Второе дыхание атомной энергетики в России

В Издательстве Института Гайдара вышел перевод книги Тейна Густафсона «Россия в эпоху изменения климата». IQ.HSE публикует из неё главу, посвящённую возрождению атомной энергетики в России после 1998 года.

17 августа 1998 года вновь назначенный премьер-министр России, молодой тридцатипятилетний мужчина по имени Сергей Кириенко, нерешительно подошёл к микрофонам и камерам переполненного конференц-зала и сообщил, что российское правительство объявило мораторий на выплату внутреннего долга и больше не будет защищать рубль. По сути, он сообщил о банкротстве. Российское государство увязло в долгах, финансируя свой бюджет за счёт растущего вала краткосрочных государственных облигаций. В тот день вся эта шаткая конструкция рухнула. Неделю спустя Кириенко потерял свой пост. Он продержался ровно пять месяцев.

После его увольнения перспективы Кириенко не выглядели радужными. Когда Владимир Путин был избран президентом в 2000 году, он отправил Кириенко обратно в его родной Нижний Новгород в качестве представителя президента в только что образованном Поволжском федеральном округе, что было формой почётной ссылки. Московская карьера Кириенко, казалось, закончилась.

Но в 2005 году произошёл резкий поворот: Путин неожиданно назначил Кириенко главой российского агентства по атомной энергии, «Росатом». Кириенко имел не больше опыта работы в ядерной энергетике, чем раньше в правительстве, если не считать давнишней первой работы в молодости на заводе по строительству подводных лодок. Но, как сказал Путин при его назначении, «дело совсем не в том, чтобы он [Кириенко] стал атомщиком <…> Отрасль стоит на пороге принятия решений организационного характера <…> Кириенко — тот человек, который справится с этой задачей».

Назначение Кириенко оказалось прозорливым шагом. Он возглавлял «Росатом» 11 лет, с 2005 по 2016 год, и стал главным архитектором впечатляющего возрождения российской атомной энергетики. Этому возрождению, взлёту, под руководством Кириенко, российского флагмана в сфере ядерной энергии, «Росатома», и в итоге доминированию российских ядерных технологий на сегодняшнем международном рынке, и посвящена эта статья.

К середине века мир, испытывающий всё возрастающее давление изменения климата, может сделать то, что сегодня кажется невообразимым, — обратиться к ядерной энергетике как к последней надежде на то, чтобы избежать полномасштабной климатической катастрофы. Если этот день наступит, Россия может оказаться на ведущих ролях, и российская атомная энергетика может стать одной из её немногих значительных возможностей для экспорта высоких технологий. Это не только помогло бы компенсировать снижение доходов России от экспорта ископаемого топлива, но и позволило бы России внести свой вклад в декарбонизацию.

Это стало бы как минимум важным достижением в истории российских высоких технологий. Российская атомная энергетика является практически единственным исключением, когда речь идёт о слабых позициях России в разработке и экспорте технологий и инноваций мирового класса.

Глобальный контекст ядерной энергетики: упадок на Западе, бум на Востоке

Сегодня атомная энергетика является вторым по величине источником низкоуглеродной электроэнергии в мире: в 2018 году 452 действующих реактора выработали 2700 тераватт-часов электроэнергии, или 10% мирового электроснабжения. Она вносит важный вклад в сокращение мирового углеродного следа и, следовательно, теоретически должна играть важную роль в любой стратегии декарбонизации. 

Некоторые наблюдатели утверждают, что ядерная энергетика должна стать её центральным элементом. Среди них, естественно, представители ядерной промышленности, но также и горстка других людей, которые глубоко верят в угрозу изменения климата, но скептически относятся к преобладающим в мире подходам к решению этой проблемы и рассматривают ядерную энергетику как ведущий компонент её решения.

Самый известный пример — Билл Гейтс, основатель Microsoft. Регулярно высказываясь на темы экологически чистой энергии, он уже более десяти лет ведёт кампанию в пользу стратегии «ядерная энергия прежде всего». Согласно его логике, политика «нулевой эмиссии» влечёт за собой необоснованные издержки для населения мира и столкнётся с растущим политическим сопротивлением; кроме того, она не по средствам развивающимся странам. Поэтому она потерпит неудачу. 

Гейтс прогнозирует, что к 2050 году вместо потепления на 1,5–2 °С, предусмотренного Парижским соглашением 2015 года, планета столкнется с повышением температуры на 5–7 градусов, и в последующие десятилетия положение будет только усугубляться. Единственное разумное решение, считает Гейтс, — это ядерная энергетика.

Преимущества ядерной энергетики широко известны. Она обеспечивает стабильную подачу «базовой» мощности — ту часть электроснабжения, которая «всегда включена» — независимо от времени года или времени суток. Возможно, она безопасна в эксплуатации: в конце концов, несмотря на её репутацию в медиа, за последние полвека произошло всего три крупные ядерные аварии, а следующее поколение атомных электростанций обещает быть ещё более безопасным. 

Как уже отмечалось, эксплуатационные расходы ядерной энергетики ниже, чем у любого конкурирующего источника энергии. Ядерная энергетика не зависит от импорта из нестабильного Ближнего Востока или других геополитически уязвимых мест. И самое главное, она не производит парниковых газов. Для её сторонников ядерная энергетика — это идеальный источник возобновляемой энергии; его время, утверждают они, ещё придёт.

Однако точка зрения Гейтса не получила широкого распространения, по крайней мере на Западе. Ядерная энергетика уже более 20 лет не в моде из-за высокой стоимости строительства и длительных задержек, а также сохраняющихся сомнений в её безопасности и нерешенной проблемы хранения ядерных отходов. Несмотря на то что на неё приходится 18% электроснабжения в так называемых странах с развитой экономикой, ожидается, что её доля будет сокращаться. 

