Надвратные храмы

В Издательском доме ВШЭ вышла книга «Очерки архитектуры Византии и Кавказа» Андрея Виноградова, профессора школы исторических наук и заведующего Научно-учебной лабораторией медиевистических исследований. IQ.HSE публикует главу из книги, посвященную особому типу византийских храмов.

Надвратные храмы были редкостью в Византии и ни в одной ее части не образовали сколько-либо устойчивой традиции (хотя надо сразу отметить, что сохранность именно этого типа памятников самая худшая, так как они почти не опознаются археологически). Поэтому неудивительно, что им не было посвящено никакой специальной работы в европейской науке. Напротив, для Древней Руси это был весьма значимый и хорошо изученный архитектурный феномен, впервые глобально осмысленный еще В.П. Выголовым, так что понятно, почему первое обобщение относительно надвратных церквей в византийским мире было предпринято именно специалистом по древнерусскому зодчеству — Вл.В. Седовым, который постулировал широкое распространение надвратных церквей во всем византийском мире, а также символический, «иерусалимский» характер таких храмов.

В последнее время его выводы были, однако, подвергнуты критике в исследовании А.В. Трушниковой, на которую отреагировали и мы в своей недавней работе. В частности, нашей задачей было уточнить список надвратных храмов Византии, из которого следует исключить некоторые памятники.

Так, Вл.В. Седов приводит упоминание в «Слове о положении Ризы Богоматери во Влахернах» Феодора (или Псевдо-Феодора) Синкелла в связи с событиями 619 г. «храма Богородицы, который называется “Иерусалимом” и лежит внутри ворот, именуемых “Золотыми” по работе». Хотя никаких археологических следов храма в комплексе константинопольских Золотых ворот не обнаружено, исследователь считает возможным его существование у ворот или даже над ними. Однако греческое ἔνδον τῆς πύλης означает не «внутри здания ворот», а «за воротами, внутри стены». Действительно, Р. Жанен, на которого ссылается и сам Вл.В. Седов, помещает этот храм в квартале, примыкающем к Золотым воротам и городской стене.

Затем исследователь приводит фрагмент из «Истории» Льва Диакона: «проник через калитку, находившуюся под храмом святого Фоки, в город», считая его ясным указанием на надвратный храм. Однако, во-первых, речь идет не о воротах, а о «некой дверце» (τινος πυλίδος), не имеющей даже собственного имени. Во-вторых, выражение «под храмом святого Фоки» (ὑπὸ τὴν τοῦ ἁγίου Φωκᾶ... ἑστίαν) может быть понято по-разному: и как свидетельство нахождения потерны в субструкциях храма, и как указание на то, что калитка находилась ниже храма Св. Фоки, который был расположен на возвышающемся над городом Акрополе. В любом случае нельзя считать это однозначным свидетельством существования надвратного храма.

Далее Вл.В. Седов упоминает, что «над воротами с южной стороны города, известными под турецким названием Индшили-киоск, возвышался храм Христа Филантропа». Но здесь опять содержится ряд некорректных утверждений. Во-первых, Р. Жанен, на которого тут исследователь снова дает ссылку, прямо говорит о том, что отождествление Инджили-кёшкю с монастырем Филантропа уже давно отвергнуто. Во-вторых, в субструкциях храма, относящихся к тому же, вероятно, к палеологовскому времени, нет никаких ворот.

Вл.В. Седов трактует как надвратный и храм Св. Иоанна Богослова, упомянутый Продолжателем Феофана: «у самых одностворчатых ворот стоит прелестнейшая часовня Иоанна Богослова». Не удовлетворяясь переводом Я.Н. Любарского «у самых... ворот», действительно корректно отражающим греческое κατ’ αὐτὴν... εἴσοδον (хотя слово εἴσοδος может обозначать, конечно, и калитку), исследователь приводит кажущийся ему более точным английский перевод С. Манго: «at the very gate», который он, в свою очередь, передает по-русски почему-то как «на воротах», хотя, в сущности, это то же «у самых ворот». Очевидно, что речь здесь идет об обычном храме около ворот.

Еще один надвратный храм в ограде Большого императорского дворца в Константинополе Вл.В. Седов отыскивает в «Псамафийской хронике»: «через Слоновые ворота, где основана часовня Св. мученика Афиногена». Даже русский перевод «где» не позволяет однозначно утверждать, что храм был на воротах, — греческий же оригинал πύλῃ, ἐν ᾗ дает еще больший простор для интерпретаций: храм мог стоять на воротах, быть встроен в них или даже находиться около них. Так, Р. Жанен помещает храм Св. Афиногена à la porte — «у ворот».

