«Китайщина» князей Радзивиллов

О богатстве семьи Радзивиллов, владевших почти третью территорий Великого княжества Литовского, ходили легенды. Сокровищница их резиденции — Несвижского замка — в инвентарных документах XVIII века сравнивалась с «Зелёными сводами» (Grünes Gewölbe) в Дрездене, знаменитой саксонской коллекцией драгоценностей. На это восприятие богатств восточноевропейских князей XVIII века повлияла, в том числе, «азиатская» роскошь в интерьерах их замка. Шинуазри — стилизация под китайское искусство — проявлялась в оформлении пространства, росписях, мебели, выборе декоративных предметов. Западная и восточная культуры тем самым вступали в диалог, существовали в симбиозе. Этот феномен в резиденции Радзивиллов исследовала искусствовед из НИУ ВШЭ и Белорусского государственного университета Ольга Баженова. А IQ.HSE разобрался в тонкостях несвияжского шинуазри с помощью её статьи.

Драконы в блеске рококо

Фарфоровый трианон в Версале, Китайский чайный домик в Сан-Суси (Потсдам), Большая пагода в лондонских Королевских ботанических садах Кью, живопись французских художников Антуана Ватто и Франсуа Буше, английская чиппендейловская мебель с китайскими мотивами, фарфор Медичи и мейсенский фарфор наглядно демонстрируют стиль шинуазри (фр. chinoiserie; от chinois — «китайский»), европейское подражание китайской архитектуре и искусству.

Это направление ориентализма начало складываться в раннее Новое время (в конце XVI – начале XVII века), после установления прямых торговых связей Европы с Китаем. Оно отражало западные представления о восточной экзотике, мечту об изысканной сказке. Завезённые издалека «картинные» драконы, диковинные птицы, цветы и деревья уютно «расселились» в интерьерах, росписях, на обоях, шкатулках, вазах, пудреницах — везде, где можно было продемонстрировать тонкий вкус.

В XVIII веке шинуазри удивительно перекликалось с изнеженным, кокетливым, камерным европейским стилем рококо. Оба обильно использовали декор, асимметрию и плавные изогнутые линии, оба акцентировали материалы. И «китайщина», и рокайльные работы часто поэтизировали отдых, любовались жизненными наслаждениями. В галантный век стиль шинуазри ассоциировался у европейцев со счастьем, покоем и комфортом.

В Восточной Европе также распространилась мода на «китайский вкус». Её импортировали с Запада. В конце XVII века, в годы Великого посольства в Европу, Пётр I и Александр Меншиков знакомились с западноевропейскими собраниями китайских вещей. Их внимание привлекали китайский фарфор и другие товары, доставленные британской Ост-Индской компанией.

Китайские кабинеты Большого Петергофского дворца, Китайская голубая гостиная в царскосельском Екатерининском дворце, Китайский дворец в Ораниенбауме выполнены в духе времени, когда европейская культура была очарована загадочной ориентальной, вела кросс-культурный диалог с ней. Разумеется, шинуазри увлекались не только августейшие фамилии, но и их приближенные, высшие чины. Так, во дворце генерал-губернатора Санкт-Петербурга Александра Меншикова было множество китайских изделий и стилизаций: от обоев, посуды, ларцов — до подзорной трубы. Жена и дочери светлейшего князя пользовались китайскими пудреницами.

«Хиньские» предметы (от China, по-польски читаемого как «хина») в изобилии значатся и в инвентарных документах резиденций Радзивиллов — виднейших магнатов Великого княжества Литовского (ВКЛ), владельцев Несвижского замка под Минском. Этот княжеский род в XVI–XVIII веках определял культурную политику ВКЛ, где вкупе владел около 30% территорий.