В Соединенных Штатах и Европейском союзе, где сосредоточена большая часть современной ядерной энергетики, инвестиции в неё практически прекратились. Среднестатистической атомной электростанции в странах с развитой экономикой более 35 лет, и к 2025 году может быть закрыто до четверти существующих ядерных мощностей.

При этом новое строительство практически не ведётся. В Соединенных Штатах за последние три десятилетия не было введено в эксплуатацию ни одной новой АЭС. Единственная идущая в настоящее время в США стройка, проект Vogtle 3 и 4 в Джорджии, превратилась в досадную денежную дыру и продолжается только благодаря мощной программе государственных гарантий по кредитам. 

Станция строится уже 15 лет; первоначально предполагалось, что она будет стоить 9,5 млрд долларов, но по состоянию на 2018 год предполагаемая цена утроилась до 27 млрд долларов, а конца стройке не видно. Более ранний проект, строительство по которому шло в Южной Каролине, был закрыт в 2017 году. Точно так же Hinkley Point C в Великобритании и Flamanville во Франции, основанные на непроверенных технологиях нового поколения, страдают от задержек и перерасхода средств.

Только масштабные инвестиции могут предотвратить то, что Международное энергетическое агентство (МЭА) называет сценарием угасания ядерной энергетики в странах с развитой экономикой (то есть неуклонное сокращение доли оставшейся ядерной энергии), однако в ближайшие десятилетия МЭА не предвидит масштабных инвестиций в ядерную энергетику. Для МЭА и большей части энергетического сообщества на Западе ядерная энергетика не играет существенной роли в реакции развитых стран на изменение климата, хотя МЭА предупреждает, что сценарий угасания атомной энергии приведёт к значительному увеличению расходов на программу декарбонизации.

Другая история — развивающийся мир. По прогнозам МЭА, к 2040 году мощность ядерных электростанций в Китае и 20 других странах возрастёт более чем вдвое, что более чем компенсирует сокращение в странах с развитой экономикой. Однако даже в развивающихся странах ядерная энергетика сталкивается с рядом проблем. Возобновляемые источники энергии и даже уголь будут серьёзными конкурентами, а высокая стоимость и частые задержки в строительстве атомных станций представляют собой серьёзные препятствия, поднимая вопрос о том, будут ли доступны необходимые инвестиции. 

Технологические инновации, такие как небольшие модульные реакторы, могут открыть новые, более дешевые возможности, но они пока ещё лишь на горизонте. В лучшем случае, заключает МЭА, к 2040 году доля ядерной энергетики будет составлять всего 5% от общего объёма выработки электроэнергии в развивающихся странах, даже при реализации сценария устойчивого развития.

В целом официальные ведомства и консалтинговые агентства на Западе сходятся во мнении, что к 2040 году ядерная энергетика будет обеспечивать в лучшем случае такую же долю мировой электроэнергии, как и сегодня, — от 10 до 12%. Однако к тому времени суммарное производство электроэнергии увеличится вдвое по сравнению с сегодняшним днём и составит от 37 000 до 39 000 тераватт-часов. Это означает, что только для того, чтобы сохранить свою нынешнюю долю, атомная энергетика должна увеличить выработку на 50%, как упоминалось выше, удвоив её в развивающихся странах, чтобы компенсировать спад в развитых.

Эта двойственная картина имеет далеко идущие последствия для России. Во-первых, если будет существовать растущий рынок ядерной энергетики, то он будет в развивающихся странах, прежде всего в Китае. Во-вторых, главной проблемой будет стоимость, поскольку ядерная энергия конкурирует с возобновляемыми источниками энергии и углем. Для снижения затрат приоритет будет отдаваться более дешевым и эффективным типам станций, возможно, прежде всего небольшим модульным реакторам. В-третьих, основным препятствием будет ограниченная доступность финансирования, из-за чего необходимостью станет масштабная поддержка со стороны российского правительства. 

Наконец, решающее значение в определении отношения мира к ядерной энергии будет иметь влияние изменения климата. Таким образом, единственная стратегия для России — это долгосрочная игра: сосредоточиться на развивающемся мире, решая вопросы затрат и безопасности, и готовиться к более далекой перспективе глобального возрождения ядерной энергетики. К середине века, если этот сценарий реализуется, атомная энергетика в России может стать крайне необходимым источником экспортных доходов.

Напротив, спрос на какое-либо значительное расширение ядерной энергетики внутри России, вероятно, будет небольшим. Скорее всего, спрос на электроэнергию в целом будет расти медленно, а обилие дешевого газа будет делать атомную энергетику неконкурентоспособной.

Стратеги «Росатома» полностью в курсе этой ситуации. Но сможет ли российская атомная энергетика справиться со стоящими перед ней вызовами? Ниже мы рассмотрим примечательный поворот в российской атомной отрасли, произошедший за последние 30 лет, и её перспективы на будущее. Я начну, однако, с объяснения того, почему атомная энергетика является тем исключением, которое подтверждает правило.

Россия как «сырьевой придаток»

Российская научная и инженерная культура — одна из самых передовых в мире. Население России высокообразованно; её научные учреждения традиционно пользовались уважением; в ней есть выдающиеся специалисты в разных областях, которые сделали много важных открытий и изобретений. Но на протяжении всей своей истории Россия обычно отставала во внедрении своих открытий в коммерческое производство. Более того, её научно-технические институты были серьёзно ослаблены распадом СССР, от которого они лишь частично оправились даже сейчас. У России мало крупных достижений, и она не стала лидером ни в одной из передовых технологий, меняющих мир.

Это хорошо видно по структуре её внешней торговли. Позиция России в мировой экономике — это во многом положение поставщика ресурсов. Её экспорт состоит в основном из сырья — нефти и газа, металлов, простых химикатов и удобрений, а в последнее время — пшеницы и других зерновых, — в то время как она импортирует большую часть своих технологий. 

