Духовный кризис — феномен, который вызывает много вопросов с научной точки зрения. Люди могут по-разному его понимать и описывать — в зависимости от своего религиозного опыта, представлений о мире, жизненных событий и ситуаций, в которых они оказались. Сотрудники Международной лаборатории позитивной психологии личности и мотивации НИУ ВШЭ провели два исследования. Результаты первого были получены с помощью портала IQ.HSE, что позволило адаптировать на русский язык методику для диагностики духовного смысла (статья находится в печати). Кроме того, в ходе этого же исследования удалось привлечь респондентов для серии феноменологических интервью. Их анализ позволил психологам выделить типологию из четырёх транзиторных жизненных миров — духовных кризисов. Она позволяет увидеть, через какие состояния могут проходить люди, считающие, что они столкнулись с кризисными духовными переживаниями.
В 1902 году американский философ и психолог Уильям Джеймс поднял тему духовных переживаний. Им была проделана первая масштабная работа по их психологическому анализу, которую он отразил в книге «Многообразие религиозного опыта». Учёный нашёл этот опыт экстраординарным — на грани между нормальным и патологическим. При этом он заключил, что именно «с помощью наших психопатологических свойств мы можем проникать в область религиозной истины».
Духовное переживание, его психологическая реальность может таким образом становиться полем, на котором разворачиваются отношения не только между человеком и средой, но и между человеком и Богом, отмечают в своей публикации авторы исследования — доцент факультета социальных наук Департамента психологии НИУ ВШЭ Анна Лебедева и стажёр-исследователь Международной лаборатории позитивной психологии личности и мотивации НИУ ВШЭ Юлия Витко.
Исследователи обращают внимание, что в России огромный вклад в область психологии духовности внёс психотерапевт Фёдор Василюк, который развивал идеи переживания и концепцию жизненных миров. По его мнению, жизненный мир есть «система отсчёта», в которой одни и те же факты приобретают совершенно разное звучание у людей, находящихся в разных системах отношений с окружающим миром. Между этими мирами можно перемещаться, решая задачи, данные в виде разнообразных критических ситуаций. Жизненные миры являются динамичными и подвижными, но вместе с этим они относительно стабильны и длительны.
Согласно Фёдору Василюку, для каждого мира характерна своя критическая ситуация (стресс, фрустрация, конфликт), переживаемая личностью как кризис, то есть катастрофически. Возможности жизненного мира человека в определенных обстоятельствах могут оказаться исчерпаны, и в таком случае ставится задача преодоления предыдущего взгляда на бытие, появляется необходимость качественного прыжка через бездну в новый жизненный мир.
Заведующий кафедрой психологической помощи и ресоциализации факультета психологии МГУ Мадрудин Магомед-Эминов ставит вопрос о том, что существование в этом транзите, то есть переходе, имеет особое качество. По его словам, «множественность жизненных миров человека, связанных в единую целостность, и перемещение человека по жизненным мирам ставят вопрос об особом существовании между жизненными мирами в “между-существовании”».
Развивая эти взгляды, авторы новой работы пришли к идее, что между стабильными жизненными мирами существуют «зазоры», смысловые разрывы, поскольку, переходя от одной логики объяснения мира к другой, человек попадает в особое пространство «междумирья». «Мы предположили, что кризис как отдельный феномен — это не какой-то мгновенный прыжок. Опыт показывает, что люди могут находиться в этом состоянии достаточно долго», — отмечают они.
Духовный кризис, согласно предположению исследователей, представляет собой частный случай транзиторного (то есть переходного) мира и проявляется в переживании критической ситуации, возникшей в отношениях человека с Богом. Также авторы считают, что духовный кризис имеет «множество лиц».
В ходе исследования они попытались определить типы духовного кризиса, выделив в качестве его критериев две составляющие: духовный опыт и мифологему. При этом авторы исследования отмечают, что мифологема — это культурно обусловленная система значений, которой пользуется человек, описывая свою духовную и религиозную жизнь.
Вторая составляющая духовного кризиса — духовный опыт — это довербальное впечатление, переживание встречи с Богом в трансцендентном, то есть за пределами личности. «Важно подчеркнуть, что мы приводим не духовную и не религиозную, а психологическую типологию, которая не ставит своей задачей классифицировать духовный кризис как духовный феномен, но старается выделить особенности субъективных переживаний этого перехода», — комментируют психологи.
