «дружбу» с подьячим Иваном Тимофеевым, ведущим дело, и тот помогает ей, утаивая документы.
Получается, что круг общения Степановой был неоднороден. Но в этой истории остаётся много вопросов. Что подразумевалось под «дружбой» с Тимофеевым? Подкуп? Приятельские отношения? Ответить сложно.
Все эти примеры подтверждают тезис о том, что соседство людей разных сословий в результате постойной повинности «приводило к тому, что в повседневном общении сословные различия переставали играть сколько-нибудь существенную роль», а сложившиеся отношения были вполне фамильярными.
Досуг женщин XVIII века — понятие, требующее пояснений. Филолог Виктор Живов считал, что категория свободного времени появилась при Петре I, как побочное явление государственных попыток социального дисциплинирования и «регламентации всего жизненного уклада населения». При этом стоит разграничивать понятия «досуг» и «праздность». Первое из них возникло лишь в середине XVIII века и было применимо только к элите. Оно понималось как время, свободное не от труда, а от государственной регламентации, и тратилось на «благородные» занятия. А образ жизни крестьян и горожан почти исключал свободное время. У низших слоев общества праздное времяпрепровождение расценивалось как безделье и порицалось.
Тем не менее, не все дни незнатных женщин XVIII века проходили в трудах. Они часто принимали гостей либо отправлялись с визитом сами. И, судя по материалам следствия, многие конфликты происходили, когда разные люди — иногда враждовавшие между собой, иногда незнакомые, — оказывались в гостях у одного и того же человека.
В 1702 году мать подпрапорщика Анна Огурцова пришла в гости к посадскому человеку и застала там драку между Петром Шарапом и его женой. Огурцова заступилась за женщину — и «била и зубом кусала» Шарапа. В итоге досталось и ей самой. А вот случай 1708 года: Лукерья Соморокова жаловалась, что, когда она была в гостях у своей знакомой, Пелагеи, к той явился сержант Семёновской лейб-гвардии Федор Ротов и стал Лукерью «бранить матерны и безчестить всячески», замахивался палкой, «хотел бить».
Для женщин из низов свободное общение с мужчинами было нормой, но в большинстве случаев они всё же взаимодействовали со своими «товарками», уточняет Анастасия Видничук.
Исследовательница Нада Бошковска пишет, что в конце XVII века ещё существовали праздники, которые справляли только женщины, «следуя, может быть, преданиям языческой старины». Упоминание о таком событии нашлось и в документах РГАДА. Солдатка Аграфена Астамахина в 1703 году привела в Семёновский приказ свою тезку Аграфену Уварову и обвинила её в краже треуха. Произошло это, по словам истицы, когда к ней на «родины» собрались подруги и родственницы.
Женские посиделки порой заканчивались драматично. В 1702 году Мавра Сундукова, оказавшись в гостях у солдатки Ирины Кондратьевой, чуть не лишилась жизни. Пострадала и её дочь. Дело было так. Помимо Мавры, Ирина пригласила ещё двух женщин и накрыла стол. Позже к ним присоединились Варвара — хозяйка двора, на котором стояла Ирина, со своей матерью. Решив пошутить, Варвара сдёрнула кокошник сначала с себя, потом с других женщин. Но Мавра «осердилась и з головы у себя сорвать не дала». Это спровоцировало ссору, а затем и драку. Варвара кинула в Мавру ножом, но попала в её дочь.
Супружеские выходы «в свет» тоже могли иметь печальный исход. Уже упоминавшийся Пётр Шарап неоднократно дрался с женой прямо в гостях.
Иногда гости пользовались доверчивостью хозяев. Иван Латышов с женой Ариной в 1702 году пришли к Федоре Булатовой на постоялый двор «для свиданья, по знакомству» и у неё ночевали. Затем, «взломя коробку», супруги украли вещи хозяйки. Видимо, Федора мало знала своих «знакомых», что не помешало ей пустить их в дом. Что это — чрезмерная доверчивость, присущая лично ей? Или люди в то время знакомились намного быстрее? Сказать сложно. Латышовы могли быть и опытными аферистами, обманывавшими «приятелей».
Иногда женщины выпивали лишнего и без смущения сообщали об этом в суде (даже когда это было необязательно). Логично предположить, что подобное явление тогда не слишком осуждалось, считает исследовательница: «И мужья этих женщин, и судебные власти воспринимали происходящее как норму». Так, Татьяна Антонова, обвинённая в брани в 1708 году, тогда прямо заявила, что до этого была с сыном в кабаке, а истицу она «во пьянстве своем бранила ль, не упомнит».
Хозяйки застолий даже не всегда знали своих гостей. Показателен случай 1706 года. «В вечерни» к Матрёне Ушаковой пришли гости — жена Ивана Посошкова Софья Родионовна и его сестры, вдовы Аксинья и Агафья. С ними явился и капитан, которой стоял у Посошкова, с тремя солдатами. Ночью женщины отправились восвояси, а Матрёна с капитаном, уже изрядно выпившие, остались одни. Она пожаловалась гостю на своих соседей по постою, шестерых солдат. Тот решил за неё заступиться и выгнать их из избы. Хозяин возмутился. Завязалась перепалка. В итоге пострадала жена хозяина — получила выстрел в голову.
На допросе Матрёна заявила: солдат надо было выгнать, во-первых, потому, что они живут в этом доме «несмирно, безпрестанно в гулки и в варганы играют, скачют и пляшут», а во-вторых, ей «с холостыми в одном подклете стоять непригоже».
Если у знатных дам в начале XVIII века появилось много новых форм времяпрепровождения — балов, ассамблей, «машкерадов», то жизнь простолюдинок в этом смысле изменилась мало.
С другой стороны, постойная и рекрутская повинности всё же наложили отпечаток на досуг женщин из низов. Во-первых, солдатки, приезжавшие в город и зарабатывавшие деньги тяжелым трудом, вероятно, не знали других развлечений, кроме возлияний в сомнительных компаниях. Во-вторых, число военных, готовых к попойкам, дебошам и прочим увеселениям, в городах резко возросло, что напрямую повлияло и на жизнь женщин.
В целом материалы следствия дают широкие возможности для изучения женского досуга и круга общения. Они выводят и на такую важную тему, как специфика женского насилия.
По мнению учёных, низкий уровень участия женщин в тяжких преступлениях еще не означает, что они, в отличие от мужчин, не проявляли жестокости. Скорее, женское насилие просто проявлялось в других формах: в стычках с соседями, брани, потасовках. Исследование Видничук подтверждает эти выводы.
В работе также была сделана попытка взглянуть на определённые стороны жизни женщин XVIII века под новым углом. Изучение быта простых россиянок петровских времен дополняет общую картину.
Выбранный ракурс позволяет и переосмыслить сущность тех перемен в обществе, которые последовали за петровскими преобразованиями. Ясно, что изменения не сводились к предписанным сверху. «Запущенные властью процессы развивались дальше по собственной логике и не всегда были этой власти подконтрольны», — заключает автор статьи.
IQ
В подписке — дайджест статей и видеолекций, анонсы мероприятий, данные исследований. Обещаем, что будем бережно относиться к вашему времени и присылать материалы раз в месяц.
Спасибо за подписку!
Что-то пошло не так!