Что касается промышленных товаров, оборудования и сложных химикатов, то импорт России превышает экспорт в соотношении два к одному, а в более высокотехнологичных областях, таких как компьютеры и программное обеспечение, — всё, что связано с интернетом и социальными сетями, — практически всё импортируется.

Что ещё поразительнее, так это скромные размеры торговли российскими технологиями в абсолютном выражении. В 2016 году (последний год, за который имеются данные) российский товарооборот в этой категории составил всего 3,8 миллиарда долларов, в сравнении с 220 миллиардами долларов в США, что ставит Россию между Португалией и Грецией. 

Россия остаётся в значительной степени в стороне от мировой торговли технологиями. Эта ситуация мало изменилась с советских времен; собственно, она была характерна и для дореволюционной России. Российские критики давно нашли название для положения России в мировом разделении труда: Россия, говорят они — «сырьевой придаток». Структура российской внешней торговли решительно ставит Россию в число сырьевых стран мира.

Слабость России в высокотехнологичном экспорте идёт рука об руку с вялостью инноваций в большей части российской экономики. Отчасти это связано с низким уровнем коммерциализации изобретений в системе НИОКР, а отчасти с нежеланием российской промышленности внедрять доморощенные технологии. С точки зрения российских реформаторов, большая часть вины лежит на российской элите, пристрастившейся к лёгкой прибыли от продажи сырья, особенно нефти и газа. 

Чтобы просверлить дырку в земле, говорят они, много ума не нужно. В некотором смысле это обвинение несправедливо: российская нефтегазовая промышленность высокотехнологична. За последние два десятилетия российские нефтяники и газовики успешно освоили множество передовых технологий, но в основном с использованием импортного оборудования, технологий и подрядчиков. Та же картина наблюдается во всей экономике, особенно в высокотехнологичном производстве.

Импорт иностранных технологий не обязательно означает отсталость. Напротив, в глобальном разделении труда производители и экспортеры высоких технологий во всем мире сами зависят от импорта технологий через субподрядчиков на протяжении большей части своей производственной цепочки. Это даёт субподрядчикам возможность внедрять инновации, копируя импортные технологии. 

Ярким примером является Китай: китайские компании копируют иностранные технологии и выходят вперёд, превосходя оригинал и за короткое время создавая конкурентов мирового уровня. Зависимость от иностранного импорта не обязательно означает стагнацию, если она ведёт к инновациям, которые создают отечественного флагмана в сочетании с успешной коммерциализацией результатов. Но таких примеров в России немного; вместо этого российские производители продолжают зависеть от импорта, не создавая своих инноваций на его основе. Столкнувшись с санкциями, Россия всё чаще обращается к недавно разработанным китайским технологиям.

Есть одно важное исключение из этой схемы — российские ядерные технологии, и особенно гражданская атомная энергетика. Российская атомная энергетика не только оказалась новаторской внутри страны, но и создала процветающий экспортный бизнес. Чем объясняется её успех?

Российская атомная энергетика: упадок и возрождение

Изначально российская атомная энергетика зародилась как побочный продукт советской военной программы. Тесная связь гражданской ядерной энергетики с военной ядерной программой имела два противоположных эффекта. Гражданская атомная энергетика выигрывала от того высокого приоритета, который имел военно-промышленный комплекс в получении оборудования и материалов, но за это приходилось платить: ядерная империя была кругом засекречена; кроме того, на первом месте стояли военные заказы, а уж потом шли эффективность и безопасность.

В 1986 году, в год Чернобыльской катастрофы, в Советском Союзе находились в эксплуатации 30 гигаватт ядерных мощностей, что составляло около 9% всей энергетики страны, по сравнению с более чем 83 гигаватт ядерной энергии в Соединенных Штатах (что составляло более 15% мощностей США в том же году). 

Главной целью гражданской ядерной программы в то время было обеспечение электроэнергией районов, бедных ископаемым топливом, в основном на западе СССР (включая некоторые страны, такие как Литва и Украина, которые сегодня являются независимыми). В отрасли было две основные модели — злополучный РБМК с графитовым охлаждением, использовавшийся в Чернобыле, и водо-водяной реактор ВВЭР, который в различных современных версиях до сих пор является рабочей лошадкой российской атомной промышленности.

Распад Советского Союза в конце 1991 года стал катастрофой для российской атомной отрасли. Сообщество атомщиков, состоявшее из сотен институтов и электростанций, в которых было занято более миллиона человек, многие из которых работали в секретных городах, известных только под кодовыми именами, внезапно оказалось в подвешенном состоянии. Некогда всемогущее Министерство атомной энергетики и промышленности СССР, переименованное в 1992 году в Минатом, игнорировалось правительством, которое, как мы видели, балансировало на грани банкротства и имело более насущные заботы. 

В этот период атомная промышленность поддерживала себя в основном за счёт всё ещё скромного экспорта (часть которого состояла из продажи обогащенного урана из демонтированных ядерных боеголовок, экспортируемого в США). Это давало приток столь нужной валюты в размере почти 3 млрд долларов в год, но часть этих доходов реквизировалась Министерством финансов для удовлетворения других потребностей, включая дорогостоящую войну России на Кавказе. В конце 1990-х годов министр атомной энергетики Евгений Адамов подсчитал, что атомная отрасль получает менее половины финансирования, необходимого для обеспечения основных операций, не говоря уже о дополнительных задачах, возложенных на неё, например, утилизации атомных подводных лодок.

В результате всеобщего хаоса атомная отрасль начала приходить в упадок. Произошла массовая потеря квалифицированной рабочей силы, так как опытные работники ушли в гражданский сектор. Институты и заводы занялись неядерным бизнесом. Некоторые ключевые фабрики были скуплены частным бизнесом, хотя ядро отрасли под контролем государства осталось нетронутым. 

