Почившие сваты

В Издательском доме ВШЭ вышла книга «Тексты магии и магия текстов. Картина мира, словесность и верования Восточной Азии». IQ.HSE публикует из неё статью* Аглаи Старостиной, посвящённую фольклорному мотиву благодарного мертвеца — и причинам, по которым они помогали героям китайских рассказов найти брачных партнёров.

Покровительство мертвых во время поиска брачного партнера — распространенная в фольклоре тема. Часто такими помощниками оказываются мертвецы, благодарные герою, например, за выкуп их тела и/или погребение. Если покровительство благодарного мертвеца (мотив «благодарный мертвец помогает завоевать принцессу») оказывается в самом центре сюжета, историю часто квалифицируют как относящуюся к типу «Благодарный мертвец». Оказав благодеяние умершему, герой обретает право на его помощь и получает в жены условную принцессу; вслед за этим часто следует дополнительное испытание.

Рассказ «Моу Ин» 牟穎 в сборнике «Сяо Сян лу» 瀟湘錄 («Записи с берегов рек Сяо и Сян», конец IX — начало X в.), с одной стороны, явно связан с китайскими мифологическими рассказами о благодарных мертвецах, приносящих герою супругу; с другой — он обращает на себя внимание структурным сходством с группой международных сказочных типов, которые строятся вокруг обретения магического объекта. Вместе с тем как раз ни о каком магическом объекте в тексте и не упомянуто. В настоящей заметке будет предпринята попытка прояснить связь «Моу Ина» с другими китайскими историями о благодарных мертвецах, а также показать, 1) что «Моу Ин» написан на основании инокультурного влияния, 2) что этот рассказ можно с уверенностью отнести к сюжетному типу «Дух в голубом свете».

Ниже будут рассмотрены пять китайских рассказов, записанных с первой половины V в. по первую половину X в., в которых мотив занимает центральное место. Истории, разбираемые здесь (кроме одного случая), были включены в энциклопедический свод «Тайпин гуан цзи» 太平廣記 (далее ТПГЦ), составленный по императорскому повелению в X в.2

Ранние мифологические рассказы

Первым рассказом, в центре которого находится этот мотив, в китайской письменной традиции, по-видимому, была история о верных друзьях из «Записей о тьме и свете» («Ю мин лу» 幽明錄) Лю Ицина 劉義慶 (403–444), помещенная в 322 цзюань «Тайпин гуан цзи» под названием «Ван Чжиду» 王志都. Ма Чжуншу 馬仲 叔 и Ван Чжиду были друзьями. Оба они жили на востоке, в Ляодуне. После смерти Ма Чжуншу явился другу и обещал найти ему жену к двадцатому числу одиннадцатого месяца. В назначенное время Ван Чжиду, доверяя другу, подготовил свой дом к приему невесты. К вечеру налетел ураган, от которого затмилось солнце. Вскоре в комнате Ван Чжиду появилась кровать за красным пологом, на которой лежала бесчувственная девица. Придя в себя, невеста сообщила, что она дочь правителя области Цинхэ (на юге нынешнего Хэбэя) и сегодня собиралась выходить замуж. Ван Чжиду рассказал ей об обещании своего друга, и она тут же решила, что им Небом назначено пожениться. Они известили о случившемся ее отца, который тоже одобрил этот брак. Впоследствии сын Ван Чжиду дослужился до правителя области, как и его дед.

При том что у этого рассказа явно была устная основа, надо учесть, что Лю Ицин практически всегда подвергал материал стилистической и смысловой обработке. В данном случае явственные знаки конфуцианской обработки — это, в первую очередь, согласие девицы на «предначертанный» брак, непременное извещение отца невесты о случившемся, его согласие и упоминание о дальнейшем благополучии Ван Чжиду, увенчавшемся карьерным успехом его сына.