В середине XVIII века для князя Михаила Казимира Радзивилла Рыбоньки (1702–1762) ориентальная роскошь была важной частью престижа семьи, подчёркивает искусствовед из ВШЭ и БГУ Ольга Баженова. «Восточные предметы составляли богатство скарбца (сокровищницы) князя в Несвижском замке, украшали дворцовые покои этой твердыни, — пишет исследовательница. — Известно о таком роскошном для середины XVIII столетия устроении в Несвижском замке, как ванная комната, покрытая сверху донизу голландскими изразцами, имитирующими китайские». О китайских стилизациях в замке есть сведения в архивных документах и в альбомах проектных эскизов мебели.

Заткнуть за пояс

Мануфактуры Радзивиллов также реализовывали культурные предпочтения этой семьи. Особое явление — ориентализм при сыне Рыбоньки Кароле Станиславе Радзивилле Пане Коханку (1734–1790). Восточный стиль заявил о себе в шелковых, с золотой и серебряной нитью, кунтушовых поясах (кунтуш — мужская верхняя одежда). Эти аксессуары дворянского парадного костюма изготавливали с 1760 года в Слуцке рядом с Несвижем. Мануфактуру открыл Михаил Казимир Радзивилл в 1757 году.

Производство достигло пика в 1780-е годы, когда кунтушовые пояса стали знаком принадлежности к культуре Великого княжества Литовского и Речи Посполитой. В контексте политических событий — разделов территории польско-литовского государства (в 1772, 1793 и 1795 годах) — пояс служил «патриотическим жестом», поясняет автор статьи.

Для Пане Коханку восточный шик демонстрировал могущество Радзивиллов и формировал достойный образ страны. В духе шинуазри князь в 1784 году оформил и торжества по случаю приёма в Несвиже последнего польского короля Станислава Августа Понятовского.

Неразъясненная Поднебесная

Прежде чем обсуждать ориентальные артефакты замка Радзивиллов, поясним, как воспринимали Китай европейцы того времени. Возвращаясь к концепции счастья и покоя, ассоциировавшейся с Китаем, стоит заметить, что так можно определить и сущность государственной доктрины Саксонии первой половины XVIII века, курфюрст которой был великим князем ВКЛ и польским королем. Спокойная атмосфера могла считаться залогом благосостояния страны. А Китай представлялся европейцам воплощением этой счастливо-спокойной идиллии.

Поднебесной были посвящены научные трактаты и путевые записки того времени. Самым известным стал иллюстрированный труд немецкого священника, изобретателя, коллекционера, востоковеда, разностороннего учёного Афанасия Кирхера «Памятники Китая, как священные, так и мирские, и к ним различные зрелища, как природы, так и искусства...» (1667). Экземпляры этой книги хранились во многих королевских и аристократических библиотеках, в том числе, в собрании Несвижского замка. Иногда этот труд называют «Китай разъясненный». В его основе — свидетельства очевидцев, монахов-иезуитов, служивших в китайской миссии ордена.

По мнению итальянского исследователя, Кирхер демонстрирует научную «булимию», ненасытность, оказывается «на равном удалении от учёного с характерным для него стремлением к точности <...> и от фантаста с плодами его воображения». И действительно, в труде «немецкого Леонардо» научный интерес к Китаю сочетался с завороженностью его тайной.

Другой знаковой книгой — своеобразным путеводителем, в том числе, по Китаю и Индии — стали «Шесть путешествий» Жана-Батиста Тавернье, купца, активно развивавшего французскую торговлю с Индией. Его книга, при некоторой сумбурности, хорошо объясняет коммерческую сторону интереса к восточным странам и Китаю в частности. По-видимому, оба труда о Китае были в активном чтении у Радзивиллов.

Хиньская коллекция

Ольга Баженова называет три стадии развития шинуазри в придворном искусстве Радзивиллов XVIII века. К первой стадии (первая половина столетия) относятся ансамбли дворцовых интерьеров в стиле шинуазри. Во время второй стадии — в середине столетия — шинуазри растворяется в театральном, монументально-декоративном и прикладном искусстве. На третьей стадии (последняя четверть XVIII века) шинуазри репрезентирует новые пространственные решения, в основе которых — свободное, асимметричное, живописное пространство, традиционно разрабатываемое китайскими художниками и архитекторами.