Когда в 2005 году Кириенко пришёл на высший пост в «Росатоме», он обнаружил отрасль, которая бездействовала в течение двух десятилетий и частично развалилась. Важнейшая часть её по-прежнему контролировалась остатками советского Министерства среднего машиностроения (Минсредмаш) — эвфемизм, используемый для названия органа, в ведении которого находилось всё связанное с ядерной энергией, как военной, так и гражданской. Но многие ключевые активы были распроданы частным предпринимателям и перепрофилированы на другие цели.

Другая их часть попала под контроль олигархов. Один из них, колоритный русско-грузинский бывший биолог по имени Каха Бендукидзе, собрал конгломерат под названием «Объединенные машиностроительные заводы» (ОМЗ), который включал в себя знаменитый атомный комплекс «Ижорские заводы». В целом за предыдущие два десятилетия атомная промышленность сдала в эксплуатацию лишь пять новых отечественных энергоблоков, на большей части которых нужно было лишь завершить работы, начатые в 1980-х годах до распада Советского Союза.

Накануне прихода Кириенко международный бизнес «Росатома» также находился в стагнации. Три его основных доставшихся от СССР проекта, в Китае, Индии и Иране, сильно отставали от графика, в результате чего его международная выручка замерла на уровне около 3 млрд долларов в год, и большая её часть, как упоминалось выше, была получена от переработки ядерного топлива. Ключевой игрок в зарубежных операциях России, «Атомстройэкспорт», отошёл к консорциуму во главе с Бендукидзе, и ветераны отрасли жаловались, что «Атомстройэкспорт» разворовывается. 

Эти события, очевидно, задели за живое российское правительство; один аналитик называет приобретение «Атомстройэкспорта» «роковой ошибкой» Бендукидзе. Для Путина это послужило тревожным звонком, непосредственно приведшим к плану перезапуска атомной промышленности и назначению Кириенко для реализации этого плана.

Что сделал Сергей Кириенко в «Росатоме»

Первой задачей Кириенко было собрать атомную отрасль под одной крышей. Бендукидзе заставили продать ОМЗ Газпромбанку (который выступил агентом по сделке), и его конгломерат ОМЗ был ликвидирован, а его ядерная часть передана «Росатому». Примерно в то же время «Росатом» получил контроль над «Атомстройэкспортом», который занимался экспортом ядерных материалов и технологий.

Затем Кириенко нужно было навести порядок в цепочке поставок. Он обнаружил собрание около 80 000 производителей оборудования и поставщиков услуг, которые были монополистами в своих областях и держали «Росатом» за горло. В 2007–2008 годах, по словам Кириенко, 85% атомной отрасли контролировалось этими монополистами. Они по своему усмотрению задирали цены и устанавливали график производства. Ещё в 2010 году половина контрактов на поставки для «Росатома» отставала от графика. 

Кириенко ответил созданием альтернативных подрядчиков по обслуживанию и поставкам оборудования при «Росатоме», скупкой некоторых поставщиков и проведением тендеров для стимулирования конкуренции. Это вызвало ожесточенное сопротивление со стороны действующих игроков, но к 2010 году Кириенко смог заявить: «В отрасли больше не осталось монополий». К моменту ухода Кириенко в 2016 году большая часть огромной цепочки поставок «Росатома» была переведена в единую систему конкурсных торгов.

Самой деликатной задачей Кириенко было отделить гражданский бизнес «Росатома» от его военной деятельности. Когда в 2007 году указом президента был создан «Росатом», он унаследовал все активы страны, связанные с ядерным оружием. В рамках политики под названием «Новый облик» «Росатом» должен был отделить своё военное крыло от гражданского. Оба останутся в «Росатоме», но если военная часть могла продолжать получать прямое государственное финансирование, гражданская часть должна была стать самоокупаемой. 

Однако это разделение было легче осуществить на бумаге, чем на практике. Многие компоненты российской цепочки ядерных поставок по-прежнему обслуживали как гражданских, так и военных потребителей внутри России, начиная с добычи урана, которая по-прежнему велась в основном в закрытых городах, за которые также отвечал «Росатом». 

На момент назначения Кириенко многие ветераны отрасли скептически относились к самой возможности такого разделения. Виктор Михайлов, бывший министр атомной энергетики, сказал в интервью, что, по его мнению, гражданская и военная части «неразделимы» и что Кириенко «будет тяжело» реформировать отрасль. Другие указывали, что гражданский бизнес возник как «побочный продукт» военной программы и что все гражданские технологии возникли из военных. По сути, эта точка зрения сводилась к тому, что они связаны нераздельно.

Отделение оружейной программы от гражданской ядерной энергетики имело решающее значение, если «Росатом» собирался развивать свой международный бизнес на коммерческой основе. Россия нуждалась в одобрении международного сообщества, особенно со стороны Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ), к которому Россия присоединилась в 1957 году. 

Это, в свою очередь, требовало соблюдения международных стандартов прозрачности и безопасности — последнее было особенно важно ввиду непреходящей в мире памяти о Чернобыле. Сегодня военная часть «Росатома», после реструктуризации Кириенко, в целом административно отделена от гражданской, в частности за счёт использования контрактов, посредством которых военная сторона обеспечивает широкий спектр гражданских нужд, в том числе в рамках собственных гражданских программ «Росатома». 

«Росатом», в свою очередь, предоставляет важные услуги военным, такие как дезактивация 200 списанных атомных подводных лодок. Чиновники «Росатома» не распространяются о продолжающейся военной роли агентства, но примечательно, что, когда Кириенко отчитывался перед Путиным (а он это делал регулярно каждый год), военные контракты — так называемый гособоронзаказ — всегда были первым, о чем Путин спрашивал.