Следующий по времени — рассказ под названием «Хоу Хо спасает душу умершего» («Хоу Хо цзю гуй» 侯霍救鬼) из дуньхуанских «Записок о поисках духов», составленных неким Гоу Даосином 句道興 в 620-е годы. От этого сборника до нас дошел неполный один цзюань и 35 фрагментов. Один из них повествует о том, как душа умершего отблагодарила человека по имени Хоу Хо 侯霍. Хоу Хо, уроженец уезда Байма (в нынешней провинции Хэнань), работая в поле, часто слышал чей-то плач. Однажды он увидел полузасыпанный землей череп, через глазницу которого пророс колос. Он вырвал колос и похоронил череп, устроив небольшую могильную насыпь. После этого плач прекратился. Вскоре он, возвращаясь домой на закате, услышал, что за ним кто-то идет. Когда Хоу Хо спросил: «Кто вы и зачем идете за мной?», то узнал, что за ним следовал призрак — душа умершего, благодарная за то, что он предал череп земле.

Замечательно, что автор не говорит, что Хоу Хо обернулся, разговаривая с преследователем, — и он, скорее всего, не оборачивался, поскольку внешность духа не описана, но и не сказано, что он был невидим (возможно, здесь нашел отражение запрет смотреть на демонические существа. Призрак по своей инициативе предложил найти для спасителя невесту в следующем году первого числа одиннадцатого месяца. Хоу Хо никому не рассказывал об этом случае, однако к назначенному времени приготовил угощение и позвал гостей. Ближе к вечеру с запада налетело песчаное облако, которое затмило все вокруг. Когда после этого Хоу Хо вошел в свою комнату, он обнаружил там юную девушку, уверенную, что она находится у себя дома. Она рассказала ему, что ее выдавали замуж и уже приехал экипаж из дома мужа, когда она вышла на минуту — посмотреть на песчаную бурю. Когда она вернулась в комнату, то оказалась в покоях Хоу Хо. Она представилась дочерью правителя Ляоси — региона на границе нынешних провинций Хэбэй и Ляонин — и сказала, что собиралась замуж в соседний округ Ляодун. Хоу Хо сказал ей, что от его дома до Ляоси пять тысяч ли, т.е. более двух тысяч километров.

В плетеном коробе за кроватью нашлась нефритовая табличка, на которой золотыми иероглифами было написано: «Предназначено Небом выйти замуж за Хоу Хо». На этом история заканчивается, крестьянин женится на знатной девице. Автор добавляет, что отсюда пошел обычай записывать на дощечке свидетельство о браке и для большей убедительности сообщает, что почерпнул этот сюжет из «исторических записок» (речь, видимо, идет не о «Ши цзи» 史記, а о каких-то исторических хрониках или даже сборниках рассказов).

Как указывает дуньхуановед Сян Чу 項楚 (род. в 1940), источником истории о Хоу Хо, скорее всего, была предыдущая история о верных друзьях из «Записей о тьме и свете». Уточним, что здесь мы имеем дело с фольклорной переработкой книжного источника.

Стоит сравнить эти два рассказа. Остановимся прежде всего на географической путанице, созданной Гоу Даосином или его источниками. Если девицу ветер принес из Ляоси в уезд Байма, то, во-первых, ей пришлось преодолеть от 700 до 800 километров, что меньше полутора тысяч верст, а не две, как говорит Хоу Хо. Во-вторых, непонятно, почему ветер налетел с запада: следовало бы ожидать с северо-востока. В рассказе Лю Ицина таких несоответствий нет. В Ляодуне, граничащем с Ляоси, живет сам герой, а девицу приносит к нему ветер из Цинхэ, расположенного примерно в двухстах километрах от упомянутого Гоу Даосином уезда Байма. Направление ветра не указано, но как раз в этом случае ветер был бы западным (скорее даже юго-западным). Расстояние не указано тоже. Если учесть разительное совпадение в структуре и деталях основной части, остается предположить, что в основе рассказа Гоу Даосина лежит расширенный и приукрашенный пересказ миниатюры из «Ю мин лу». Места, где жили жених и невеста, поменялись — возможно, для того чтобы подчеркнуть, как далеко находился дом девицы. Девушка из Ляоси, собирающаяся замуж в Ляодун, — звучит по-сказочному отстраненно — и особенно для людей, которые действительно жили куда западнее уезда Байма, как сам Гоу Дао син. Западный же ветер, видимо, оставшийся от более близкой к оригиналу версии рассказа Лю Ицина, по небрежности автора не был заменен на восточный.

