В статье «Кочующая топонимика»: транспортная система как движущая сила названий в Москве» Константин Глазков и Павел Гнилорыбов назвали пять неочевидных, но значимых функций столичного метро.
Авторы исследования:
Не только метро подстраивается под Москву, но и Москва – под метро. Лозунг Московского центрального кольца – «Город становится ближе» – можно отнести и к подземке. Москва «и вся городская жизнь строятся вблизи метро, проходя сквозь него», пишут исследователи. Это проявляется:
в строительстве жилых кварталов,
ценах на недвижимость – квартиры около метро дороже,
освоении городской среды: люди обычно чаще посещают магазины, кафе, парки и кинотеатры, расположенные рядом с метро.
Иными словами, метро стало социально-экономической точкой отсчета, символом благополучия. Поэтому важно «как можно скорее вводить новые линии в эксплуатацию», поясняет ведущий архитектор Дирекции по проектированию объектов метрополитена ОАО «Моспромпроект» Максим Аммосов. Это сказывается на самоощущении горожан. «Каждый житель Москвы хочет быстро, удобно, беспрепятственно и безопасно перемещаться по городу», – добавляет эксперт.
Метро – это и психологическая точка отсчета, своего рода нулевой меридиан. В сознании горожан существуют субъективные – «воображаемые» – карты города. Они помогают в навигации, поисках рациональных путей передвижения. При этом подземке отводится особая роль:
рядовой москвич чаще ориентируется по станциям метро, чем по названиям районов. «Мало кто ответит, где находятся Вешняки, Котловка, Гольяново, Марфино, Зюзино и другие, если не проживает рядом, – пишут авторы. – Зато доля ответивших существенно вырастет, если мы заменим их названиями расположенных поблизости станций метро: «Выхино», «Нагорная», «Щелковская», «Петровско-Разумовская», «Каховская» соответственно».
топонимы, которые не увековечены в названиях станций, не воспринимаются как значимые и забываются,
вагоны и платформы тоже помогают в навигации. Так, назначая друг другу встречу, москвичи говорят: «У последнего вагона из центра», «В центре зала»,
старые городские легенды закрепляются в повседневных практиках. Когда-то нос бронзовой собаки пограничника на станции метро «Площадь Революции» гладили только студенты МГТУ им. Баумана – на удачу. Теперь песий нос полируют самые разные искатели счастья, и взрослые, и дети.
Роль метро как психологического ориентира отчасти связана с тем, что подземка – своеобразный символ стабильности. В пору постсоветских трансформаций метрополитен был одной из тех немногих систем городского жизнеобеспечения, которые создавали ощущение порядка и работали бесперебойно, поясняют исследователи. Тем самым привычные практики горожан оставались неизменными. По сути, метро было сопоставимо с успокоительным средством, снижало тревогу.
Каркас Москвы (или, по словам исследователя, ее «психологическое ядро») формируют три элемента: Кремль (как «верстовой столб»), МКАД и метро.
Кремль обладает неким сакральным смыслом и формирует московскую идентичность. Однако в обиходе чаще фигурирует не сам исторический объект, а «расстояние до Кремля», измеритель бытовых передвижений.
МКАД обозначает границы города. Как в мифологии, «черта» разделяет два мира: «замкадье» все еще ощущается как «новые», непривычные территории, которые пока слабо вживлены в ткань Москвы (см. Новые района Москвы не должны быть спальными, Как создается имидж городского района, Город должен развиваться многомернее). В целом кольцевая автодорога не вызывает у горожан теплых чувств. С метро ситуация другая.
Подземка не просто структурирует город. Она также «отвечает за смысловое наполнение внутренних территорий Москвы». Казалось бы, как «транзитное пространство», метро не должно «притягивать» к себе эмоции горожан и туристов. Но на практике такие чувства возникают. По сути, метро — это «формирующий корсет» Москвы, средство придания ей привлекательности.