Эти усилия также потребовали крупной реструктуризации гражданского бизнеса, который должен был стать финансово самоокупаемым. Традиционная культура отрасли строилась всецело вокруг технологий и никогда не придавала значения затратам. Кириенко дипломатично заметил вскоре после прихода в «Росатом», что уровень патриотизма в отрасли вызывает у него восхищение, уровень профессионализма — большое уважение, уровень понимания экономики — тихий ужас. Чтобы подтолкнуть отрасль к изменению своей культуры, Кириенко создал специальную комиссию по реструктуризации во главе с командой аутсайдеров, и она выстроила систему контроля над затратами, в соответствии с которой должны оцениваться руководители предприятий отрасли.

«Росатом» смотрит за границу

Последней задачей Кириенко было переориентировать приоритеты «Росатома» на международный бизнес. Это не входило в его первоначальный план. Наоборот, его первоочередной задачей была отечественная атомная энергетика. Поначалу его амбиции были велики. В начале 2006 года, через несколько месяцев после своего назначения в «Росатом», он представил президенту Путину масштабную программу возобновления отечественного атомного строительства; он пообещал к 2030 году построить в России сорок новых реакторов, увеличив долю атомной энергии в производстве электроэнергии в России с 16 до 25%. 

В июне 2006 года Путин утвердил эту программу. На первом этапе к 2015 году Россия должна была завершить строительство десяти новых реакторов мощностью 1000 мегаватт, и строительство ещё десяти должно было начаться в тот же период. Программа стоила бы 55 млрд долларов, почти половина из которых финансировалась бы за счёт прямых государственных субсидий, а остальная часть — за счёт повышения тарифов для потребителей и за счёт частного финансирования.

Но ожидавшийся внутренний спрос на новые ядерные мощности не материализовался. Начиная с 2006 года рост общего спроса на электроэнергию начал замедляться. К концу того года отечественную ядерную программу пришлось сократить, и Кириенко, который в начале года расхваливал перспективы внутреннего рынка, понял, что дело стоит на месте. 

Однако впереди ждали новости ещё хуже: мировой финансовый кризис 2008–2009 годов внезапно остановил питаемый нефтью экономический бум в России, и в одночасье оказалось, что потребности в новых энергетических мощностях практически нет. Какое-то время Кириенко продолжал держаться своей прежней стратегии, связанной с внутренним рынком. Ещё в 2009 году он обещал, что его компания всё равно будет строить по одному новому реактору в год. Но в итоге даже этой, более скромной, цели не удалось достичь.

В этот момент Кириенко начал переориентировать компанию на международный рынок. Перспективы зарубежного бизнеса «Росатома» не выглядели многообещающими. «Атомстройэкспорт» с 2007 года терпел убытки, в основном из-за строительных контрактов, заключённых в 1990-е годы с Ираном, Индией и Китаем. В 2012 году компания отчиталась об убытках в размере 13,8 млрд рублей (около 500 млн долларов по тогдашнему курсу). Но к 2013 году ситуация начала меняться, отчасти в результате серии реорганизаций, которые к 2016 году привели к созданию нового Инжинирингового дивизиона, интегрированного подразделения, объединяющего в себе функции проектирования, продаж и обслуживания для всех зарубежных операций «Росатома».

Сегодня зарубежная экспансия «Росатома» считается самым знаковым достижением Кириенко. Атомная энергетика стала редкой историей успеха российского высокотехнологичного экспорта за последнее десятилетие. 

Ещё в конце 1980-х годов, после Чернобыльской катастрофы, репутация советской атомной энергетики, казалось, была испорчена навсегда. Однако тридцать лет спустя Россия зарекомендовала себя как мировой лидер, к великому разочарованию потенциальных конкурентов, особенно Франции и Соединенных Штатов. В конце 2019 года, накануне пандемии COVID-19, «Росатом» имел в эксплуатации за рубежом 34 гигаватт ядерных мощностей. Он может похвастаться 36 строящимися станциями в двенадцати странах, с портфелем заказов на общую сумму более 130 млрд долларов и годовой выручкой более 6,5 млрд долларов в год.

Первоначально международный бизнес «Росатома» был сконцентрирован в странах бывшего Советского Союза, особенно на Украине, где до сих пор находится 40% международных мощностей «Росатома». Но за последнее десятилетие «Росатом» расширил круг своих заказчиков, включив в него не только ближайших соседей России, таких как Венгрия и Финляндия, но и развивающиеся страны. В начале 2020-х годов «Росатом» вёл строительство объектов в Турции, Бангладеш и Египте, а также продолжал возводить новые объекты для давних клиентов, таких как Китай и Индия.

Странам, в которых «Росатом» стремится заполучить контракты, он предлагает привлекательный пакет «полного обслуживания». Помимо строительства электростанции, он обеспечивает финансирование, обучает местный персонал, поставляет топливо и берёт на себя переработку и утилизацию отходов, вывозя использованные топливные стержни обратно в Россию. 

В отличие от своих западных конкурентов «Росатом» способен реализовывать завершённые проекты вовремя и в рамках бюджета благодаря стратегии «типовых проектов», в рамках которой используется проверенная российская технология водо-водяных реакторов (ВВЭР), которую «Росатом» продолжает совершенствовать все эти годы, развертывая всё новые поколения ВВЭР с улучшенными показателями эффективности и безопасности. 

В то время, когда развивающиеся страны всё отчетливее осознают угрозы, связанные с изменением климата и загрязнением окружающей среды, многие находят российскую атомную энергетику привлекательной. Это, конечно, растущий внешнеполитический актив для российского правительства, однако сравнительное преимущество России в ядерной энергетике носит прежде всего экономический и коммерческий характер.

Отличные на сегодняшний день показатели безопасности на международной сцене позволили «Росатому» преодолеть память о Чернобыле и выстоять шок от катастрофы 2011 года на Фукусиме, вызвавшей сильную реакцию против использования атомной энергии во всём мире. В 2012 году в телеинтервью Кириенко выразил оптимизм по поводу глобальных перспектив атомной энергетики. По его словам, собственные международные контракты «Росатома» за предыдущий год удвоились. Будущее выглядело радужным: по его словам, только замена действующих атомных электростанций по всему миру потребует от 320 до 350 новых блоков к 2030 году, чтобы сохранить долю атомных электростанций на нынешнем уровне. 

