Формирование кластеров — явление объективное

Инновационные кластеры — одна из актуальных тем, связанная с прогрессом в современном мире. В чем их суть, в каких ракурсах можно рассматривать данный феномен, и как развиваются инновационные кластеры в России — рассказывает Евгений Куценко. 

–  Евгений Сергеевич, инновационные кластеры сегодня – популярная тема. Но всегда ли есть понимание того, что это такое на самом деле? Расскажите, в каких измерениях можно рассматривать феномен инновационых кластеров.  

— Первое – объективно-экономическое. Существует такой феномен кластеризации в пространстве успешных отраслей. Можно смотреть на то, как развиваются кластеры в рамках отдельных отраслей (от автомобилестроения до ИТ и высокотехнологичной медицины), какие эффекты они дают. Второе измерение или контекст – институциональный. Речь идет о мерах поддержки. Например, ранее была программа поддержки пилотных инновационных кластеров, которую реализовало Министерство экономического развития. Сейчас эта программа, к сожалению, не реализуется. Но зато появилась программа поддержки промышленных кластеров. То есть, нередко, когда мы говорим об инновационных кластерах, возникает ассоциация с конкретным инструментов политики. И третий контекст, максимально предметный, Московский инновационный кластер, который можно рассматривать, как отдельное явление, не похожее на ранее озвученные. В данном случае речь идет о созданной региональными властями платформы, объединяющей десятки тысяч организаций, облегчающей коммуникацию между бизнесом и наукой, поддерживающей вывод на рынок уникальных решений и масштабирование инноваций. 

– Если мы рассматриваем формирование кластеров в рамках отраслей или территорий, то как это происходит? 

– Для начала важно сказать, что формирование кластеров – это естественный процесс. Оно происходит вне контекста политики. Это просто феномен концентрации в пространстве успешных отраслей или вообще –  отраслей. Кластеризация проявлялась и в средние века. Например, очевидно, что на улице Мясницкой в Москве когда-то работали и жили мясники. В любом средневековом городе можно увидеть подобную кластеризацию. В основном она осталась в прошлом, но где-то и сохранилась. Например, в Амстердаме до сих пор есть алмазный квартал, где работают огранщики алмазов и создатели ювелирных украшений. Это и сейчас самый успешный ювелирный кластер в мире хотя ему уже 500 лет.

Другие, более современные примеры – концентрация IT-компаний в Кремниевой долине, или в Бангалоре (Индия), если говорить о России, то это Москва и Новосибирск. Автомобили – Дейтройт, хотя, в данный момент идет перемещение на юг, прежде всего, в Техас; скорее всего там формируется новый кластер. 

В любой отрасли можно найти подобные явления, имеющие разные причины. Это может быть просто экономия на логистических издержках, близость к рынкам, к ресурсам. Но в наше время все чаще главный фактор это – инновации, что тоже важно объяснить. Казалось бы сегодня единое информационное простраство, достаточно доступа к передовой информации, на основании которой можно создавать свои собственные инновационные продукты. В части формализованного знания мир стал плоским. Но оказалось, что для инновации очень важно так называемое неформализованное, или персональное, знание. Это знание, например, об ошибках, о которых никто не расскажет и не опубликует статью. Или просто знание, которое не патентуется. В качестве примера можно привести машиностроение. Почему, например, немцы, австрийцы так сильны в этой области? Там много малых и средних предприятий, семейных бизнесов, которые не патентуют свои навыки, они у них на кончиках пальцев. Если находишься там, все знаешь, уехал – знание теряется. Я уже не говорю про креативные индустрии. Голливуд, например, – находиться за пределами этого бурлящего котла, значит не понимать, что происходит. Однозначно будут промахи с сюжетами, графикой, актерами. 

– Каким образом кластеризация стала популярной, как мера политики? 

