20 февраля 2020
Книги отзывов московских музеев 1930-х годов изучила исследователь ВШЭ Елена Милановская. О том, почему водить экскурсии тогда было опасно, и как отдельные голоса отражали массовое сознание — в материале IQ.HSE в преддверии Всемирного дня экскурсовода.
Амбарная книга или тетрадь, иногда сшитая из отдельных тонких листов, которые опускали в специальные ящики — так выглядели книги отзывов в советских музеях в 1920-е годы. Именно тогда учреждения культуры начали развивать работу с публикой. В Третьяковской галерее, к примеру, открылся экскурсионно-просветительский отдел, и коммуницировать с аудиторией, не представляя ее реакции и потребностей, было не логично.
К исследовательскому интересу добавлялась политическая необходимость — воспитывать народные массы. Поэтому задача вести учет гостей — основная для дореволюционных музейных книг, уходила в прошлое. А вместе с ней и формат. В царские времена записи были краткими: имя, организация, дата. Теперь же сами названия — «Книга отзывов» или «Книга впечатлений» — обязывали наполнять форму содержанием. И посетители наполняли:
Выставка будит к глубокому труду и призывает работать в низах населения ради великих задач просвещения.
…почувствовала в себе приток новых сил вышла из этого здания с твердым намерением учиться, учиться и учиться, как завещал нам наш великий вождь и учитель В. И. Ленин.
Политехнический музей, 1935 год
Выставка — весьма убедительный аргумент в пользу нашего роста и тех необычайных перспектив нашего благосостояния в дальнейшем, которое не за горами и которое возможно лишь от Советской власти.
Политехнический музей, 1936 год
Словами про великое пестрели официальные речи, а пространство для выражения мнений, каким и были книги отзывов, становилось местом соединения личного и общественного, с перевесом последнего, говорится в исследовании.
Очень мало в музее (даже совсем нету) современного искусства за исключением нескольких фотографии Ленина и Сталина. Очевидно, руководители музея недооценивают или не понимают, что вечная наука и искусство есть классовые.
Отзыв студентов,
Музей изобразительных искусств, 1938 год
Этот небольшой текст, по словам Елены Милановской, соединил в себе три ключевых компонента массового сознания:
«идея важности современного, нового, строящегося»;
взгляд на искусство через теорию и историю классовой борьбы;
имена Ленина и Сталина как пароль и основа общественно-политической риторики.
Студенты отзеркалили то, чем были окружены в жизни — обобщили и озвучили повседневные темы советской идеологии. Портреты вождей причислили к современному искусству в художественном музее, но профиль музея значения не имел — идеология правила одинаково для всех.
Политизация жизни была настолько сильной, что работать экскурсоводом становилось опасно. Враг не дремлет, внушали СМИ — посетители демонстрировали бдительность, а книги отзывов превращались в каналы для подачи сигнала наверх.
Организация ВПГИ (военная). Экскурсовод вел Успенская.
Допускаю<т> троцкистскую контрабанду в вопросе о появлении классов, говоря о реке Нил указала, что он имел хорошую систему оросительных каналов и вот для того чтобы оборонять эти каналы породило расслоение на классы… А известно, что Троцкий так же ставил, что обороняться общине нужна была организованность, это и породило классы и государство. —
Нелепо полагать что такое протаскивание к. револ.троцкистской контрабанды <фраза обрывается>
Парторганизация музея разоблачить тов. Успенскую.
Музей изобразительных искусств, 1935 год
Чем в 1930-х могло обернуться для человека это «разоблачить», известно. Экскурсоводу Нюбергу, судя по следующей записи, повезло больше, но даже в положительных оценках — симптомы эпохи.
Группа бойцов ИПСД получила очень много полезного, ознакомились с искусством Египта.
Руковод. <руководитель экскурсии> Нюберг очень глубоко понятным языком объяснила бойцам всю идеологию того периода Царствования Фараонов, показав всю эксплуатацию и гнет последних над классами.
Музей изобразительных искусств, 1935 год
«Ревизия искусства шла далеко за пределы нашей эры, — комментирует исследователь. — Оно рассматривается в первую очередь с точки зрения партийных установок. Для авторов отзывов наиболее важен аспект эксплуататорства, никто не упоминает своих впечатлений от экспонатов музея».