Сознавая, что после Фукусимы вопросы безопасности и экологии будут для клиентов превыше всего, Кириенко с гордостью заявил: «На всех наших реакторах установлены автоматические системы радиационного контроля, и данные автоматически передаются в МАГАТЭ в режиме реального времени и в интернет. Любой желающий может прямо сейчас зайти в интернет и посмотреть текущие показания уровней радиации».

Но для того чтобы «Росатом» продолжал расширять свой международный бизнес, он должен решить ряд проблем. Первая из них — это затраты. Кириенко сказал президенту Дмитрию Медведеву на заседании президентской Комиссии по инновациям в 2009 году: «У нас одни из самых маленьких топливных затрат, меньше только у солнечной энергетики, но у нас самые высокие капитальные затраты. Поэтому в совокупности мы вполне конкурентоспособны, но очевидно, что основные силы нам надо потратить на то, чтобы снижать затраты на строительство и сооружение атомных станций, капитальные затраты». 

Ответ, по словам Кириенко, заключается в компьютеризации каждого этапа строительства АЭС, от 3D-проектирования и строительства до полностью компьютеризированного управления цепочками поставок, финансами и персоналом. В результате в последующее десятилетие одним из главных приоритетов «Росатома» стала цифровизация.

Следующая проблема — инновации. До сих пор программа развития «Росатома» носила поэтапный характер и состояла в основном в модернизации последовательных поколений технологии водо-водяных реакторов ВВЭР. В России рабочей лошадкой сегодня остается ВВЭР 3+, разработанный при Кириенко. Но вскоре нужно будет переходить к следующему поколению ядерных реакторов и топлива. 

При Кириенко «Росатом» также начал модернизацию технологии реактора на быстрых нейтронах (БН-800), и к 2020 году его первый БН-800 должен был быть введен в эксплуатацию в Свердловской области. По словам преемника Кириенко на посту генерального директора «Росатома» Алексея Лихачева, БН-800 вскоре станет стандартным предложением компании для зарубежных проектов.

Решающим испытанием способности «Росатома» справиться с этими вызовами и продолжать доминировать на международном рынке станет конкуренция со стороны Китая. За последние 20 лет Китай и сам быстро превратился в крупную силу в области ядерной энергетики. На сегодняшний день Китай располагает около 49 гигаватт действующих ядерных мощностей по сравнению с 2 гигаваттами в 2000 году, что ставит его на третье место в мире. В настоящее время он строит восемь новых реакторов в год, и к 2030 году намеревается нарастить их мощность до 120 гигаватт. Сегодня 85% мощностей приходится на долю отечественных компаний, в сравнении лишь с 1% в 1996 году, когда всё начиналось.

Россия построила два первых блока в Китае (Тяньвань — 1 и 2), которые начали работу в 2007 году и обошлись в 3,2 млрд долларов, при этом вклад Китая составил 1,8 млрд долларов. Ещё два энергоблока Тяньваньской АЭС (Тяньвань — 3 и 4), для которых Россия поставила около 30% оборудования, были введены в эксплуатацию в 2017 и 2018 годах. 

Россия остаётся конкурентоспособной, поскольку в 2016 году было заключено соглашение на поставку блоков ВВЭР-1200 для Тяньвань — 7 и 8, хотя строительство ещё не началось. Но на данный момент никаких дальнейших контрактов не предвидится. 

Соглашение 2009 года с «Атомстройэкспортом» о строительстве в Китае реактора на быстрых нейтронах на основе российской технологии БН-800 не было реализовано. Первоначальное соглашение 2014 года о строительстве плавучих атомных ТЭЦ на основе российских технологий и поставляемого из России топлива также не получило развития, потому что китайцы решили использовать свои собственные разработки.

Тем временем Китай развивает свои собственные экспортные возможности в прямой конкуренции с Россией и использует китайские технологии, основанные на французских и американских образцах, а не российских. В настоящее время единственный действующий китайский проект находится в Пакистане, но ведутся переговоры с одиннадцатью другими странами, включая Румынию и Казахстан, которые ранее считались бы частью сферы «Росатома». 

Экспортные планы Китая сдерживаются тем, что Китай пока не является участником Венской конвенции МАГАТЭ о гражданской ответственности за ядерный ущерб (участником которой является Россия) и Китай пока не в состоянии принимать отработавшее топливо (как это делает Россия). Но со временем эти проблемы, без сомнения, будут решены, а готовность Китая предоставить щедрое финансирование станет серьёзной проблемой для устоявшихся экспортных позиций России.

Но конкуренция между Россией и Китаем в ядерной области будет всё больше определяться реакцией мира на энергетический переход и изменение климата. К этому мы сейчас и переходим.

Атомная энергетика и изменение климата

До недавнего времени топ-менеджеры «Росатома» — питомцы Кириенко — едва ли считали себя борцами за устойчивое развитие, но, как и другие топ-менеджеры российских компаний с международным бизнесом, в последние годы они стали подчёркивать свою приверженность экологии. В 2020 году «Росатом» выпустил свой первый отчёт об устойчивом развитии, посвященный ESG (экологическое, социальное и корпоративное управление). 

В отчёте подчёркивается роль «Росатома» как составной части защиты планеты от изменения климата. Заместитель директора по стратегии «Росатома» Роман Головин (который, как и растущее число молодых специалистов в стратегических отделах российских энергетических компаний, работал в западных компаниях и учился в лучших российских вузах) уделяет особое внимание опасности выбросов CO₂ и изменению климата. 