Наконец, еще одну надвратную церковь столицы Вл.В. Седов обнаружил у Манганского монастыря: она должна была находиться над субструкцией с апсидой. Однако в издании раскопок, на которое ссылается исследователь, прямо сказано, что апсида с конхой есть и в самой этой раскопанной структуре, а найденные в ней на полу кубики золотой смальты однозначно указывают на существование здесь небольшого храма, вероятно, Богородицы; кроме того, у нее есть собственная субструкция. На опубликованном разрезе хорошо видно, что над этой структурой нет никаких стен, а конха апсиды выражена и снаружи, что исключает постановку на нее другой апсиды.

Наши критические замечания были в основном поддержаны А.В. Трушниковой в ее статье. Важным плодом этой дискуссии стал перечень византийских надвратных храмов, который и будет обсуждаться в настоящей главе. Перед нами задача — проанализировать конструктивные и функциональные аспекты византийских надвратных церквей с привлечением сравнительного материала из Древней Руси и Западной Европы.

Константинополь

Самым ранним свидетельством существования надвратных храмов в Византии служит церковь над воротами Халки Большого императорского дворца. Впрочем, С. Манго, а вслед за ним и А.В. Трушникова (в обеих упомянутых работах) поставили под сомнение ее надвратный характер, отождествляя с ней двухъярусный средневизантийский купольный храм, служивший в османское время зверинцем («Арсланхане»), просуществовавший до 1804 г. и запечатленный на гравюре Г. Инджиджяна. Позднее, правда, С. Манго отказался от его реконструкции в качестве крестово-купольного триконха, сочтя просто тетраконхом. Но и сам вопрос отождествления храма с гравюры Инджиджяна с Халкинской церковью еще далек от разрешения: предпочтительней выглядит отождествление изображенной постройки с церковью, фигурирующей в источниках под именем Св. Иоанна или Св. Фоки со Св. Иоанном в Дииппии.

Для прояснения сложного вопроса о местоположении Халкинского храма следует обратиться сперва к свидетельствам сообщающих о нем письменных источников. «Патрии Константиполя» сообщают, что «Спасителя в Халке воздвиг Роман Старший на двух колоннах, очень маленьким, так что можно видеть престол, и приставил к нему двенадцать клириков». Лев Диакон уточняет его облик: «...место для молящихся очень узко, ибо там едва могут поместиться пятнадцать человек, а вход извилист, неудобен и походит на витой лабиринт или убежище». Небольшой размер и неудобство входа у первой Халкинской церкви легко объясняется необходимостью вместить ее в структуру ранневизантийских ворот, а двухколонность — вписыванием в квадратный абрис. Своды церкви опирались на две колонны; поскольку укороченных базилик (типа базилики Св. Анны в Трапезунте) в это время в столице не строили, приходится реконструировать ее как крестово-купольный храм на двух колоннах. Более того, нельзя исключать, что этот императорский храм стал образцом для церквей такого типа на Балканах, которые фиксируются там с конца Х в.: храм Свв. Иасона и Сосипатра на Керкире и кафоликон монастыря Кораконисии в Эпире, а также церковь «на каменари» в Преславе с такой «столичной» чертой, как апсидиолы в виме.

Храм столь малых масштабов имел скорее не практическую функцию (о которой нам ничего не известно), в отличие от сменившей его церкви Иоанна Цимисхия, а символическую. Ворота Халки с их образом Спасителя, уничтоженным иконоборцами и заново восстановленным в 842 г., были одним из сакральных символов столицы, оставаясь при этом вполне светским по архитектуре позднеантичным сооружением, — возведение на них храма, пусть и небольшого, значительно меняло их облик и статус. Показателен и сам выбор места для надвратного храма — парадные ворота дворца, не имевшие военной функции. Само же возведение храма над высокой субструкцией вполне вписывается в новаторскую строительную программу Романа Лакапина (ср. первый императорский монастырь-мавзолей — Мирелеон, чей храм был воздвигнут также над высокой субструкцией усыпальницы), которая должна была увековечить память об этом императоре-узурпаторе.

Храм Романа Лакапина другой император-узурпатор Иоанн Цимисхий в 971 г., согласно Льву Диакону, «приказал перестроить... от самого основания, расширить и сделать более светлым», из чего следует, что перестроен был именно храм, а не все ворота (действительно, недавние раскопки показали, что нижняя часть ворот оставалась ранневизантийской постройкой) и что новый храм находился на том же месте. Вместе с тем, поскольку новый храм был построен «над сводом [ворот] Халки», о чем прямо сообщают видевшие его Георгий Кедрин и Михаил Глика, то и храм Романа также был надвратным. Лев Диакон уточняет, что император «сам обозначил очертания стен; некое вдохновение внушило ему это усердие и распорядительность, и храм достиг такой красоты и величия, которые присущи ему теперь». Дополнительную информацию о Халкинском храме дают «Патрии Константинополя»: «Иоанн Цимисхий расширил и повысил его, украсив множеством золота и серебра и придав ему 50 клириков и роги в 30 номисм. А священные венцы, скипетры, диски и светильники, золотые и серебряные, золотые одежды и свои личные императорские одеяния он подарил туда и пожаловал множество недвижимых имений. Туда же вложил он то, что привез из своего похода: честное Распятие, святой образ из Берита и святые сандалии Христа и Бога нашего, в различных золотых и украшенных камнями кивориях. И свою могилу устроил он там, и был там положен».

