05 октября 2018
Мало какие современные социальные институты могут похвастать столь долгой непрерывной историей, какой обладают университеты. Появившись в средневековой Западной Европе, в Новое и Новейшее время они стали основной формой организации высшего образования по всему миру, включая регионы с совсем иными историческими традициями. При этом и Старом, и в Новом Свете, в Азии и Океании сохраняются не просто восходящие к Средним векам названия должностей и степеней (таких, как ректор или декан, магистр или бакалавр), но и представление о древности университетских традиций и символов. Одним из таких символов являются студенческие песни, одна из которых, Gaudeamus (Возрадуемся), стала повсеместно узнаваемым универсальным атрибутом академического сообщества. 
Gaudeamus восходит к средневековой поэтический традиции, схожие с известным нам текстом фрагменты сохранились в рукописи XIII веке. В свою очередь, сама тема быстротечности жизни и призыва к радости юности явно имеет еще античные корни. Однако время его распространения в качестве студенческой песни доподлинно неизвестно: отдельные куплеты гимна появляются в немецких рукописных песенниках лишь в начале XVIII века, и к этому времени он уже явно получил распространение в нескольких академических сообществах. Впервые известный нам текст был напечатан в сборнике немецких студенческих песен, изданном в 1776 году литератором Х. В. Киндлебеном. Сам Киндлебен прямо указал, что серьезно отредактировал текст песни, популярной среди студентов, избавив ее от «присущих им непристойностей». Видимо, куплет, прославляющий отечество/город (res publica) и меценатов также добавлен им. Хотя имеются косвенные свидетельства того, что известная нам мелодия Gaudeamus восходит к XV–XVI векам, впервые она была записана также в конце XVIII века.
С начала XIX века Gaudeamus становится популярен в многочисленных студенческих сообществах Германии. Создается большое количество его переводов на немецкий язык, а также переделок, отражавших политические реалии, например, Наполеоновские войны. Gaudeamus получил широкое распространение как часть культуры студенческих застольных песен. Этот гимн всегда входил в специальные книжки для застолья, выпускавшиеся со специальной кожаной обложкой для защиты от разлитого на столе пива. Эти традиции увозили с собой иностранные выпускники немецких университетов. В результате уже в 1830 годы появились переводы гимна на русский язык, а в середине XIX века он вошел в первый студенческий песенник Йельского университета.
К тому времени Gaudeamus — универсальный символ университетской культуры, понятный не только студентам и выпускникам. Цитаты из него появляются на многочисленных сувенирах (включая популярные среди студентов-медиков черепа) и открытках. Его мелодию цитирует «Академическая торжественная увертюра» И. Брамса, созданная композитором по случаю получения звания почетного доктора университета Бреслау. И эта цитата легко считывалась (и продолжает считываться) широкой публикой.
В XX столетии Gaudeamus оставался признаком принадлежности к классической академической культуре. При важности его универсальности, создающей образ единого во всем мире университетского сообщества, росло число его локальных переделок и вариантов, некоторые из которых становились официальными гимна университетов и колледжей в Канаде и Германии, СССР и Австралии. Он становился частью локальных ритуалов, вписываясь в местный контекст: торжественных обедов и шествий. Например, его переработка традиционно сопровождает процессию студенческого братства университета Малаги в Великий понедельник Страстной недели.
Символическое значение Gaudeamus, его универсальность и направленность на поддержание и изобретение традиции, проявлялось даже в тех условиях, где этой культуре, казалось бы, не было место. В повести Григория Белых и Л. Пантелеева «Республика ШКИД» учитель Викниксор предлагает Gaudeamus своим ученикам-беспризорникам в качестве мелодии для гимна этой самопровозглашенной республики. А в экранизации режиссера Геннадия Полоки учителя Школы-коммуны имени Ф. М. Достоевского, выпускники дореволюционных университетов, исполняют его хором, вызывая неподдельный интерес бывших беспризорников.
В послевоенном СССР Gaudeamus оставался частью университетской культуры, хотя и использовался, как правило, в отрыве от традиции застольных песен XIX века. Одно из — одноименный фестиваль студенческих песен, проходящий в Эстонии с 1950-х годов до наших дней. Ориентируясь в большей степени на студенческие обычаи, восходящие к Германии, он стал важным центром национальной культуры. А в конце 1980-х годов — одной из первых трибун борьбы прибалтийских государств за независимость.
В большинстве случаев старинный гимн удачно вписывался в официальную университетскую культуру, и его оригинал, и переделки исполняло множество самодеятельных ансамблей. В 1969 году газета «Комсомольская правда» провела конкурс на лучший его перевод, в котором победила Новелла Матвеева. Во времена Оттепели образ «старинного студенческого братства» оказался органичен советской полуофициальной культурой, активно используясь в ней уже без прямой связи с собственно университетом. Возможно, ярчайший пример тому — «Старинная студенческая песенка» Булата Окуджавы.
То, как воспринимался исторический аспект образа «старинных студенческих традиций», демонстрирует следующий кейс. На популярнейшей пластинке композитора Давида Тухманова «По волне моей памяти…» можно услышать песню «Из вагантов», также известную по первой строке — «На французской стороне…».