Метро позволяет восстановить старую столичную топонимику, вспомнить те места, о которых уже мало знает. В то же время московская подземка играет важную роль «собирания земель»: «Каждое шестое название станций метро обозначает направление к другим городам и странам <…> тем самым названия участвуют в разметке пространства, обозначая связь одной точки со всеми другими – Кремля по отношению к охватываемому имперскому пространству».
Анализ названий станций метро (а их всего 206) показал, что среди них 63% носят «исторические» названия (поселения, церкви и другие объекты, к которым они отсылают, существовали еще в досоветский период, причем не обязательно в Москве), а 41% – «местные» названия (например, с привязкой к окрестному ландшафту).
Самые высокие показатели «местных» названий – на Сокольнической и Люблинско-Дмитровской линиях, но по разным причинам.
Первая ветка – самая старая, и ее активно затронула десоветизация названий (были переименованы семь станций, из них шесть получили «исторические» названия: так, «проспект Маркса» стал «Охотным рядом», «Кировская» – «Чистыми прудами», «Дзержинская» – «Лубянкой»).
Вторая ветка – самая молодая, запущенная в эксплуатацию после распада СССР.
В целом десоветизация поменяла показатели «историчности»: хотя бы раз были переименованы 28 станций, из них 19 вернули себе «исторические» имена.
Часть названий станций метро увековечила старые подмосковные селения. Так, станции «Свиблово», «Медведково», «Алексеевская», «Владыкино», «Бибирево», «Алтуфьево» названы в честь бывших населенных пунктов и усадеб XIX века. «Если когда-то это были поместья, деревни и храмы, то теперь вместо них такую разметку производят станции метро и электричек», – поясняет Константин Глазков.
В СССР старые названия могли романтизироваться, получать новое звучание. Так, например, произошло с Черемушками, Текстильщиками и пр. (впоследствии также станции метро). На месте подмосковных деревень с покосившимися домами, свалками мусора, огородами и болотами возникали благоустроенные и озелененные улицы. Старому и отгнившему противопоставлялась новая жизнь, с ее пафосом строительства, витальности, веселья.
Старинную топонимику возродили и станции Московского центрального кольца, связывающего метро и железную дорогу. «Названия остановочных пунктов МЦК воспроизводят московскую топонимику чуть ли не до времен Средневековья, – пишут авторы. – Введение пассажирского сообщения в сентябре 2016 года вернуло в строй «исторических» многие названия, которые не дублировались станциями метро: «Лужники», «Шелепиха», «Хорошево», «Стрешнево», «Лихоборы», «Ростокино», «Андроновка», «Верхние Котлы» и пр.» «Это, конечно, не сам старый город, но попытка воспроизведения его исторической ткани», – резюмируют исследователи.
Мозаики, витражи, скульптуры и другие украшения подземки – это часть историко-культурной, эстетической идентичности Москвы. Иными словами, метро изначально создавалось не просто как транспортная артерия, но и как своего рода музей, достопримечательность.
Пять известнейших станций московского метро:
«Площадь Революции» – станция скульптур (солдат, матросов, студентов, шахтеров – тех людей «нового мира», на которых делала ставку Советская власть).
«Кропоткинская» – одна из самых торжественных, светлых станций, включающая мотивы архитектуры Древнего Египта (освещение наверху колонн). Проект станции удостоен Гран-при на международных выставках в Париже (1937 год) и Брюсселе (1958 год).
«Маяковская», вестибюль которой украшен «летящими» арками и мозаиками (в 1939 году проект станции получил Гран-при на Всемирной выставке в Нью-Йорке).
«Новослободская» – станция витражей. Москвичи называли ее «подземной сказкой» (ее персонажами стали инженер, художник, музыкант и другие представители творческих профессий).
Станция «Комсомольская». Это одна из самых богато декорированных и помпезных станций, яркий пример «сталинского ампира».
Со станциями московского метро связаны имена известных архитекторов – Алексея Щусева, Дмитрия Чечулина и Алексея Душкина, выдающихся художников.