Таким образом, Иоанн Цимисхий превратил Халкинскую церковь Спасителя одновременно в храм-реликварий (наподобие Фаросского храма Богоматери в том же Большом дворце) и свою усыпальницу: поскольку погребения на втором ярусе не известны в Византии, то гробница императора находилась, вероятно, в нижней части здания. К сожалению, источники ничего не сообщают нам о форме здания, но недавно раскопанные основания ворот выявили ширину их проема (7,5 м) и предполагаемую ширину всей постройки (17,5 м), которые показывает, что храм мог быть весьма масштабным. Кроме того, вряд ли бы Иоанн Цимисхий заменил купольный храм базиликой. Судя по ориентации ворот, храм должен был располагаться по их продольной оси. Наконец, противопоставление в «Патриях Константинополя» старого, маленького и двухколонного храма новому, большому говорит в пользу того, что последний был также колонным, скорее всего четырехколонным, т.е. типа вписанного креста простого или сложного извода. Вопреки мнению Трушниковой, Халкинский храм просуществовал до конца Византии.

Балканы

Единственный известный пример надвратной церкви на Балканах — храм № 5 в Пернике конца XI — начала XII в., под западной частью которого проходила улица от крепостных ворот к главной улице города. Точная форма надвратной церкви не известна, но, вероятно, она была купольной: Д. Василева реконструирует ее как компактно вписанный крест, а Н. Чанева-Дечевска — как трехтравейный купольный зал : в пользу последнего варианта говорит устройство Kuppelhalle над своеобразной галереей в Бачковском монастыре (храм Свв. Архангелов, XIII в.). Датировка перникского надвратного храма указывает на его строительство во время византийского владычества, вероятно, под влиянием Константинополя.

Понт

В Малой Азии надвратные храмы зафиксированы только в одном регионе — Понте (средневизантийская фема Халдия).

Две надвратные церкви известны в Бузлуджа Кале (Джанаер) в 30 км к востоку от Трапезунта: они находятся над северными и южными воротами этого комплекса. От южной церкви сохранялся только фрагмент наборного пола, а от северной, отделенной от нижнего яруса карнизом, — северо-западный угол и вся восточная часть, включая не выраженную снаружи апсиду. Э. Брайер и Д. Винфилд не указывают тип северной церкви (хотя на их плане она представлена как зальная), отмечая лишь начало сложно профилированной арки у северного плеча апсиды и видя в ней признак кавказского влияния. Однако курватура арки показывает, что та была шире, чем была бы глухая арка, делящая боковую стену пополам, — ее ширина заставляет предположить здесь ступенчато повышающиеся подпружные арки (начало второй видно с востока), поддерживающие купол. Соответственно, весь храм относился к типу компактно вписанного креста с открытым в наос нартексом, хорошо известному в Понте, хотя карниз под арками может действительно указывать на кавказское влияние. Вполне возможно, что и южный надвратный храм имел такой же план.

Весь комплекс Бузлуджа Кале представляет собой Халдский монастырь Спасителя в Сирменах, основанный в конце IX в.; не раньше этого времени датируются и его постройки. Ни одна из них не имеет точной датировки, но тип opus sectile (ромб, окруженный треугольниками), украшающего пол в южном надвратном храме, находит себе самую раннюю аналогию в храме Богородицы монастыря Осиос Лукас в Фокиде, построенном в 960-е годы. Впрочем, датировку надвратных храмов Сирмен может прояснить еще один памятник такого типа в Понте.

Это надвратный храм в Варзахане близ Байбурта, расположенный к юго-востоку от октагона и примыкающего к нему кладбища, небольшое здание квадратной формы, со слабо выступающей апсидой, примерно квадратного плана, что, учитывая купольность других варзаханских храмов, говорит в пользу и его купольного перекрытия. Ж.-М. Тьерри считал арку под храмом сводом нижней камеры двухэтажной погребальной церкви, типичной для армянской архитектуры. Однако на фотографии Д.И. Ермакова хорошо видна аккуратная лицевая кладка восточного края арки, исключающая возможность присоединения к ней стены, свода или апсиды: против этого говорит и двухуступчатая профилировка торца арки, и выравнивание по нему восточного края апсиды в верхнем ярусе. Соответственно, эта арка может быть только проездом ворот, находившихся, очевидно, в стене (остатки последней хорошо читаются на фотографии Ермакова к югу от ворот и хуже к северу).

