Пожары, землетрясения, вспышки чумы и «испанки», бомбардировки — что только не случалось с городами мира за всю их историю. Но одни из них в итоге, как фениксы, восставали из пепла и переживали расцвет, а другие — навеки утрачивали прежнее значение. В истории Европы и США немало таких примеров. IQ.HSE разбирает самые знаковые из них на основе статьи профессора экономики Гарвардского университета Эдварда Глейзера. Её перевод опубликован в журнале НИУ ВШЭ «Городские исследования и практики».
Название статьи американского эксперта — «Urban resilience» — говорит само за себя. Под жизнестойкостью, «резильентностью» городов Эдвард Глейзер понимает их витальность, потенциал к возрождению, жизнеспособность в драматических обстоятельствах. Например, в случае природных катастроф, эпидемий, нападений. Эти события влекут за собой гибель людей, утрату человеческого капитала, разрушение городской среды и инфраструктуры (физического капитала). При этом человеческий капитал — обычно первостепенный фактор жизнестойкости города.
Город проявил устойчивость к негативному воздействию, если за определенное время он восстановил своё население, экономику и физические структуры.
Города возрождаются после землетрясений, бомбардировок, эпидемий (от чумы и оспы до испанского гриппа, например). Та же «чёрная смерть» в конечном счете не остановила рост европейских городов. А пожары, уничтожившие целые районы Лондона в 1666 году, Чикаго в 1871-м и Бостона в 1872-м, в итоге способствовали укреплению этих городов, эффективному использованию пространства. Лондон расширил улицы и уже меньше зависел от опасных строительных материалов. В Бостоне пожар стимулировал реконструкцию.
Вместе с тем, экономические и политические кризисы способны спровоцировать длительный упадок городов, подчёркивает учёный: «Такие некогда мощные промышленные и портовые центры, как Кливленд и Ливерпуль, сохранили меньше половины своего прежнего населения, потому что промышленники-работодатели перебрались в другие места, автоматизировали производство или просто исчезли».
Этот контраст между сопротивляемостью к «физическим бедствиям» и уязвимостью перед экономическими и политическими шоками подтверждает, что города — не просто совокупность зданий. Если строения разрушены, но у людей есть причины жить в этом месте, города могут оживать. А вот без факторов экономического и политического подъёма население покидает город.
Впрочем, у правила стойкости городов перед физическими бедствиями есть свои исключения. Чума, обрушившаяся на Афины в 430 году до н.э., внесла вклад в поражение этого города в Пелопоннесской войне со Спартой. Фатальной была и Юстинианова чума, поразившая Константинополь в 541 году н.э. Она слишком ослабила Римскую империю и помешала Юстиниану I отстоять Рим.
А вот печальные примеры рокового воздействия природы. Город-порт Данвич (Англия) из-за береговой эрозии в Средние века превратился в деревушку. Бельгийский Брюгге, в XIII–XVI веках успешный торговый город, затем во многом утратил экономическую жизнеспособность — из-за заиливания и обмеления залива Звин. Залив, ранее соединявший Брюгге с Северным морем, в итоге отрезал город от него.
В исследовании восстановления японских городов после американских бомбардировок во время Второй мировой войны тестируются теории, которые могли бы объяснить развитие города после разрушения. Это теории «случайного роста» и «фундаментальных факторов местоположения».
Если верна первая теория, то зачем городам восставать из руин? Между тем, японские города поднялись. Влияние войны на размер города (численность населения), по данным исследования, исчезло в Нагасаки к 1960 году.
Если же размер города определялся «фундаментальными факторами местоположения», то причины, которые делали его большим до разрушения, должны были впоследствии заставить город вырасти снова. Эта устойчивость, связанная с доступом к рекам, богатым внутренним районам и пр., может объяснять, почему город в итоге оказался резистентен к физическому ущербу.
Третье объяснение связано с урбанизацией. За последние 600 лет городское население резко увеличилось. Восстановление городов возможно благодаря стабильному спросу на городские пространства.