– Когда этот феномен был осознан, появились ученые, которые начали исследовать данную тему – Майкл Портер, например, популяризовавший понятие экономического кластера и разработавший соответствующую теорию. До него – почти за сто лет – был Альфред Маршалл, с которого началась эволюция теории кластеров. Научное осмысление вылилось в новый этап развития кластеров. В 1990-х, 2000-х был просто бум, все страны – развитые и развивающиеся – стремились создать свою Кремниевую долину. Российский пример – Сколково. В тот момент тема как раз перешла в плоскость разработки политик (policy making). Важно понимать, что кластерная политика не обязательно направлена на создание, инициирование государством кластеров, оно может их просто поддерживать или развивать. 

– Российская кластерная обсерватория, которую Вы возглавляете создала карту кластеров России.  Обязательна ли государственная поддержка для кластеров, отмеченных на карте РКО? 

– На нашей карте отмечены кластерные инициативы. В случае кластерной инициативы не обязательно, чтобы кластер имел государственную поддержку. Важно, чтобы сами участники понимали, что они являются частью кластера и реализовывали совместные проекты типа win-win. В основном подобные образования все-таки появляются по инициативе государства, легитимизируются, курируются специальными центрами, но не обязательно поддерживаются финансово. Важно понимать, что в кластерной инициативе много субъектов. Государство само по себе кластер создать не может. Тут обязательно участие бизнеса и часто подключается наука. 

– А как вы с коллегами идентифицируете, что то или иное образование является кластером или кластерной иниациативой? Каковы критерии? 

– Прежде всего участники сами себя идентифицируют – заполняют данные о себе, которые существенны именно с точки зрения кластера – состав участников, отрасль, в которой фукнционируют, цепочка производства продукции, общие приоритеты, совместные проекты. Мы смотрим на количество участников, желательно, чтобы их было несколько десятков, чтобы был синергетический эффект, чтобы они встречались обменивались идеями. Далее: кластер должен каким-либо образом специфицировать свою отрасль, не обязательно по ОКВЭД (общероссийский классификатор видов экономической деятельности:ред), это может быть какая-то межотраслевая или технологическая сфера, но она должна быть. Не может быть так, чтобы кластер занимался всем подряд. Также учитывается пространственный контур. Нет ничего страшного, если в кластере часть участников располагаются в другом регионе, но пространственное ядро имеет важность, поскольку кластер – это все-таки не национальная отрасль. Например, авиационный кластер не может объединять пространство от Воронежа до Комсомольска-на-Амуре. Помимо всего этого, должна быть организация, либо человек, который представляет кластер. Все эти особенности позволяют нам говорить об организованном кластере или, другими словами, кластерной инициативе. Сам же кластер может может быть и хаотичным. Например, Кремниевая долина объединяет разные бизнесы и разные вузы. Там нет никакого единого плана, органа, стратегии. Но наша карта кластеров - она все же именно про кластерные инициативы.

– Вероятно в случае государственной поддержки все-таки важна организованность. А что важно еще, чтобы кластерная инициатива получила институциональную поддержку? 

– Если кластеры претендуют на какие-то меры поддержки, то они форматируются под эти меры. Например, сейчас действует программа поддержки промышленных кластеров, реализуемая Минпромторгом. Кластер, который нацелен получить статус промышленного, должен представлять субъекты промышленности, иметь функциональную карту и фокус на импортозамещение. Цепочка создания продукции должна предусматривать заполнение каких-то лакун – то есть речь идет о продукции, которая пока что не производится в России. Если речь идет о малых или средних предприятиях, кластеризацию которых поддерживает Минэкономразвития России, то там своя логика и свои критерии, важно, чтобы кластер имел программу общего развития. В настящее время в рамках национального проекта в  «Малое и среднее предпринимательство и поддержка индивидуальной предпринимательской инициативы» в каждом регионе работают центры «Мой бизнес», которые также занимаются поддержкой кластеров. 

– Инновационные кластеры предполагают наличие мощного научно-технического ядра. Можете привести примеры подобных кластеров в России? 