Следующее заметное изменение, внесенное в версию Гоу Даосина, — социальный статус героя. Лю Ицин не упоминает о должности Ван Чжиду, но из контекста понятно, что он образованный и небедный человек. Напомним, правитель области, узнав о судьбе дочери, нимало не колеблется одобрить брак. Хоу Хо из дуньхуанских «Записок о поисках духов» — крестьянин, и он не богат, поскольку вынужден обрабатывать свое поле самостоятельно и в одиночку. Для него дочь правителя области — практически принцесса.

Нефритовая табличка с золотыми письменами, упомянутая Гоу Даосином, — след народных представлений о том, что человеческие судьбы записываются именно на таких табличках. Фрагмент с табличкой превращает рассказ в этиологическое предание. Вообще у Лю Ицина речь идет о его старших современниках, а Гоу Даосин отодвигает время действия в прошлое: «Некогда жил Хоу Хо».

Но модификация, которая интереснее всего в свете нашего исследования, — это вводный эпизод, который у Гоу Даосина заменен полностью. Если Ма Чжуншу делает дружеский жест, то безымянный хозяин черепа благодарит за погребение. Ма Чжуншу — друг и загробный покровитель, но не благодарный мертвец. Можно предположить, что в версии Гоу Даосина усилен мотив, искусственно ослабленный в литературном рассказе Лю Ицина. Из обработанной миниатюры восстанавливается фольклорный текст, который одновременно модифицируется с использованием живых мотивов и подробностей, знакомых автору. Согласие девицы и ее отца на брак, а также упоминание о карьере сына у Гоу Даосина ожидаемо отсутствуют.

Мифологические рассказы VIII — начала X в.

В VIII–IX вв. и беллетристика, и эссеистика в Китае часто обращаются к злой сатире, а ирония на время становится одним из признаков мировоззрения нового, возрождающегося конфуцианства. Для зрелой танской сюжетной прозы характерно внимание к маргинальному, к «иному», к этическим проблемам общества, полного противоречий и стремительно эволюционирующего. В это время нередка разработка сюжетов, в которых действия протагониста не укладываются в рамки конвенциональной этики. Это характерно и для двух следующих произведений, тоже построенных вокруг мотива.

Первое из них — рассказ «Чжан Шоуи» 張守一 из сборника «Гуан и цзи» 廣異記 («Обширных записок о странном», середина VIII в.), составленного Дай Фу 戴孚. Протагонист, Чжан Шоуи, занимал важный пост в судебном ведомстве. Добрый и великодушный, он по мере возможности добивался помилования для осужденных на смерть. Однажды, когда он направлялся на утренний прием во дворце, дорогу его коню преградил согбенный седой старец. Старец сказал, что он — не живой человек, а душа умершего, человека, чей сын избежал смертной казни благодаря Чжан Шоуи. В потустороннем мире он занимает невысокое положение и не может ничем отблагодарить героя, но готов услужить ему с помощью своих сверхъестественных способностей. На это герой ответил, что сын старика и так был невиновен, а он при своем положении при дворе ни в чем не испытывает нужды. Призрак согласился уйти с условием, что придет на помощь, когда герою захочется получить что-нибудь недостижимое.

Вскоре Чжан Шоуи встретил молодую красавицу из образованной семьи, которую, однако, усердно стерегли. Увлеченный, он призвал призрака и попросил привести ее к нему домой. Тот согласился, но предупредил, что сможет добыть ее только на неделю. Введенная в заблуждение девица полагала, что встречается с божеством, — когда она спросила о том, кто такой старец, Чжан Шоуи назвал его «небесным посланцем» (тянь ши 天使). Ее родным между тем казалось, что она лежит дома больная и без памяти. Через неделю Чжан Шоуи объяснил возлюбленной, что ей придется вернуться домой из-за строгих небесных правил. Она проснулась у себя дома, а родственники были только рады, что она наконец очнулась от болезни. Через десять лет герой снова встретил того же призрака, который сказал, что его призывает небесный двор, и на прощание подарил ему волшебную пилюлю, исцеляющую сломанные кости. Когда Чжан Шоуи оказался в ссылке и истратил свои сбережения, он пользовался этим чудесным лекарством, чтобы добыть средства на жизнь. Когда оно закончилось, он умер.