Публичное видение Головина в отношении ядерной энергетики — как и у западных консалтинговых компаний, таких как Bloomberg New Energy Finance (BNEF), — состоит в том, что будущее за возобновляемыми источниками и ядерной энергией. Хотя Головин признает, что возобновляемые источники энергии способны всё успешнее конкурировать с ископаемым топливом, он утверждает, что одних только возобновляемых источников энергии недостаточно — они требуют слишком много места и страдают от проблемы прерывистости. Поэтому будущее должно быть во всё большей степени за ядерной энергией, и, для Головина, оно будет за Россией.

Но что, если это видение не реализуется? Внутри самой России, как мы видели, ядерная энергетика имеет ограниченный потенциал роста. За пределами России «Росатом» столкнётся со все более сильными конкурентами. В ответ на это компания прилагает усилия для диверсификации своей деятельности внутри страны помимо атомной энергетики. Официальная корпоративная цель «Росатома» состоит в том, чтобы к 2030 году 30% её доходов приходилось на неядерный бизнес. 

Растёт участие «Росатома» в развитии Северного морского пути (включая атомные ледоколы, а также новые порты и каналы на Крайнем Севере), а также в ветроэнергетике через свою дочернюю компанию «НоваВинд». Недавно «Росатом» объявил о создании в рамках ТВЭЛ новой дочерней компании под названием «Рэнера», которая будет производить аккумуляторы для электромобилей, а также аккумуляторные батареи для покрытия пиковых нагрузок при использовании возобновляемых источников энергии. 

«Росатом» также экспериментирует с водородом, который будет производиться на АЭС на Дальнем Востоке и экспортироваться в Японию. Эти новые позиции ускорят рост всё ещё находящегося в России в зачаточном состоянии бизнеса возобновляемых источников энергии, но также потенциально создадут новые продукты для экспорта.

Главным приоритетом компании за пределами ядерной области являются нанотехнологии, включая лазерную технологию, прецизионную механическую обработку и порошковую металлургию, которые относятся к потенциальным сильным сторонам «Росатома». Наиболее многообещающим глобальным применением нанотехнологий является 3D-печать, которая произвела революцию в промышленности во всем мире. 

«Росатом» создал новую дочернюю компанию «Русатом — Аддитивные технологии» (РусАТ), которая возглавляет пул из двух десятков научно-исследовательских институтов, объединяя под одной крышей все соответствующие компетенции «Росатома». Единственный завод «Центротех» в Новоуральске (Свердловская область) выбран для производства первых в России крупноформатных 3D-принтеров с использованием лазерно-аддитивной технологии. Первым руководителем РусАТ был назначен шестидесятилетний Алексей Дуб, лауреат Государственной премии в области металлургии. Одновременно он отвечал и за большую часть общей технологической политики «Росатома». Ни о каких «стартапах» не упоминалось. В настоящее время бизнес-направление «Аддитивные технологии» возглавляет генеральный директор Илья Кавелашвили.

В то время РусАТ столкнулся с некоторыми знакомыми проблемами. Одной из них оказалось сопротивление клиентов такой новой технологии, как 3D-печать. «Производители не хотят рисковать, отступая от привычных методов производства, — рассказывал Дуб. — К сожалению, хотя мы проводим выставки и развиваем информационную систему, до большинства компаний наша информация не доходит. Поэтому для многих из тех, до кого удается достучаться, оказывается неожиданностью, что аддитивные технологии — это уже не фантазии».

Комментарий от пресс-службы ООО «Русатом – Аддитивные Технологии»

Ещё одна проблема состоит в том, что РусАТ находится под растущим давлением заменять импортные технологии российскими. Закупка большинства компонентов происходила «на открытом рынке» (подразумевается, из-за рубежа), а лазеры закупались у IPG Photonics, транснациональной корпорации, базирующейся в США, хотя РусАТ активно ищет им замену.

Плавучие АЭС: решение без задачи?

Идея строительства плавучих атомных электростанций имеет долгую историю, восходящую к советским временам, но, как и всё остальное, связанное с атомной отраслью, после распада советской системы она была отложена до лучших времён. Логика этой концепции состоит в том, что плавучая АЭС облегчит освоение российского Севера, обеспечив электроэнергией порты, заводы и военные базы вдоль арктического побережья.

Эта концепция была возрождена, когда Владимир Путин вскоре после своего первого избрания в 2000 году посетил верфь «Севмаша», ведущего предприятия военного судостроения в советское время. Путин счёл, что плавучие атомные электростанции полностью вписываются в его видение Крайнего Севера в целом, и неоднократно возвращался к этой теме. 

В ответ «Росатом» подготовил план, который предусматривал развертывание 20 плавучих электростанций на Крайнем Севере и Дальнем Востоке. В 2007 году на «Севмаше» началось строительство первой плавучей электростанции, призванной одновременно служить ледоколом. По первоначальному замыслу корабль, названный «Академик Ломоносов», должен был снабжать электричеством западный город Северодвинск и сам «Севмаш». Но почти сразу начались проблемы. Конструкция была новой, а опыта с гражданскими заказами у «Севмаша» было мало. 

К 2008 году дело почти не сдвинулось с места. «Росатомфлот» разорвал контракт и передал проект предприятию «Балтийский завод». Но даже после этого не всё шло гладко, и потребовалось ещё 12 лет, чтобы строительство «Академика Ломоносова» было завершено. 

К тому времени потребность в дополнительных мощностях для северодвинской площадки отпала, и «Росатому» пришлось подыскивать другое место для работы плавучей электростанции; в конце концов остановились на отдалённом порту Певек в Чукотском море. В январе 2020 года с большой помпой электроэнергия с первой плавучей электростанции начала поступать в Певек и его окрестности, для которых она в конечном итоге заменит стареющую Билибинскую атомную станцию.