Халдский монастырь в Сирменах и варзаханский комплекс (тоже монастырский?) роднят не только надвратные церкви, но и сходство редкого типа их кафоликонов: октаконха и октагона-октаконха соответственно, так что отрицать их связь невозможно. Соединение в октагоне и надвратном храме Варзахана черт трапезунтской (геракловы узлы на фасаде) и центральноанатолийской (разделка фасадов плоскими нишами) архитектурной традиции с элементами из Закавказья (треугольные ниши на фасадах с витыми полуколоннами внутри), конкретнее из раннего (960-х годов) зодчества Давида III Куропалата («лучевая» декорация над окнами), заставляет предполагать, что они были построены в 979–989 гг., когда одним из владетелей Халдии был союзник Давида патрикий Чордванели из Тао. Поскольку же архитектурное влияние шло из Трапезунта на юго-восток, во владения грузинских Багратидов, а не наоборот, то, по всей вероятности, именно Варзахан подражает Сирменам, т.е. храмы в Сирменах, октаконх и надвратные, датируются концом IX — серединой Х в.

Судя по такой датировке, традиция надвратных церквей могла попасть в Понт из Константинополя, где Халкинский храм был воздвигнут не позже 944 г., — в таком случае, сирменские надвратные церкви были построены в 930–970-м годах, что вполне согласуется с типом opus sectile в одном из них. Но более вероятна актуализация темы надвратных церквей в связи с перестройкой Халки в 971 г. Иоанном Цимисхием, происходившим как раз из Северо-Восточной Анатолии, — тогда датировка всех понтийских храмов такого типа сдвигается к 970–980-м годам.

Крым

Наряду с Понтом традицию надвратных церквей, на сей раз зальных, можно проследить в Крыму. Древнейшая из них была расположена (в поперечном направлении) над аркой главных ворот городища Эски-Кермен в горном Крыму: от нее сохранилась только вырубленная в скале апсида на восточном откосе ворот. Храмик над воротами был сооружен после разбора — вместе с другими крепостными сооружениями Эски-Кермена — надвратной башни, вероятней всего, после восстановления византийской власти в Горном Крыму, произошедшего в 840-е годы. Если он возник под влиянием Халкинской церкви, то был построен не ранее середины Х в. После его разрушения (по непонятным причинам) к западу от него в XII–XIII вв. был сооружен аналогичный по размеру храмик с усыпальницей, просуществовавший до гибели городища в конце XIII в. Отметим, что храм окружен скальными погребениями, функционально сближающими его с Халкинским храмом — усыпальницей Иоанна Цимисхия.

К поздневизантийскому времени относится сооруженная в 1459 г. надвратная церковь в крепости Фуна (у совр. Лучистого), с продольной ориентацией наоса. Она была перестроена из воротной башни и снабжена богато орнаментированной метрической надписью с гербами, указывающей на князей Феодоро, т.е. владетелей Горного Крыма, как на заказчиков этой перестройки. Фунский надвратный храм был построен, судя по всему, армянскими мастерами. О прямом подражании эски-керменскому храму здесь не может быть и речи, так как последний погиб еще до конца XIII в.

Однако «мостиком» между надвратными церквями Эски-Кермена и Фуны мог быть известный только по письменному свидетельству храм над городскими воротами Мангуп-Кале в Горном Крыму. Он упоминается в «Сказании о городе Феодоро», написанном пресвитером Матфеем вскоре после 1396 г.: «...кто... опишет... портики, несущие на себе столпы четырехугольные и удивительное строение, а сверху — крышу в виде храма, весьма соответствующего, как увидел я из его очертаний?». Ни форма, ни датировка церкви нам не известны, но предшествующее описание городских ворот, имевших «портики... столпы четырехугольные», говорит о монументальности всей постройки. Отметим, что подобно эски-керменскому надвратному храму, около мангупского тоже были многочисленные скальные могилы. Важно, что храм сохранялся после разорения Мангупа — столицы Феодоро, в 1396 г. и, следовательно, мог послужить образцом для Фуны, резиденции феодоритских правителей, в 1459 г.

Русь

Из всех восточно-христианских стран только на Руси (с середины XI в.) формируется устойчивая традиция возведения надвратных церквей, получившая свое развитие и в послемонгольский период. Вначале здесь возникают храмы на городских воротах (Золотых в Киеве, ок. 1037 г.), затем — на дворцовых (в епископии Переяславля, 1090 г.) и, наконец, на монастырских (в Киево-Печерской лавре, ок. 1106 г.), что вполне отвечает описанной выше функциональной типологии надвратных церквей в Византии.