– Да, если мы говорим про инновационные кластеры, конечно, они должны включать университет, либо научную организацию. Если говорить о программе пилотных инновационных территориальных кластеров, которую реализовывало Минэкономразвития, то в ней все кластеры были подобного типа. Например, вокруг физтеха (МФТИ, Московский физико-технический институт: ред), который представляет элитную науку, но при этом – достаточно прикладную. Есть «Физтех-Союз» – сообщество инициативных выпускников МФТИ, которое объединяет очень много высокотехнологичных бизнесов и позиционирует себя как кластер. Частью такого кластера может рассматриваться научно-производственный технопарк —  «Физтех-Парк», находящийся между Москвой и Долгопрудным. 

 Другой пример – Самарский аэрокосмический кластер, созданный  с участием СГАУ (Самарский государственный аэрокосмический университет: ред.), ведущего профильного университета, который располагается в Самарской области. Конечно же в качестве примеров можно отметить Биотехнологический кластер в Пущино, где работают специализированные институты РАН и IT кластер Новосибирска с известным Академгородком. 

– Если говорить об инструментах и схемах для оптимизации внедрения разработок в производство, как сегодня с этим обстоят дела в России? 

– Скажу прямо: на это не хватает денег. В рамках программы поддержки пилотных инновационных кластеров, выделены мощнейшие точки: IT в Новосибирске, фармацевтика в Санкт-Петербурге и Калуге, космос в Самаре и Перми, электроника в Москве и так далее. Около 10 лет назад были разработаны серьезные визионерские проекты. Например, «Гагарин-центр» в Самаре. Однако за три года – с 2013 по 2015 годы –  на 25 кластеров было выделено всего пять миллиардов рублей. Схожая ситуация по промышленным кластерам. Максимальный лимит государственной поддержки совместного проекта промышленного кластера составляет 300 миллионов рублей. Хотя кластер и мощный инструмент, но маловероятно, что можно решить проблему импортозамещения и достичь технологического суверинитета при таких скромных затратах. Нужна более серьезная поддержка кластеров, чтобы были видимые результаты.   

– Расскажите, пожалуйста, какова роль научных исследований и аналитики в развитии кластеров? 

– Эта роль безусловно очень важная. Если говорить про экономику регионов, то по сути речь идет об исследованиях региональных отраслей специализации. Используя  расчетный методический подход по выявлению кластеров, в 2021 году мы выпустили Атлас экономической специализации регионов России, который планируем обновить в 2025 году. Таких системных работ, чтобы по единой, апробированной в развитых странах (в данном случае, в США и Евросоюзе)  методологией, были определены специализации для российских регионов, – не было. 

Все это очень важно со стратегической точки зрения. С одной стороны, регионам виднее, что у них внутри, с другой, –  они могут не владеть знаниями о том, как обстоят дела в соседних регионах. Может быть на самом деле там можно перенять передовой опыт и реализовать совместные проекты. Никакой губернатор не будет ездить по другим областям в целях получения подобной информации – такой практики просто нет. 

Что касается непосредствено темы поддержки кластеров, то эксперты из НИУ ВШЭ принимают участие в разработке соотвествующих стратегий. Поскольку в мире много кластерных политик, то важно понимать, что нам подходит, а что не очень. Например, когда мы работали над концепцией Московского инновационного кластера, то езили в Пекин и смотрели, как устроен их «Чжунгуаньцунь» — технологический и научный центр в Пекине, также своеобразный инновационный кластер. Это была большая не только практическая, но и исследовательская работа.  

И, наконец, если политика запускается, то необходима оценка эффектов. А это отдельная серьезная задача, которая по сути похожа на медицинские исследования. Есть группа, которая получает лекарство (в нашем случае поддержку), а есть похожая – контрольная, без поддержки. Далее смотрим, что происходит с этими группами – то есть, насколько эффективны те или иные меры политики. В России пока спрос на подобные исследовательские задачи только формируется. Но в международной практике – это очень актуальная тема для экономистов.