Похожие исследования проводились и в отношении немецких городов. В Германии большая часть убыли населения вследствие войны компенсировалась к 1961 году. Почему рост городов был медленнее? Сравним цифры. С 1940 по 1960 год число японцев, проживающих в пунктах с населением более 20 000 человек, увеличилось на 56% (с 27,5 млн до 42,9 млн). Число немцев в Западной Германии, живущих в городах с аналогичной численностью населения, выросло на 35% (с 20,3 млн до 27,5 млн; отчасти из-за притока иммигрантов из Восточной Германии). Новые горожане создают спрос на реконструкцию. Логично, что в стране с б о льшим городским приростом произошло более быстрое восстановление городов.
Физические потрясения ведут к необратимой потере населения лишь тогда, когда спрос на переезд в этот город — крайне низкий. Но для большинства городов за последние 500 лет этот спрос был высоким.
Мощное землетрясение в Токио в 1923 году стало причиной гибели многих тысяч жителей. Более миллиона лишились крова. Тем не менее, японская столица быстро оправилась. Население префектуры Токио выросло с 3,7 млн в 1920 году до 4,49 млн в 1925 году, а в 1940-м составило 7,35 млн.
Землетрясение 1906 года в Сан-Франциско оставило без крова более 225 тыс. человек. Но с 1900 по 1910 год население города увеличилось с 343 тыс. до 417 тыс. человек. Сан-Франциско рос быстрее, чем многие другие прибрежные города. В то же время, уровень иммиграции на прилежащих территориях снизился. Этот эффект действовал несколько десятилетий из-за снижения «цепной миграции», когда старые мигранты привлекают новых.
Утрата физического капитала внутри города причинила меньше вреда, чем потеря человеческого капитала за его пределами.
В терминах «фундаментальных факторов местоположения», в самом Сан-Франциско и в большей части Области залива они, конечно, были, поэтому землетрясение не привело к долгосрочным последствиям. Что касается положительных экономических эффектов после разгула стихии, то они объясняются временным ростом занятости, особенно в строительстве, и программами государственной поддержки.
Опыт Нового Орлеана, где в 2005 году бушевал ураган «Катрина», — другой. Население пригородов восстановилось, а городское — нет. Но тут сказываются и предшествующие тренды: население Нового Орлеана сокращается с 1960 года, а львиная доля разрушенной недвижимости давно стоила меньше, чем обошлось бы новое строительство.
Как ни странно, чума, холера, жёлтая лихорадка и испанский грипп не смогли надолго сдержать рост городов, по крайней мере, на Западе, отмечает автор статьи. Эпидемия «чёрной смерти» в Лондоне предшествовала пожару 1666 года, и способность города выстоять после огня «предполагает и его способность выстоять после чумы». Убыль населения из-за экспансии «чёрной смерти» в Европе отчасти компенсировалась за счёт миграций, повышения рождаемости и снижения смертности.
Это не значит, что чума не изменила города Европы. Речь лишь о том, что ущерб, понесённый отдельными городами, вскоре перестал определять численность их населения. Последствия чумы показали, что человеческий капитал — ключевой фактор долгосрочного успеха городов.
Невзирая на городские эпидемии, урбанизация стала главной чертой XIX века в Европе и США. С 1793 по 1822 год в прибрежных городах Америки тысячи людей умерли от жёлтой лихорадки, эпидемия спровоцировала отток состоятельных людей из Филадельфии и Нью-Йорка. Но эти города продолжали расти — в 1790–1830 годах население Нью-Йорка увеличилось в пять раз.
Холера в XIX веке также вызвала временный исход обеспеченных граждан из городов. Но и она не остановила рост городов Запада. Пандемия «испанки» 1918–1920 годов тоже не замедлила урбанизацию, но вызвала явный, хотя и недолгий экономический спад в США. В целом города оказались стойкими к эпидемическим шокам.
Уничтожение человеческого капитала привело к меньшему росту населения, но не к его абсолютному сокращению. Если местность сохраняет привлекательность, люди вернутся в город.
До XIX века для крупных городов политические шоки были ощутимее экономических (большие города были таковыми в силу их политического значения). Исследования показывают, что периоды бурного роста столиц, в том числе Эдо (старое название Токио) при сёгунате Токугава и Лондона при Тюдорах, совпадали с периодами централизации государства, которое перераспределяло ресурсы в пользу людей, находящихся поблизости. Эти ресурсы помогали успокоить местное население. И наоборот, политическая нестабильность провоцировала упадок городов.
Чанъань (древняя столица Китая) в годы расцвета при династии Тан, видимо, был крупнейшим городом мира с населением до 1 млн человек. Но в конце правления династии он был разграблен, а столица — перенесена в другое место.