В центре рассказа — откровенно безнравственное поведение честного и милостивого чиновника. Оно сходит ему с рук и явно не вызывает у него никаких угрызений совести. Через десять лет, правда, герой оказывается в ссылке, но время действия рассказа приурочено к началу правления У Цзэтянь 武則天, для которого были характерны произвольные репрессии. Он цинично обманывает девушку, кроме того, он довольствуется кратковременным сожительством вместо брака (причем понятно, что он вполне мог бы и жениться на этой красавице, не прибегая ни к чьему посредничеству, просто посватавшись к ней). Теоретически здесь возможна творческая — на основе нарочитого снижения — модификация той версии «Благодарного мертвеца», к которой относятся более простые рассказы предыдущих эпох. Следует, однако, обратить внимание на новую тему, занимающую в тексте видное место: она напоминает известный по «Роману об Александре» «обман Нектанеба». Чжан Шоуи соблазняет девицу, выдавая себя за божество. Для более ранней китайской литературной традиции этот мотив не описан.

Следующий рассказ, появившийся позднее, — это, собственно, «Моу Ин». Житель Лояна по имени Моу Ин напился и загулял где-то за городом. К полуночи он остановился отдохнуть у дороги и заметил, что неподалеку земля, осыпавшись, обнажила человеческие кости. Он пожалел мертвеца и утром похоронил его как следует. Тем же вечером ему приснился «юноша лет двадцати в белом шелковом одеянии и с мечом». Это как раз и был умерший, которого Моу Ин похоронил, — оказалось, что он был при жизни разбойником. Товарищи убили его и закопали у дороги. Он сообщил, что сохранил свои бандитские повадки и после смерти, но если Моу Ин будет приносить ему жертвы, то он сможет помочь ему, насколько ему позволят его возможности и привычки. Моу Ин следует его совету. Юноша снова приходит к нему и говорит, что явится на зов, если его позвать: «Чидин-цзы!» После этого Моу Ин неоднократно просил его что-нибудь украсть и каждый раз получал требуемое. В результате он разбогател. Потом он увидел замужнюю соседку, прекрасную собой, и попросил Чидин-цзы украсть ее. В полночь она сама перелезла к нему домой через стену. Моу Ин стал ее расспрашивать, и она сказала, что ее будто бы что-то унесло из дома, а потом она очнулась.

Первоначально она не подозревала Моу Ина и только расстраивалась, что не знает, как вернуться и объяснить случившееся мужу. Моу Ин утешил плачущую женщину и оставил у себя на несколько дней. Семья искала ее и даже обратилась в управу. Тогда Моу Ин с соседкой договорились так: она вернется домой и скажет, «будто ее похитил какой-то оборотень, но она сумела от него сбежать». После этого в течение года Чидин-цзы приносил к Моу Ину соседку ночами один–два раза в неделю, а затем незаметно провожал ее домой. Она догадалась, что Моу Ин владеет каким-то волшебным искусством и стала требовать, чтобы он во всем ей признался, угрожая рассказать родным. Он все ей объяснил, но она все равно открылась семье. Те «тайно пригласили одного даоса, который провел очистительный ритуал, навел запретительные чары и велел ждать, что будет».

Чидин-цзы, увидев наклеенные на дверях бумажные амулеты, сказал, что они на него действуют, но довольно слабо, и предложил Моу Ину утащить для него возлюбленную раз и навсегда, поскольку впоследствии он повторить этого не сможет. «Через минуту у дома соседей завертелся вихрь, вся усадьба погрузилась в черную мглу. А все запретительные амулеты-чары разом смело. Женщина вновь пропала». Как только рассвело, муж явился вместе со стражниками из управы домой к Моу Ину. Однако он сбежал вместе с соседкой в неизвестном направлении.

И в «Чжан Шоуи», и в «Моу Ине» женщину не просто похищают, не только против воли ее и ее семьи: брак с ней изначально не подразумевается (а в первом случае и не реализуется).

Самый сложный сюжет из всех рассмотренных — «Моу Ин». В нем введено новое звено: обращение семьи мужа первый раз к властям, второй — к даосу-заклинателю, а третий — снова к властям. Женщина наконец обретает какую-то субъектность и пытается избавиться от ложного положения, в которое попала благодаря колдовству Чидин-цзы 赤丁子. Заметим, что Моу Ин настроен решительнее, чем Чжан Шоуи из «Обширных записок о странном»: в конечном счете он оставляет женщину у себя, а не отправляет ее домой. Ради обладания ей он готов бросить дом и привычный образ жизни, хотя первоначально его намерения явно не были такими серьезными.