Первым на Руси появляется храм на городских воротах — это церковь Благовещения на Золотых воротах Киева, подражающих Золотым воротам Константинополя, на которых храма, однако, не было. Она упомянута в летописной статье под 1037 г. вместе с другими постройками великого князя Ярослава, но поскольку Св. София в этом году была уже расписана, а закончена еще раньше, то упомянутые здесь в качестве следующей постройки Ярослава и возведенные теми же мастерами Золотые ворота к 1037 г. были уже сооружены(в любом случае церковь на них была построена не позже 1050 г., так как она упоминается в «Слове о законе и благодати» митр. Илариона). Из-за раннего разрушения ворот форма храма над ними точно не известна. Мы не знаем и конкретного источника вдохновения для храма над Золотыми воротами, но можно отметить, что ширина воротного проема (7,5 м) у них одинакова с воротами Халки в Константинополе.

Храмы над воротами городов и дворцов (порой их трудно различить), регулярно возводившиеся в дальнейшем на Руси (причем в трех случаях — по два храма в одном месте), следует рассматривать отдельно от монастырских. Нам известны церкви Св. Феодора в Переяславле Русском (заложена в 1090 г.), Ризоположения на Золотых воротах (1164 г.) и Свв. Иоакима и Анны в детинце (заложена в 1196 г.) во Владимире-на-Клязьме, церкви в епископской (второй половины XII в.) и княжеской (начало XIII в.) резиденциях Чернигова, храмы Положения Пояса Богородицы (1195 г.) и Св. Феодора (1233 г., у Неревского конца) в Новгородском детинце. Примечательно, что во Владимире, Новгороде и, вероятно, Чернигове такие надвратные храмы возводились не одновременно, а с разницей в 32–35 лет.

К сожалению, почти ни одна из этих церквей не сохранилась, и судить об архитектурной эволюции их традиции мы не можем, за исключением церкви на Золотых воротах во Владимире, разобранной в 1779 г.: это был не занимавший всю площадь ворот, а стоявший на площадке второго яруса купольный храм типа вписанного креста простого (без вим) извода на четырех крестчатых столпах с тремя полукруглыми снаружи и внутри апсидами — совершенно типичный для архитектуры Андрея Боголюбского (ср. аналогичные по плану и декору храмы в Боголюбово и Покрова на Нерли). В связи с этим вызывает вопрос инициированная Ю.С. Асеевым тенденция реконструировать киевский храм на Золотых воротах по образцу владимирского. Представляется, вопреки С.А. Высоцкому, что ключевым для его реконструкции является указание Афанасия Кальнофойского о Троицкой надвратной церкви Киево-Печерского монастыря: «...устроенной таким же фасадом, как и церковь Благовещения на воротах Киевских Златых». Трехпрясельные фасады Троицкого храма позволяют реконструировать Благовещенскую церковь на Золотых воротах Киева также в виде четырехстолпного храма, но с не выраженными снаружи апсидами («таким же фасадом»).

Обратимся теперь к культурно-историческому аспекту древнерусских храмов над городскими и дворцовыми воротами. Как показывает история Золотых ворот во Владимире, основным импульсом для возведения на Руси храмов над городскими воротами стали, вероятно, Золотые ворота Киева с их церковью Благовещения. И хотя посвящения этих храмов (включая и монастырские: Троицы и Св. Симеона Дивногорца) почти не совпадают, можно выделить тенденцию их наречения в честь различных Богородичных праздников (Ризоположения и Свв. Иоакима и Анны (на «воротах Богородицы») во Владимире, Положения Пояса в Новгороде), сложившуюся, очевидно, под влиянием Благовещенской церкви в Киеве. Напротив, вряд ли связаны между собой храмы Св. Феодора в Переяславле 1089 г. и Новгороде 1233 г. — не факт даже, что они посвящены одному и тому же святому. В Переяславле возведение надвратного храма входило в строительную программу митрополита Ефрема, пытавшегося возведением храмов в епископии укрепить авторитет своей недавно созданной титулярной митрополии.

Это было актуально и для князя Андрея Боголюбского, который надеялся создать митрополию во Владимире и отсылал Ризоположенским посвящением храма к знаменитой Влахернской церкви Константинополя, так же как архиепископ Новгородский Мартирий, следуя, очевидно, той же логике и посвящая храм Положению Пояса Богородицы, — к Халкопратийской базилике, второму главному святилищу Богоматери в византийской столице. Отметим также богатое украшение храмов (фрески, смальта, поливные плитки) на парадных воротах епископской и княжеской резиденций в Чернигове, первый из которых украшен крупными полуколоннами (диаметр — ок. 1 м). Вообще, на самый конец XII — начало XIII в. приходится «бум» строительства церквей над городскими воротами на Руси: здесь нельзя исключать даже некоего соперничества крупных княжеско-епископских центров (Владимира, Новгорода и Чернигова).