Впечатления от экспонатов, конечно, есть, но не сами по себе. Они в контексте мифа о превосходстве советской системы, а миф поистине вездесущ. В СССР все самое лучшее: экономика, культура, люди — твердит система. И преуспевает. А в музейных книгах — эхом:
Я осмотрел всех художников Третьяковской галереи и очень удивился мастерству этих художников… Сам я не художник но понимать изящество очень могу. Я еще молод 18 лет, но сегодня я стал стариком, потому что много увидел и узнал. Не могу описать все те восторги, которые у меня ноходятся. Еще нет таких художников за пределами России или вернее, как у нас в СССР…
Третьяковская галерея, 1938 год
Честь и слава Героям Папанинцам, Сталинским питомцам. Только большевики могут иметь таких людей!
Политехнический музей, 1938 год
Капитализм сравнивается с социализмом. Безоговорочно в пользу последнего:
Я работал на капиталистических предприятиях царской России и соединенных штатов америки на протяжении 18 лет. Видел расцвет капиталистической промышленности… <нрзб.> какими жалкими показываются эти успехи…, с тем, что страна советов успела за эти считанные несколько лет.
Политехнический музей, 1935 год
Доморощенные недостатки критикуются на уровне замечаний о режиме работы музея, технической оснащенности или практичности экспозиции. Так, на выставке экспедиции «Северного полюса» в Политехническом музее одному не хватило конфет, которыми «достоверно питались» полярники, другому — упомянутой экскурсоводом подушки, третьему — надписи с «кубатурой палатки». А на выставке достижений меховой промышленности 1936 года ругают «уродливые полусвалившиеся» манекены, дешевое допотопное освещение и… отсутствие «американской деловитости»:
…к сожалению имеется один сущест. недостаток а именно: нет приема заказов и доставки их на дом. получается не практичность. нет американской деловитости. Мне понравилась шапка эскимоска из цигейкой овчины для себя и черное манто из щип. кролика но приобрести я не смог ухожу разочарован.
Сами музейщики гостями тоже не всегда восхищены. «…безрадостная группа: типично интеллигентская — в фешенебельных туалетах, с крашенными губами и “снисходительно приятным” отношением к работе», — так основатель и директор Дарвиновского музея Александр Котс охарактеризовал прибывших на экскурсию педагогов. Но худший вариант, по его мнению, — публика из подмосковных городов: присаживаются, поворачиваются спиной, не подготовлены, «оживляются только при шутках».
Посетителям есть чем ответить:
…только экскурсоводы все находются в отсутствии. За искурсоводов приходится обеснять техничкам.
Приписка другим почерком
после записи «всем радиовыставка понравилась»,
Политехнический музей, 1938 год
Прошагать несколько часов в музее, созерцая безмолвие, незнакомые приборы и машины и не услышав ни слова об’яснения, — все же досадно.
Политехнический музей, 1934 год
Мы, экскурсанты, посетив в Третьяковскую галерею, но за неимением консультанта ничего абсолютно не поняли. И поэтому, хотя картины на вид хороши, но смысл не понятен. Просим администрацию побеспокоиться о консультантах на протяжении всего дня, т.е. от 10 утра до 9 вечера.
Третьяковская галерея, 1938 год
Причина проста, поясняет Елена Милановская: основное внимание отводилось работе с группами от организаций, а одиночки терялись в отсутствие путеводителей и плохой навигации по экспозициям.
При таком подходе неудивительно, что отзывы большей частью коллективные, а в их словах и конструкциях неизменно тон эпохи: «От записей веет установочными бодрыми призывами, отчетами, телеграфным стилем. Создается впечатление, что речь идет о приемке, оценке услуги по каким-то непрописанным правилам».
Отзывы, вероятно, были обязательными. Они формальны и похожи: от какой организации группа, чью экскурсию прослушала, удовлетворены, благодарны. Писали и под диктовку, не «включив голову». Иначе как объяснить подобное:
Какая фабрика, сколько человек 13 посетили вы Военно - Исторический музей. Впечатление осталось хорошее. Руководителем остались довольны.
Государственный исторический музей, 1926 год
«Человек растворялся в коллективном отзыве», подчинялся общим принципам и лозунгам. В книгах нет приписок вроде «от себя добавлю». Нет многообразия голосов — писали либо восторженно, либо для порядка.
«В условиях мощного политического давления на общество, эпизод самовыражения в небольшом открытом тексте превращается в очередной акт сверки себя с нормами режима», — подчеркивает Елена Милановская.
Будь по-другому, музееведы того времени получали бы бесценный материал — значительная часть посетителей были людьми, «не так давно вхожими в музейную культуру и, следовательно, обладающими более свободным восприятием». Однако и сама наука балансировала на грани — постепенно политика «сворачивала» исследовательские лаборатории, начавшееся в 1920-х изучение зрителя приостанавливалось.
IQ