Чтобы изучить феноменологию исследуемого переживания авторы провели интервью с людьми, которые считали, что находятся в духовном кризисе. В исследовании принял участие 31 респондент (10 мужчин и 21 женщина), в возрасте от 19 до 52 лет. Интервью проводились с использованием психотехнического метода Фёдора Василюка и обрабатывались с помощью описательного феноменологического анализа Амедео Джорджи. Для оценки соответствия теоретической модели эмпирическим данным было привлечено пять экспертов.
В результате анализа интервью авторы предложили типологию четырех транзиторных жизненных миров (духовных кризисов): мифологический, религиозный, символический и метафорический.
В мифологическом транзиторном жизненном мире у человека есть мифологема, то есть некоторое теоретическое представление, система значений, описывающая духовное мировоззрение, но нет соответствующего ей духовного опыта. В какой-то момент эта «пустая» религиозность рассыпается из-за нерешаемых противоречий, религия превращается для человека в миф или сказку. Обнаруживаются отсутствие живой веры в Бога, непонимание смыслов религиозных ритуалов, сомнения в осознанности выбора веры, — поясняют авторы.
Как показали интервью, люди, переживающие мифологический духовный кризис, обычно посещали с детства храм и участвовали в богослужениях вместе с близкими родственниками. Однако в какой-то момент осознали, что не понимают смысла исповеди или причастия. Их мотивация участия в религиозных таинствах исходила из конформной установки («все делают — и я делаю»), либо из страха наказания, а религия воспринималась как свод правил, которые нужно исполнять, например, чтобы получить одобрение значимых людей.
«И я на самом деле никогда не понимал, в чём смысл исповеди, потому что я не испытывал какой-то совести за что-то».
Люди, находящиеся в мифологическом духовном кризисе, в какой-то момент понимают, что не испытывают контакта с Богом, и сам Бог является для них кем-то далёким и непонятным, кого они никогда не чувствовали как реальную фигуру в их жизни.
«В общем, я перестал верить в Бога. Наверное, я в Него никогда не верил».
Многие в итоге уходят из церкви, сомневаясь в выборе веры или принимая светское мировоззрение, распространенное в окружении.
«У меня вот были мысли — моё/не моё».
Преодолевшие мифологический духовный кризис говорили о том, что у них открылось чувственное ощущение Бога, появилась возможность выстраивать диалог с ним как с живой личностью.
В религиозном транзиторном мире у человека есть как мифологема, так и духовный опыт, которые вступают между собой в противоречия. Это может быть переживание ситуации, противоречащей религиозной парадигме, ощущение собственной недостойности контакта с Богом, понимание несоответствия между образом себя и образом верующего или между образом Бога и его проявлением в жизни.
Интервью показали, что люди, переживающие религиозный духовный кризис, до него находились в живых отношениях с Богом, осмысленно исполняли заповеди и посещали богослужения. Однако затем они стали испытывать внезапное несоответствие между образом себя и образом верующего.
«Могу ли я называть себя христианкой, если я не могу даже в каких-то простых вещах сохранять какое-то постоянство?»
Некоторые из участников исследования, по их словам, пережили грехопадение, в котором они не могли признаться и за которое их настигло сильнейшее чувство вины. В связи с этим они стали ощущать барьер между собой и Богом, который проявлялся в том числе и в молитве. Исполнение религиозных обрядов, как следует из анализа интервью, стало вызывать страх, сопротивление, а потом автоматизировалось и лишилось прежнего наполнения особым духовным переживанием.
«Мне скорее в эти первые полгода казалось, что я не имею права молиться, потому что я так нехороша. То есть, ну, как бы не то что это не имеет смысла, а то, что, ну, не заработала».
Другие столкнулись с ситуацией, которая подорвала их представления о Боге как о милостивом, добром и любящем. Они чувствовали обиду на Бога, злость, вели внутренние диалоги с Ним, в которых предъявляли претензии. Некоторые участники интервью в результате такого типа кризиса ушли из церкви.