С начала XII в. церкви начинают строить и на воротах русских монастырей, хотя в меньшем количестве и без оборонительной функции. Первой, по всей видимости, была Троицкая церковь Киево-Печерской лавры, построенная ок. 1106 г., возможно, черниговским князем Николой Святошей, постригшимся там в монашество и служившим в обители привратником. Особенность этого храма типа вписанного креста простого извода на четырех крестчатых столпах — редкое для Руси помещение трех апсид в толщу восточной стены, обусловленное необходимостью вписать все здание в квадратный абрис основания и приведшее к уплощению апсид и сокращению восточных ячеек; из-за превращения арок между ними в узкие проходы церковь невольно оказалась похожей на двухколонный Халкинский храм Романа Лакапина. Аналогичное сокращение наблюдается и по вертикали: малые и большие подпружные арки начинаются на столпах на одной высоте, предопределяя также равную высоту закомар и апсид.

Совсем иной тип мы видим в надвратной церкви Михайловского Златоверхого монастыря в Киеве, построенной ок. 1180-х го дов. Несмотря на то что сохранилась только нижняя часть здания ворот, видно, что здесь основание под апсиду (как и пучковые пилястры на углах) поднималось от самой земли, вероятно, из-за небольшого размера этого здания. Однако принятая реконструкция храма в виде перекрытого большим куполом квадрата не находит аналогий среди сохранившихся домонгольских построек Древней Руси и даже в византийской архитектуре. Действительно, небольшое пространство внутри внешних стен ворот (ширина — ок. 5 м) говорит в пользу бесстолпного храма, однако более вероятной представляется его реконструкция в виде компактно вписанного креста (ср., например, Ильинскую церковь в Чернигове), что вполне допускают мощные пучковые пилястры на углах.

Идущее от земли основание под апсиду и богатое украшение углов роднит эту церковь с другим киевским надвратным храмом конца XII в. — на ул. Владимирской, д. 3, от которого остались только фундаментные рвы и который может быть отнесен к Феодоровскому монастырю. Небольшое внутреннее пространство (менее 5 м) предполагает и здесь бесстолпный храм — вероятно, также типа компактно вписанного креста. Но здесь каплеобразные пятна фундаментов на углах всего здания и на углах проезда вполне подходят по форме для сложных пучковых пилястров, какие бывают на углах храмов конца XII — начала XIII в., так что нет необходимости предполагать тут не известные на Руси свободно стоящие или прислоненные колонны, как бы ни привлекательна была аналогия в виде ворот Халки, где при раскопках были обнаружены отпечатки фустов колонн.

Разрушенный надвратный храм Спасского монастыря в Смоленске относится к тому же времени, судя по сходству его плинфы с плинфой монастырского собора. Небольшой размер внутреннего пространства (ширина — не более 6,5 м) указывает на бесстолпный характер храма. Вопреки мнениям Н.Н. Воронина и П.А. Раппопорта, изображение храма на гравюре В. Гондиуса как однозакомарного, с большим куполом и парами окон на стенах, не выглядит ни фантастичным, ни плодом перестройки XVI в., а, напротив, дает вполне достоверное представление о структуре здания, имевшего, по всей видимости, план компактно вписанного креста.

В 1173 г. новгородский архиепископ Илия освятил не сохранившуюся каменную церковь Преображения на воротах Юрьева монастыря. В 1180 г. он же с братом Гавриилом в своем ктиторском Благовещенском монастыре на Мячине, на следующий год после собора, заложил каменную церковь Богоявления, перестроенную в 1447 г. В 2005–2006 гг. в 40 метрах к северу от Благовещенского собора были открыты два Е-образных пилона ворот, составлявших квадратное (примерно 7 × 7 м) основание надвратного храма Богоявления — судя по абрису, крестово-купольного, возможно, со вписыванием апсиды в толщину восточной стены. В 1193 г. в Новгороде строится деревянная и соответственно, скорее всего, бесстолпная церковь Иоанна Милостивого на воротах Воскресенского монастыря. Наконец, в 1206 г. посадник Твердислав Михалкович воздвиг в соседнем Аркажском монастыре надвратный храм прп. Симеона Столпника Дивногорца, очевидно, в память о своем отце, постригшемся в этой обители и скончавшемся здесь 18 мая того же года. Интересно посвящение храма прп. Симеону Столпнику Младшему, Дивногорцу: в нем можно было бы увидеть идею надвратного храма как подобия столпа, однако скорее оно связано с датой кончины отца заказчика, так как память прп. Симеона Дивногорца празднуется неделей позже, 24 мая.