Композитор использовал перевод средневековой песни Hospita in Gallia, входящий в сборник «Песни Байерна». Это собрание поэзии вагантов вдохновило, в частности, К. Орфа на создание знаменитой оратории Carmina Burana, одного из важнейших образцов музыкального медиевализма XX века. Он был первоначально опубликован Л. Гинзбургом под названием «Прощание со Швабией» в сборнике «Лирика вагантов», выпущенном издательством «Художественная литература» в 1970 году.
Этот перевод крайне далек от оригинала и не раз критиковался исследователями: он не передает ритмическую структуру стихотворения и практически полностью искажает смысл. В латинском тексте герой, несмотря на печаль от расставания с друзьями, желает скорее отправиться в «город премудрости», а не боится «умереть от своей латыни». Полностью пропала и религиозная тема. В свою очередь, автор песни сократил перевод Гинзбурга, в частности, выкинув из него географические детали. Показательно, что Тухманов в посте, опубликованном в 2007 году на своем официальном сайте, указал, что он «постарался передать в музыке озорной и неуемный дух, свойственный вообще всякой студенческой братии во все времена ».
И мелодия, и аранжировка песни далеки от аутентичной средневековой музыки. При этом образы средневекового текста, «скорректированные» переводчиком и автором, явно ориентированы на современную им популярную культуру, очевидно отсылая к традициям советской студенческой самодеятельности. Это не могло дополнительно не способствовать популярности композиции. Песня Тухманова почти лишена средневекового контекста – но при этом органично вписана в современную ей студенческую культуру (включившую в себя и Gaudeamus), якобы углубляя ее в далекое прошлое. Многочисленные переделки старинного гимна, исполняемые как на официальных университетских мероприятиях, так и во время уличных протестов 90-х годов, и в постсоветской России. Соответственно, востребован и образ вечно молодого студенческого сообщества, сохраняющего обычаи с глубокой древности (пусть и сама эта древность остается туманной).
Случай гимна Gaudeamus и «старинных» студенческих песен ярко демонстрирует, что для академических сообществ важны не только официальные истории университета и его величественные строения, но и традиции и фольклор, желательно уходящие корнями в стародавние времена.
Случай распространения гимна Gaudeamus XIX века можно назвать «изобретеннной традицией». Подобные явления описаны в одноименном сборнике, вышедшем в 1983 году под редакцией Эрика Хобсбаума и Теренса Рейнджера. Его авторы прослеживают создание якобы древних обычаев (например, ношение килта в Шотландии), призванных сплотить некое новое (или сильно изменяющееся) сообщество, чаще всего — нацию. Как правило, «изобретение» подобных традиций происходило в XIX — начале XX веков.
Необходимость «изобретения» общего студенческого гимна была связана со значительными переменами в жизни университетов начала XIX века. Одной из них была секуляризация. И среди преподавателей, и среди студентов (ранее почти исключительно клириков) становилось все больше мирян. Из-за этого прежние связи терялись, формировалась «обновленная» идентичность — как локальная, характерная для каждого университета, так и глобальная, объединявшая всех людей университетской культуры. Но изменившееся сообщество продолжало претендовать на свою древность, поэтому или создавались якобы древние традиции — или переосмысливались прежние атрибуты.
Отголоски этого перелома заметны и в современных университетских сообществах. К примеру, традиционное студенческое облачение в старинных университетах, нередко представляет собой несколько трансформированное облачение монахов и священников. При этом оно в наши дни оно воспринимается как древнее, средневековое, но уже ни в коем случае не как церковное. Нужно добавить, что и «флёр древности» в этом случае может исчезнуть, как в случае заимствования торжественного одеяния выпускников (мантии и квадратной академической шапочки) в постсоветских университетах. Соответственно, подражание престижному примеру североамериканских и британских высших школ не подразумевает отражения средневекового происхождения. В этих новых условиях полностью мирской гимн оказался как нельзя кстати, что подтверждает сохранение его популярности и в наше время.
Но от других «изобретенных традиций» его отличает универсальность, связанная с глобальностью самого феномена университета. Показательно, что одним из первых примеров, рассмотренных Хобсбаумом во введении сборника являются фестиваль рождественских прелюдий в Королевском колледже Кембриджа — обычай, характерный лишь для одного конкретного места. Существует много традиционных студенческих песен, ведущих (или якобы ведущих) свою историю из далекого прошлого и служащих важным фактором идентичности академического сообщества. Примером могут служить студенческие фаду университета Коимбры в Португалии, и традиции исполнения, и по сюжетам связанные исключительно с этим местом. Их исполнения на пороге Кафедрального собора в ходе так называемой Монументальной Серенады, являющейся частью Праздника сожжения ленточек, — один из ярчайших символов единства академического сообщества.
В отличие от подобных случаев Gaudeamus сравнительно легко «отделяется» от сопутствующей ему частично «изобретённой» в начале XIX века немецкой традиции застольных студенческих песен. Он встраивается и в контекст испанского религиозного шествия, и в контекст советской полуофициальной самодеятельности. Но во всех этих случаях он репрезентирует единство и постоянство университетской культуры, обеспеченное ее воображаемым прошлым.
IQ