Впрочем, как отмечает архитектор метрополитена Максим Аммосов, «эстетически богатое убранство подземки сегодня имеет второстепенное значение». В 1955 году вышло постановление ЦК КПСС «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве», которое завершило эпоху «сталинского ампира» в истории архитектуры. Акцент на декоративности сменился акцентом на функциональности. Если продолжить мысль культуролога Владимира Паперного (автора знаменитой книги «Культура Два»), то «движение, динамика метро вышли на первый план, а статика – декор, оформление вестибюлей – оказались на втором плане», говорит Аммосов.
Яркий пример такой смены акцентов приводит в интервью сам Владимир Паперный: «Входы в станции метро сталинской и хрущевской эпох — характерные примеры двух разных культур. «Культура Два» — это монументальные арки, украшенные скульптурами пограничников, охранников, ангелов, потому что акт перехода границы — дело опасное. «Культура Один» — хрущевские спуски под землю, которые невозможно отличить от подземного перехода».
Современный «социальный заказ метро предполагает хорошие подвижные составы и подъездные пути, долговечность конструкций, комфорт и защищенность разных групп пассажиров», подчеркивает Аммосов. Однако при строительстве «во многом под диктатом подрядчиков стараются минимизировать трудозатраты и ускорить производство». Новые ветки метро, как в развитых европейских странах (Германии, Великобритании), выносятся на поверхность, что во многом «снимает проблему сложности возведения». В художественном оформлении действует принцип «less design» (дизайн как таковой почти отсутствует), резюмирует Аммосов. В этом случае важны эргономичность конструкции и инженерно-техническая база станции.
Тем не менее, культуртрегерский подход к метрополитену существует до сих пор. Есть «тематические» составы: галереи (пассажиры в пути рассматривают репродукции известных картин), поезда, посвященные войне («70 лет Великой Победе») и советскому кино, «просветительские» вагоны («Читающая Москва» – пассажиры могут бесплатно скачивать электронные книги), составы с экологической тематикой и пр.
Транспортная система – это и инструмент трансляции символической власти и наведения порядка в структуре реального и «воображаемого» города. Метро стало одним из советских гранд-проектов, упорядочивших стихию столичной жизни:
Разрозненные ранее части города увязывались в единое целое, централизовывались, оказывались под единым началом.
Ощущение порядка отчасти связано с тем, что «метро сжимает пространство, ускоряя время передвижения».
В пору строительства метро столица над землей и под землей сильно отличались. По сути, это были два разных города.
«Контраст наземной Москвы, с ее темными углами, старыми деревянными домами, с ее щербатой мостовой, кривыми и нечистыми переулками, и Москвой подземной, одетой мрамором, сверкающей огнями и зеркалом полов, был вопиющим» (цитата из фильма «Советская империя. Метро», телеканал «Россия-1», 2009 год). Богатые интерьеры подземки воспевали «светлое будущее» и выгодно приукрашивали «имперское» настоящее.
В 1990-е годы, несмотря на всю свою имперскую стать, «подземное царство» впустило в себя бедность и беспорядок. В переходах, павильонах и даже вагонах шла бойкая торговля – от подержанной посуды до «незаконных» букетов ландышей.
Еще одна важная мифологема, связанная с «имперским» метро, – безопасность. Так, в годы войны станции служили бомбоубежищем. Эта мифологема используется и в современной культуре. Например, в нашумевшем романе Дмитрия Глуховского «Метро 2033» люди спасаются от последствий ядерной войны именно в подземке. Так или иначе, метро остается некоей моделью мира – безопасного, устойчивого, упорядоченного и доступного. IQ
См. также:
Мегаполисы конкурируют с пригородами
Город должен развиваться равномернее
Москвичи привязаны к своему району
Wi-fi в метро меняет стиль жизни горожан
Что расскажут о городе названия кинотеатров и кафе
Процветание зависит от облика города
В подписке — дайджест статей и видеолекций, анонсы мероприятий, данные исследований. Обещаем, что будем бережно относиться к вашему времени и присылать материалы раз в месяц.
Спасибо за подписку!
Что-то пошло не так!