Итак, типологически те надвратные храмы домонгольской Руси, чья форма может быть прослежена, делятся на две группы. Храмы XI — середины XII в. на городских воротах (на Золотых во Владимире и, вероятно, в Киеве) и самая ранняя из монастырских надвратных церквей (Троицкая церковь Киево-Печерской лавры 1106 г.) принадлежат к обычному для Руси типу вписанного креста на четырех крестчатых столпах. Напротив, монастырские надвратные храмы конца XII — начала XIII в. (в Михайловском Златоверхом и Феодоровском (?) монастырях Киева, Спасском монастыре Смоленска) — бесстолпные и относятся, скорее всего, к редкому для Руси типу компактно вписанного креста, что свидетельствует о некой смене традиции в строительстве русских надвратных церквей в конце XII в. и может быть осторожно связано с понтийской или балканской традицией надвратных церквей. Влияние храма над воротами Халки («медными», т.е. бронзовыми) Большого императорского дворца на древнерусские надвратные церкви, особенно на киевскую церковь на Золотых воротах, исключать нельзя. Однако в надвратных церквях домонгольской Руси мы не видим ни посвящения Христу, ни функции храма-реликвария (в отличие от германских примеров).

Центральная Европа

Особый вопрос — это традиция надвратных храмов в Центральной Европе и ее связи с Византией. Первым образцом такого храма можно было бы считать капеллу в Лорше (ок. 900 г.), расположенную над тремя арочными проходами, однако раскопки показали, что она никогда не была частью стены и потому относится не к надвратным церквям, а к храмам над «галереями» (ср. храмы Свв. Архангелов в Бачкове и Св. Николая в Гелати). Нельзя отнести к надвратным храмам и церковь Св. Симеона в Трире, встроенную вскоре после 1035 г. в римские ворота Porta nigra, где жил в Х в. прп. Симеон: при сооружении храма проемы ворот были заложены, а рядом были сооружены новые ворота Св. Симеона. Трудно считать прототипами надвратных храмов и известные в Западной Европе небольшие храмы над западным порталом храма (например, в Сан-Пьетро-ин-Ватикано, Клюни II, Сен-Филибере в Турнюсе): они относятся скорее к категории приделов на хорах.

Настоящие надвратные храмы появляются только в начале XII столетия в Германии. Самый ранний известный нам пример — капелла Св. Михаила над внутренними воротами монастыря в Гросскомбурге (ок. 1125 г.). С середины XII в. церкви сооружаются и над оборонительными воротами германских замков и дворцов (например, в Донауштауфе, Гельнхаузене, Вильденберге, Хагенау, Трифельсе, Мюнценбурге). Таким образом, феномен надвратных храмов существует в Центральной Европе, а точнее в Германии, не ранее начала XII в. Здесь важно отметить, что многие из этих храмов выполняли функцию храма-реликвария, как и церковь Спасителя на константинопольских воротах Халки, которая почиталась также западными христианами и вполне могла стать первоначальным источником вдохновения для надвратных храмов Центральной Европы.

Заключение

Итак, генезис надвратных храмов в восточнохристианском мире можно реконструировать следующим образом. Первый датированный из них — купольная церковь над воротами Халки Большого императорского дворца в Константинополе, возведенная в 920–944 гг. Романом Лакапином как двухколонная и перестроенная в 971 г. Иоанном Цимисхием — вероятно, в четырехколонную — как храм-реликварий и императорская усыпальница. Теснота наоса и неудобство подъема в первом храме указывают на экспериментальный характер постройки. Халкинский храм не был включен в систему обороны, а имел преимущественно символический характер.

Перестройка Халкинской церкви Иоанном Цимисхием и его превращение в почитаемый храм-реликварий породили, по всей видимости, подражания в империи, хотя и не слишком многочисленные. Эти храмы также стояли над парадными воротами, но уже не над дворцовыми, а над городскими. Такая традиция прослеживается в Крыму: храмы над городскими воротами Эски-Кермена (не ранее середины X в.?), на Мангупе и в Фуне (1459 г.), имевшие форму зального храмика (на Мангупе форма неизвестна). В конце XI — начале XII в. храм, имевший форму компактно вписанного креста или купольного зала, был прислонен изнутри к воротам оборонительной стены находившегося под византийской властью болгарского Перника, и в результате оказался расположен над городской улицей.

Еще одна новая локация надвратных церквей — ворота монастырей: это храмы над двумя воротами монастыря в понтийских Сирменах (970-е годы?) и над воротами соседнего монастыря (?) в Варзахане (979–989 гг.?). В Сирменах северный храм имел типичную для Понта форму компактно вписанного креста с открытым в наос нартексом; форму компактно вписанного креста имел, вероятно, и храм в Варзахане.