Сам благодарный мертвец в рассказе — выразительная и загадочная фигура. Если в рассказе Лю Ицина нам известно только имя аналогичного персонажа — Ма Чжуншу — и его привязанность к другу, в рассказе Гоу Даосина о мертвеце неизвестно просто ничего, а у Дай Фу описан только облик призрака (седой согбенный старик с посохом) и упоминается о том, что он и на том свете небогат, здесь нам известны и прижизненные занятия Чидин-цзы, и его внешний вид, и даже внутренние установки. Он с самого начала заявляет, что помочь может только тем, чем промышлял при жизни. Кроме того, он носит странное имя/ прозвище Чидин-цзы («Красный головастик» или даже «Красный гвоздь»), которое одновременно служит и сигналом для его появления (мотив «Помощника призывают, обратившись к нему по имени»).

Примерно одновременно с «Моу Ином» или немного позже появился помещенный впоследствии в 374 цзюань ТПГЦ рассказ из анонимного сборника «Вэнь ци лу» 聞奇錄 («Записи удивительных вестей», начало X в.). В нем роль волшебного помощника исполняет безымянная старуха, явившаяся к герою по имени Чэн Янь 程顏. Чэн Янь страдает: не получив ожидаемого назначения на должность, он обеднел и разболелся. Старуха обещает помочь ему в его нужде, да к тому же найти жену. Вскоре к нему доставляют дорогие шелка и лекарство в подарок от незнакомого ему врача. Герой выздоравливает, а через несколько дней к нему вихрем приносит девушку с тремя служанками, которая говорит, что она — дочь ученого чиновника и родители просватали ее за Чэн Яня из Юэчжоу. Впоследствии оказывается, что в Юэчжоу действительно жил тезка героя рассказа. В данном случае мы имеем дело с рассказом, явно родственным предыдущим, но упрощенным; первое звено в нем снято, читатель сразу же видит встречу героя, пребывающего в тяжком неблагополучии, и волшебного помощника, чья принадлежность к миру мертвых впервые не обозначена. Усложнено только первоначальное неблагополучие героя: если в других текстах отмечено, что герой не женат и нуждается по этому поводу в помощи, ни о его бедности, ни о болезни не говорится эксплицитно (пусть Хоу Хо и несомненно беден).

В трех рассказах, относящихся соответственно к V, VII и X вв., — из «Записей о тьме и свете», дуньхуанских «Записок о поисках духов» и «Записей удивительных вестей» — волшебный помощник одаривает героя женой из хорошей семьи, перенеся ее на большое расстояние с помощью волшебного вихря («волшебный вихрь», «волшебное передвижение в вихре», «вихрь уносит принцессу»). Все три текста представляют собой сложное сочетание авторского вымысла и устной основы. Можно заключить, что структурно наиболее слабым звеном оказалось первое, дававшее мотивировку поступку волшебного помощника. В двух случаях волшебный помощник явно обозначен как умерший, в одном из них его побудительный мотив — благодарность за погребение. Вариант VII в. достроен до этиологического предания, вариант V в. сообщает о том, что семья девицы согласилась с браком, а рожденный в нем сын дослужился до высокой должности, но в целом все три текста заканчиваются свадьбой. Все они также сходятся на том, что девица была похищена в день собственной свадьбы с другим человеком.

Инокультурные влияния в рассказах «Чжан Шоуи» и «Моу Ин»

Как мы видели, «Чжан Шоуи» и «Моу Ин» отличаются от этой группы. Так, в обоих случаях женщину приносят из соседнего дома или по крайней мере из дома в том же городе. В «Чжан Шоуи» нет даже упоминания о волшебном вихре (в «Моу Ине» к похищению с помощью вихря волшебный помощник прибегает при своем последнем появлении).

«Чжан Шоуи» включает уникальный для этого и предшествующего времени существования китайской сюжетной прозы мотив «обмана Нектанеба», в Центральной Азии известный хотя бы через цикл легенд об Александре Македонском (бытовавших как в устном, так и в письменном виде: так, примерно в VII в. был выполнен сирийский перевод того же «Романа об Александре», скорее всего, несторианином, а влияние несторианства в VII–VIII вв. в регионе было велико). Это — косвенное свидетельство инокультурного влияния в «Чжан Шоуи».