Но плавучая ядерная программа выглядит как решение без задачи. После долгих исследований «Росатомфлот» определил полдюжины подходящих мест вдоль арктического побережья, но на данный момент планов строительства плавучих станций нет. Пробная концепция разработки АЭС меньшего размера, которую можно было бы использовать в сибирских реках, ни к чему не привела. 

Другая концепция, потенциально представляющая больший интерес для «Росатома» как возможный источник экспорта, заключается в использовании плавучих атомных станций для снабжения энергией морских нефтяных платформ. Эта идея была включена в пакет соглашений, подписанных в мае 2014 года во время визита Путина в Китай. Вслед за этим «Росатом» заключил соглашение с китайской компанией CNNC New Energy о создании совместного предприятия по строительству шести плавучих электростанций. Но китайцы, по некоторым сведениям, настаивали на том, чтобы соглашение включало передачу технологии Китаю, и русские отказались. С тех пор никаких сообщений о предполагаемом совместном предприятии не появлялось.

Медленный прогресс в реализации программы создания плавучих АЭС по сравнению с гораздо более высоким уровнем активности, связанным с развитием транспортировки СПГ и экспорта нефти в Азию, служит удобной лакмусовой бумажкой для тестирования приоритетов правительства и компаний: экспорт углеводородов на первом месте, региональное развитие, с большим отрывом, на втором.

Если поставить будущее российской атомной энергетики в более широкий контекст, то глобальное возрождение ядерной энергетики, если оно произойдёт, не окажет существенного влияния на мировой энергетический переход до второй половины века. В середине же века вклад российской атомной энергетики в решение мировых климатических проблем и в компенсацию грядущей потери Россией доходов от углеводородов будет всё ещё скромным. Игра с долгосрочными целями станет задачей уже следующего поколения российских технологов и предпринимателей.

Тем временем звезда Сергея Кириенко восходила всё выше. В 2016 году он ушёл из «Росатома» и был назначен первым заместителем главы Администрации президента. В 2018 году — тайным указом — он был награжден орденом Героя России. Можно было бы ожидать, что ему дадут экономический портфель, но вместо этого он был назначен ответственным за внутреннюю политику. Кириенко продолжает получать похвалы от Путина за свою работу по формированию нового поколения политических менеджеров. Может быть, это не последний поворот в его удивительной карьере.

Выводы

Может ли атомная энергетика стать альтернативной моделью будущего России в эпоху изменения климата? Этот вопрос, как мы видели, имеет два аспекта — внутренний и международный. 

На первый ответ прост. Ожидается, что общий внутренний спрос на электроэнергию будет расти только на 0,7% в год до 2050 года. Российский внутренний рынок электроэнергии, по выражению одного аналитика, «купается в мощностях» и, вероятно, это сохранится и в обозримом будущем, до тех пор пока экономический рост в России будет оставаться медленным, каковым он, вероятно, и будет. По-прежнему будет существовать небольшая ниша для новых атомных электростанций, но после 2030 года большая часть внутреннего спроса будет состоять из замены существующих реакторов.

Основной вопрос — международный рынок. Как предполагает Роман Головин, этот рынок потенциально огромен. Но настоящий вопрос заключается в том, сможет ли Россия конкурировать со всё более агрессивной экспортной политикой Китая. В ближайшем будущем ответ будет зависеть от того, сможет ли «Росатом» продолжить инновации за пределами своей испытанной временем серии ВВЭР 3+ и окажется ли коммерчески жизнеспособным его реактор на быстрых нейтронах БН-800. Пока этот вопрос остается открытым.

Ждёт ли нас возрождение ядерной энергетики как одного из мировых ответов на изменение климата, зависит от того, как мы представляем себе будущее энергетики в целом. Сторонникам ветряной и солнечной энергетики видится преодолевший зависимость от ископаемого топлива мир распределённой энергии, в котором автономные гибридные системы, состоящие из ветряных и солнечных станций и аккумуляторных мощностей, в изобилии производят чистую электроэнергию для снабжения местных сетей. 

«Росатом» с его недавними инициативами в области ветроэнергетики делает резервную ставку на это видение. Его усилия в области плавучих атомных электростанций — другая резервная ставка, которая также будет поддерживать распределённые сети. Заинтересованность «Росатома» в водороде, вырабатываемом ядерной энергетикой, — ещё одна резервная ставка. Но всё это остаётся очень небольшой частью его деятельности в целом. Можно сказать, в ДНК «Росатома» по-прежнему заложено строительство традиционных крупных атомных электростанций для поддержания базовой нагрузки.

Крупным атомным электростанциям найдётся место в таких системах, но будущее атомной энергетики может быть за малыми модульными реакторами (ММР), преимуществами которых являются большая гибкость, меньшая стоимость и повышенная безопасность. Уже несколько стран, в том числе Франция, Великобритания и Китай, запустили программы производства ММР. Китай уже построил две небольшие установки, которые могут заработать в начале 2020-х годов. Для Соединенных Штатов ММР могут стать технологией, которая позволит американцам вернуться в глобальную ядерную игру. 

Возможно, важная веха была пройдена в сентябре 2020 года, когда Комиссия по ядерному регулированию США впервые в своей истории одобрила проект небольшого легководного реактора. Этот новый ММР, если он действительно получит разрешение на строительство, будет сооружаться из готовых модулей, перевозимых по железной дороге или автомобильным транспортом, — радикально новый подход к строительству атомных электростанций, который может преодолеть высокие затраты и постоянные задержки, которые, по сути, убили развитие ядерной энергетики в США. 

Россия, которая продолжает полагаться на классические крупные станции, может обнаружить, что её нынешнее лидирующее положение ослабевает, если она не сможет конкурировать в ядерной энергетике следующего поколения. Однако будущее новых ядерных технологий остаётся неопределённым. Это видно из злоключений другой программы «Росатома», по созданию малых плавучих АЭС.
IQ