Описания предметов шинуазри в инвентарях резиденций Радзивиллов могли звучать по-разному: «чёрного лака китайская роспись», «китайский блестящий», «белый с черным китайский раскрашенный», «красный лакированный китайский», «китайской работы вышитый», «китайские вазы, фигурки» и пр.

Показательны и эскизы мебели 1730-х годов из княжеского замка — альбом из 60 листов. Их автор, художник Фишер (имя неизвестно), упоминается в документах и письмах XVIII века из архивов Радзивиллов. Абсолютно уникален эскиз деревянного шкафа, найденный Ольгой Баженовой.

Шкаф-монада

Этот рисунок тушью показывает аутентичные формы шинуазри 1730-х годов, отсутствующие в известных коллекциях европейских музеев. Шкаф на рисунке служит необычной подставкой для китайских ваз и статуэток — он воспроизводит «саму сущность пластики этих предметов в объемной пространственной монументальной форме».

Шкаф не обладает отчётливой симметрией, как у европейских аналогов. Но интереснее другое. Он кажется «монадой, которая открывается большим количеством отверстий-ящичков, каждая часть монады есть повторение целого», отмечает исследовательница.

Французский философ XX века Жиль Делёз описывал эту форму, ссылаясь на «Монадологию» (1714) Готфрида Вильгельма Лейбниц. Труд немецкого философа и математика во многом является размышлением о рокайльной или восточной телесности и пространстве. Монада Лейбница, по Делёзу, — это метафора души как метафизической точки, единица, свертывающая множество, и множество, развертывающее единое в виде «серии».

Нечто подобное можно найти и в устройстве шкафа, считает Ольга Баженова. Шкаф напоминает лабиринт с обилием вставок-ящичков — ту самую единицу, свёртывающую множество, или множество, дробящее целое в виде серии. В архивном рисунке у шкафа видно множество отверстий, трансформирующихся открытием и закрытием. Это также напоминает о «складчатости» монады. Уместна и другая аналогия — ботаническая. Шкаф вырастает, как стебель или ствол гигантского дерева, чтобы показать раритет — скульптуру или вазу.

Судя по документам, шкаф должен был быть окрашен в яркие цвета (красный, белый, черный, синий) и покрыт сюжетными и орнаментальными росписями. Сюжетные сцены на филенках дверей вырастают из многочисленных побегов с созревшими плодами и цветами. При этом сценки моделируют восточное стереотомическое пространство, которое включает персонажей, стоящих в галантных позах.

Текучий лабиринт пространства

В Несвижском замке были также лаковые панели и зеркала на стенах. «Пространство ирреальное, манящее и одновременно подстраивающееся, в силу отсутствия жесткой архитектоники, к человеку; пространство, изменяющее рациональное ренессансное формообразование в сторону стереотомичности», — комментирует исследовательница.

Такая текучесть пространства, оформление его зеркалами (а значит, и множеством отражений) также заставляет вспомнить монаду с её «складчатостью» и лабиринтами.

Ещё одно подтверждение пространственного существования шинуазри — интерьеры с характерными росписями. Пример тому — два больших помещения на втором этаже Каменицы, строения XVI века в Несвижском замке.

Её зал был оформлен в китайском стиле в конце XVIII века, когда замок восстанавливали при Кароле Станиславе Радзивилле Пане Коханку. Фрагменты этой росписи реставраторы открыли в 2006 году. Вероятно, основу иконографии этого ансамбля росписей составили гравюры известного мастера шинуазри, французского художника Жана-Батиста Пильмана. Он ввёл моду на декоративные «китайские» панно в интерьерах — так родился «стиль Пильмана». Живописец работал во многих странах Европы, а в 1760-е годы — в Варшаве при дворе Станислава Августа Понятовского. Как уже упоминалось, в 1784 году монарх гостил в Несвиже.