Данный рассказ тоже можно отнести к типу «Благодарный мертвец». Но с «Моу Ином» дело обстоит сложнее. Как было сказано выше, его автор сообщает дополнительные сведения о личности и принципах поведения духа-помощника, а также описывает неоднократные попытки семьи женщины прекратить поползновения героя. Кроме того, в «Моу Ине» присутствует мотив призывания духа по имени. Внезапное усложнение существовавшей в течение нескольких столетий схемы заставляет предполагать вмешательство либо авторской фантазии, либо точно так же, как и в «Чжан Шоуи», инокультурного влияния.

Больше всего «Моу Ин» по своей структуре напоминает не «Благодарного мертвеца», а кластер сюжетных типов «Волшебное кольцо», «Аладдин» и «Дух в голубом свете»/«Огниво». Герой обретает волшебного помощника. Затем волшебный помощник в течение нескольких ночей приносит герою женщину; она жалуется родным, и они предпринимают некоторые действия, чтобы найти обидчика; в конце концов волшебный помощник выручает героя, которому удается вновь обрести возлюбленную и избежать смерти. Кроме того, «Огниво» как волшебная сказка «замечательно тем, что в нем вознаграждена несправедливость», то же верно в большой степени и для «Аладдина» — и для «Моу Ина».

Есть, впрочем, и некоторые возражения против такой атрибуции. Эти типы объединяет наличие некоего волшебного предмета, а в «Моу Ине» таковой отсутствует. Волшебные помощники в этих типах, как правило, привязаны к этому предмету и, кроме того, это обычно животные или антропоморфные духи, но не души умерших и не мертвецы.

Однако вполне вероятно, что протоверсия типа «Дух в голубом свете» обходилась без волшебного предмета. Это не первое замеченное исследователями повествование данного типа, в котором нет упоминания о волшебном предмете, зато остается волшебный помощник. Так, У. Марцольф относит к этому типу, в частности, историю «О чародее и юном поваре из Багдада» (содержалась в «Тысяче и одной ночи» в одной из рукописей Д. Шависа, известна по переводу Р. Бёртона), где влюбленному юноше покровительствует волшебник. Говоря о турецкой сказке, относящейся к этому сюжетному типу, В. Юнгман даже называет вариант «без огнива» «наиболее старым». Турецкая сказка «Deli-Güdschük» очень близка к «Моу Ину»: в ней присутствует и вызывание волшебного помощника через его именование; тот же мотив есть и в армянской сказке, которая тоже обходится без волшебного предмета.

Можно предположить, что благодарный мертвец в роли волшебного помощника попал в историю, легшую в основу «Моу Ина», поскольку китайской аудитории уже были знакомы сюжеты о невесте, украденной подобным персонажем. Он подменил собой духа, неизвестного китайской традиции. Воспоминанием о нем, вероятно, остались буйный характер Чидин-цзы и его странное имя. Поэтому в «Моу Ине» есть мотив «благодарный мертвец помогает завоевать принцессу», но он совмещен с мотивом «волшебный помощник приносит девицу в постель героя» (как и в рассказе «Чжан Шоуи»).

Первые примеры историй, которые можно отнести к типу «Дух в голубом свете», к западу от Китая были зафиксированы значительно позже. Как мы видим, нет причин предполагать китайское происхождение этого сюжетного типа: «Моу Ин» содержит слишком много подробностей, не замеченных ранее в такой последовательности в подобных мифологических рассказах. Его вводный эпизод, безусловно, связан с существовавшей в Китае группой рассказов о благодарном мертвеце, но структура сюжета явно заимствована.

Таким образом, «Моу Ин» представляет собой первую запись сюжета, который можно отнести к типу «Дух в голубом свете». По всей видимости, здесь сыграли определяющую роль интенсивный интерес танских авторов к чужеземным историям и насчитывающая несколько столетий традиция внимания к устным «рассказам об удивительном». Эти особенности не раз приводили к тому, что инокультурные сказочные сюжеты, которым предстояло быть записанными на Западе еще через несколько столетий, получали первую фиксацию именно в танском Китае.
IQ

*В статье есть ряд сокращений, например, в целях публикации на сайте убраны все номера мотивов, упомянутые в оригинале.