Во второй четверти XI в. строится церковь Благовещения над Золотыми воротами в Киеве, которая, вероятно, подражала Халкинскому храму, в том числе, возможно, и в плане, и стала образцом для храмов над воротами городов и дворцов в Переяславле, Владимире, Чернигове и Новгороде. Около 1106 г. возводится Троицкий храм над воротами Киево-Печерской лавры. Все сохранившиеся из этих русских храмов имели форму вписанного креста на четырех столпах. К другой традиции относятся монастырские надвратные церкви конца XII в. (в Михайловском Златоверхом и Федоровском (?) монастырях в Киеве и Спасском — в Смоленске) — также купольные, но бесстолпные и квадратные в плане, т.е., вероятно, имевшие план компактно вписанного креста, возможно, под понтийским или балканским влиянием. В начале XII в., по всей видимости под византийским влиянием, идея надвратных церквей проникает и в Германию, где они выполняют в том числе функцию храма-реликвария, подобного Халкинскому.

К сожалению, утрата почти всех византийских надвратных храмов не позволяет оценить их архитектурный облик в сравнении с другими наземными церквями. Можно только заметить, что зальные церкви Крыма выглядели, скорее, как еще один, аналогичный ярус ворот, купольный зал (?) в Пернике «лепился» к воротной башне, а купольные церкви Константинополя и Понта венчали характерной для Х в. пирамидою параллелепипед ворот. На Руси сходный эффект производили Троицкая церковь Киево-Печерской лавры и особенно храм на Золотых воротах Владимира, где типичный для владимиро-суздальской архитектуры середины XII в. объем, будучи поднят на платформу высотой в 15 м (!), возвысился и над городом, и над его окрестностями и своим сочетанием повышенного вертикализма с пирамидальностью вполне вписался в «башнеобразную» тенденцию русской церковной архитектуры XII в.

С проблемой функций надвратных храмов связан вопрос об их символическом смысле. Как указывалось выше, константинопольский храм «Иерусалим» не был надвратным, а другие источники умалчивают об иерусалимской символике надвратных церквей. Нет никаких надвратных храмов и в изображениях Иерусалима на миниатюрах, как предполагал еще А.М. Лидов: и в Хлудовской псалтири, и в Ахпатском евангелии, приводимых в качестве примеров этого феномена, представлена церковь за воротами (хорошо виден верх городской стены), а не над ними.

Византийские надвратные церкви практически не имели военно-оборонительной функции: ни Халкинская, ни понтийские, ни эски-керменская, построенная на месте разобранной воротной башни; даже перникский храм прислонен к оборонительной стене с внутренней стороны. Лишенные оборонительных функций, но включенные в ограду того или иного жилого комплекса, они должны были, очевидно, символизировать божественную защиту живущих внутри (подобно надвратным иконам, как на тех же воротах Халки) и одновременно освящать проходящих под ними (ср. надвратные храмы-реликварии над воротами Халки и в Германии). Такую функцию можно обозначить и как апотропеическую: надвратные храмы не должны дать злу проникнуть внутрь ворот. В трех случаях (Халка, Эски-Кермен и Мангуп) прослеживается также связь надвратного храма с погребениями.

Напротив, на Руси храмы на городских воротах не лишали последние оборонительной функции полностью, хотя наличие церковного здания над ними, конечно, не упрощало формально работу их защитникам (при том что могло и поднимать их боевой дух). Так, владимирский храм на Золотых воротах стоял на боевой площадке, обнесенной стеной с бойницами. Не известны на Руси и случаи надвратного храма-реликвария, да и вообще точные функции таких храмов, как и их монастырских собратьев, неясны. Однако это не означает, что они были лишены символизма — напротив, говоря о постройке князем Ярославом Мудрым храма Благовещения над Золотыми воротами в Киеве, летописец уточняет: «того дѣлѧ створи Блгȏвщниє на вратѣхъ . дать всегда радость градоу тому ст҃мь блг҃вщениємь . Гс̑нимь . и мл҃твою ст҃ыӕ Бц҃а . и архаан҃гла . Гаврила». Ему вторит митр. Иларион, одновременно сравнивая Киев с Константинополем: «И славныи градъ твои Кыевъ величьствомъ, яко венцемь, обложилъ, предалъ люди твоа и градъ святыи, всеславнии, скореи на помощь христианомъ Святей Богородици, еи же и церковь на Великыихъ вратех създа въ имя первааго Господьскаго праздника — святааго Благовещениа, да еже целование архангелъ дасть Девици, будет и граду сему. К онои бо: “Радуися, обрадованаа! Господь с тобою!”, к граду же: “Радуися, благоверныи граде! Господь с тобою!”».
IQ