Можно предположить, что Пильмана пригласили украсить росписями и Несвижский замок (скажем, его мог привезти тот же Понятовский). Другая гипотеза — с пространством работали «под Пильмана», в его стиле.

«Росписи в стилистике шинуазри в Несвижской Каменице, безусловно, выполнял местный, пока не найденный по имени в архивах мастер, — полагает Ольга Баженова. — Гравюры Пильмана послужили для его работы иконографической основой, что было обычной практикой в XVIII веке. Иконографию предлагал заказчик, а художник должен был масштабно и пропорционально связать эти композиции (с небольшими изменениями) с пространством зала». Сложность в работе монументалиста состояла ещё и в том, что он должен был учитывать курватурность помещения — множественные неровности стен и геометрические изгибы сводов, добавляет искусствовед.

Замедленное в сводах время

Каменица с расписанными в китайском стиле залами внесла вклад в рождение мифа о богатстве Радзивиллов. Они были частью помещений сокровищницы Несвижского замка, называемой в инвентарях на манер дрезденских «Зелёных сводов».

«Залы Каменицы с росписями шинуазри имели ренессансных размеров крестовые своды, близкие к квадрату шесть на шесть метров, и располагались на втором этаже здания, — пишет Ольга Баженова. — Реставраторы открыли геометрическую линеарность расчерченных сводов, откосы окон с овалами, включающими маленькие живописные, пластичные китайские фигурки». Эти фигурки, деревья, домики, лошади написаны и на неровных стенах XVI века. Причём изображения людей, растений, деревьев и домов равновелики. Опять же — аналоги такому оформлению в монументально-декоративных росписях встречаются в работах Жана-Батиста Пильмана.

Иконографические образцы Пильмана к тому времени были опубликованы в Европе во множестве альбомных изданий. Ориентация на его иконографию, по словам исследовательницы, подсказывает, как решалась монументальная задача: все небольшие предметы «объединялись С-образной формой некой гигантской лозы, на ветках которой и раскачивались, как в царстве сказочной гармонии, все китайские персонажи, дома, деревья, лошадки и птицы». Шинуазри превращало этот зал Каменицы в ирреальное пространство природных форм с медленно текущим временем и «сладостным ощущением остановленного счастливого мгновения».

В эту комнату могли выносить ценности из других помещений сокровищницы. Кроме того, в ней могли находиться шкафы, описанные как китайские (chińsko malewany) в инвентарях замка.

Кстати, инвентаря самой сокровищницы или реестра предметов, которые там могли храниться во времена Пане Коханку, нет. Равно как и самих вещей. Зато остались легенды о сказочном богатстве князей Радзивиллов. Возможно, сложению этого мифа способствовало созданное в стиле шинуазри пространство несвижского Grünes Gewölbe. Впрочем, оно ассоциировалось не только с роскошью, но и с уютом, свободой, гармонией. В этом — суть искусства шинуазри.

Источник развития

Смоделированные европейской культурой второй половины XVII–XVIII века форма и пространство шинуазри продолжили существование в XIX и XX веках. Но и сегодня ориентальный стиль по-прежнему в моде — манит экзотикой, «неразъяснённой» загадкой. «Восточные» интерьеры привлекают эстетов, да и не только их.

Однако стоит отметить и ту роль, которую стиль шинуазри сыграл в развитии европейских художественных практик. По мысли Ольги Баженовой, он создавал необходимый для эволюции живописи свободный творческий противовес академическим правилам и порядку. Ясно, что эти правила часто могут сковывать художников. А «китайщина» раскрепощала их, давала возможность экспериментов.

Шинуазри — пространство непринужденности, фантазии и импровизаций, в котором можно было новаторски сочетать европейские мотивы с ориентальными. Эта эстетика — пример «ярчайшего кросс-культурного диалога в искусстве», заключает исследовательница.
IQ