После распада Западной Римской империи столицей стал Милан, а Рим утратил политическую власть. Его население сократилось до нескольких тысяч человек. Но резиденция Папы в Риме стала мощным политическим преимуществом города, причём значение его росло. После воссоединения Италии в XIX веке Рим стал её столицей и снова расширился.
Когда промышленная революция запустила урбанизацию XIX–ХХ веков, темпы роста городов Запада были так высоки, что экономические потрясения редко могли серьезно сократить городское население. Ни в одном из 30 крупнейших городов США к 1930 году (когда уже шла Великая депрессия) не стало меньше жителей по сравнению с 1900 годом. Ни один из крупных городов Европы к 1925 году не потерял население по сравнению с началом ХХ века.
Массовая урбанизация вела к тому, что городское население росло, даже если экономика города теряла позиции в сравнении с конкурентами. Спады вели лишь к более медленному росту, а не к абсолютному сокращению населения.
А вот во второй трети ХХ века население городов США уже сокращалось. Из десяти крупнейших американских городов у восьми сегодня население меньше, чем в 1950 году, отмечает профессор Глейзер. Кливленд, Детройт и Сент-Луис потеряли свыше половины жителей. В Великобритании с 1931 по 2001 год Ливерпуль и Глазго потеряли более 45% своего населения. Подобное падение численности населения связывают как с ростом пригородов (субурбанизацией), так и с переездом из большого города в целом — в силу недостаточных доходов, потери рабочего места из-за деиндустриализации и пр.
Экономические шоки 1960-х и 1970-х годов для городов Запада сопровождались развитием транспорта. Старым промышленным городам преимущество обеспечивали железные дороги и водные пути, а в эпоху скоростных шоссе оно во многом исчезло, и производство стали переносить в местности с более низким уровнем затрат. Но перемещался не только физический капитал. Уезжали и люди, меняя климатически непривлекательные и старые города на пригороды и штаты «солнечного пояса».
Города будут сталкиваться с риском, когда экономические шоки сочетаются с опциями переезда.
При индустриализации предприятия опирались на работников с узкими навыками. Так, автопром в США предлагал высокую зарплату за конкретные квалификации, не стимулируя работников к диверсификации производственных навыков. Когда рабочие места на заводах стали исчезать, бывшим сотрудникам было трудно найти себе применение (им грозили прекаризация и безработица). Они начали переезжать.
Экономический спад, наблюдавшийся в США на фоне фискальной децентрализации, привел к снижению качества работы городских служб. Чикаго не мог расчищать свои улицы во время мощных снегопадов 1979 года. При всем столичном статусе Вашингтон был не в состоянии справиться с эпидемией убийств на улицах. Эти факторы были слабее в странах, где национальные правительства несут ответственность за те услуги (включая школьное образование и полицию), которые в США предоставляются местными властями.
Расовые беспорядки в США также пугали местное население. Проще было уехать. «Промышленное сердце Америки с его суровой погодой, расовыми различиями и относительно небольшим числом выпускников вузов было особенно уязвимо перед экономическим шоком, который сопровождался удешевлением передвижений», — подчёркивает Глейзер.
Промышленное производство приходило в упадок, но могло и перерождаться. В США это происходило в форме появления новых отраслей и компаний. А некоторые европейские компании просто переизобрели себя. Mercedes-Benz, Bosch и Porsche, как и полвека назад, — главные компании в Штутгарте, но их сотрудники во многом заняты исследованиями.
Переосмысление городов Запада связано с пятью факторами: столичным статусом, школами и университетами, благоустроенностью, присутствием успешных корпораций и режимом, благоприятствующим бизнесу.
В целом города демонстрировали стойкость к событиям, разрушающим физическую среду. Они справлялись и с пандемиями. При этом экономические и политические шоки часто резко меняли судьбу городов. И всё же история городов не может не вселять оптимизм, полагает Эдвард Глейзер. Они пережили многие катаклизмы, восстанавливались — и в итоге часто становились только лучше.
IQ
В подписке — дайджест статей и видеолекций, анонсы мероприятий, данные исследований. Обещаем, что будем бережно относиться к вашему времени и присылать материалы раз в месяц.
Спасибо за подписку!
Что-то пошло не так!