«Тем более, если Он есть любовь, если Он был благо, если Он был добрый. Потому что, если бы я был добрый, я бы так не делал с людьми. А Бог так делал со мной и, соответственно, я начал сомневаться».
Прошедшие религиозный духовный кризис говорили о том, что вера стала ощущаться ими как путь, они стали допускать, что могут быть несовершенны сами и могут, в том числе, не знать все планы Бога на мир и их жизнь.
В символическом транзиторном мире не представлены ни духовный опыт, ни мифологема. В связи с этим он не является подлинно духовным кризисом, но, возможно, является попыткой к этому духовному направиться. Человек решает экзистенциальные вопросы, связанные со смыслом жизни, одиночеством, смертью, ценностями.
Как показали интервью, люди, находящиеся в символическом духовном кризисе, могли глубинно проживать экзистенциальные данности.
«И вот с ними [экзистенциальными данностями], получается, я осознала, что всё, короче, существует и как-то с этим надо жить, какой-то смысл изобретать, мириться со своей конечностью, с тем, что я тотально одинока — вот это всё».
Переживающие этот тип кризиса могли долго находиться между старыми и новыми ценностями.
«И ты эти новые ценности пытаешься строить, то есть ты пытаешься перестроить, ладно, просто перестроить <…> сделать их основой восприятия».
В результате символического духовного кризиса у многих полностью менялось мировоззрение.
«У меня появилось жизненное кредо, принципы, модель мира в голове. Это всё меня успокаивало, приходило облегчение, радость, я понимал, что на самом деле я заблуждался в отношении жизни».
В метафорическом транзиторном мире человек сталкивается с экстраординарным духовным опытом, не соответствующим возможностям описания и осмысления в рамках имеющихся представлений. В этом кризисе переживания человека могут достигать остроты психопатологии (голоса бесов, непосредственный контакт с Высшей Силой/Духом/Богом). Впоследствии пережитый опыт становится мощным толчком для изменения жизни, поскольку встаёт вопрос о поиске нового языка, которым может быть описан новый мир, и с помощью которого можно вступать в диалог с иной реальностью.
Как показали интервью, многие находящиеся в метафорическом духовном кризисе испытывали ощущение контакта с трансцендентным в ситуации нахождения на «субъективном дне».
«И одновременно с этим пришёл Сам Бог. Было ощущение, что Он пришёл и встал. Я Его видела спиной, духовным видением. <…> Он всей своей душой сострадал и пытался меня поддержать».
Важной особенностью этого типа кризиса явилась сложность вербализации и осмысления духовного опыта. Уильям Джеймс писал: «Самый лучший критерий для распознавания мистических состояний сознания — невозможность со стороны пережившего их найти слова для их описания, вернее сказать, отсутствие слов, способных в полной мере выразить сущность этого рода переживаний».
«И с ними [надчеловеческими сущностями] можно вступать в контакт <…>. Но для этого нужен язык. И сейчас мне кажется, что я не могу пока сказать что-то».
Многие из переживающих метафорический духовный кризис говорили о поиске и утверждении нового образа жизни и мировосприятия.
«Поиск нового способа мировосприятия, нового способа жизни, поиска новой себя <...>. Ощущение души, которая не может найти покоя и что-то ищет».
Авторы исследования резюмируют, что типология духовных кризисов является попыткой систематизировать с психологической точки зрения те транзиторные миры, в которых оказываются люди, переживающие «ситуацию невозможности» в отношениях с трансцендентным, и отмечают тонкость грани между психологией, психиатрией и религией в момент пребывания человека в подобной ситуации.
«Проведённое исследование показывает, что граница между психологией, психиатрией и богословием может быть тонка там, где речь идёт о переживаниях человеком духовного кризиса. Тот, кто сидит в кресле у психолога, рассказывая о переживании критической ситуации в своей религиозной жизни, может быть тем же человеком, который рассказывает на исповеди о воздействии на него тёмных сил, и тем же пациентом, который сообщает психиатру о галлюцинациях», — комментируют авторы.
IQ
В подписке — дайджест статей и видеолекций, анонсы мероприятий, данные исследований. Обещаем, что будем бережно относиться к вашему времени и присылать материалы раз в месяц.
Спасибо за подписку!
Что-то пошло не так!