В Издательском доме ВШЭ вышел 14 выпуск сборника «История и культура Японии». IQ.HSE публикует из него статью* младшего научного сотрудника филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова Марии Громовой о том, как в журнале «Мурзилка» рассказывали о Японии в разные годы — и как её образ менялся, в зависимости от отношений Страны восходящего солнца сначала с СССР, а затем и с Россией.
Детский ежемесячный литературно-художественный журнал «Мурзилка» издаётся непрерывно с 1924 года. В 2011 году журнал был занесён в Книгу рекордов Гиннесса как «издание для детей с самым длительным сроком существования». Журнал, ориентированный на детскую аудиторию, всегда следовал тенденциям «взрослой» литературы, отражая конфликты эпохи, настроения и интересы современного ему общества. Наряду с произведениями советских писателей, в которых рассказывалось о жизни детей в СССР и за рубежом, в нём публиковались и переводы зарубежной детской литературы. Интересно проследить, как на протяжении почти сотни лет в «Мурзилке» менялся образ Японии. На его содержание влияли отношения СССР с Японией, представление о задачах детской литературы, развитие межлитературных связей и художественного перевода как их важнейшей составляющей.
Первые упоминания о Японии появляются уже в первые годы существования журнала. В No 8 за 1924 год из рассказа Татьяны Пильчевской «Чинка-Чаинка», посвященного китайскому чаю, мы узнаем, что чайное дерево «растёт, кроме Китая, ещё в Японии, Ост-Индии и в Закавказье».
В журнале отразились конфликты эпохи — и международные, и социальные. Из рассказа «И мы — в Китае» (1925, No 7), опубликованного под псевдонимом О. В-с и повествующего о трудной доле китайских рабочих, можно узнать, что «английские, немецкие, французские, японские и русские купцы» начали торговлю в Китае. Они «обижали народ китайский всячески: при торговле обсчитывали, обмеривали, просто не платили, подсовывали дрянь всякую вместо хороших товаров. Мало того, завели там торговлю опиумом [...] научили китайцев курить опиум». Затем купцы «завели... свои фабрики», где притесняли китайских рабочих. Когда же те забастовали, «рассердились промышленники и купцы японские и английские. Напустили на рабочих своих солдат и заставили их стрелять в рабочих [...] Поубивали и ребят». В понятной детям форме описаны не только межнациональный конфликт, но и классовый: Китай представлен рабочими, Япония — промышленниками и купцами.
В 1925 году в каждом номере «Мурзилки» публиковалось фото какого-нибудь довольного, крепкого, умилительного советского малыша. Это должно было создать представление о счастливом детстве в стране победившей революции. Из этого ряда выбивается помещенное в No 11 фото печального маленького японца с подписью «Японский мальчик 4-х лет учится ткать на ткацком станке». Мы видим: в капиталистической Японии должны работать даже маленькие дети, по сути, лишенные детства.
Первые сведения о быте японцев читатели журнала получили из идиллического бесконфликтного очерка о жизни японских детей «Праздник мальчиков» (1928, No 1). Очерк неизвестного автора, переведенный с английского, посвящен Дню мальчиков, традиционно отмечаемому 5 мая. Шестилетний Дакура просыпается, вспоминает прошлогодний праздник, любуется вывешенным над домом бумажным карпом, получает от матери подарки и бежит к друзьям. Мы узнаем, что в японских хибарках — тонкие фанерные стены, через которые хорошо слышен «шум и говор на улице», а комнаты разделяются пополам бумажными перегородками. Носят японцы «халатики», на ногах — деревянную обувь «котто», спят на циновках, по праздникам едят пирожные «мокки», жареные орехи «какчи» и вареный рис.
Изображение маленькой японки в кимоно (вместе с двадцатью тремя детьми других национальностей) помещено в приложении к No 5 за 1929 год — «Новое лото “Дети разных стран”», а приложение к No 6 того же года называется «Японские картинки с превращениями». Бумажная конструкция на рамке, которую предлагается собрать читателям, позволяет одним движением сменить одну картинку в рамке на другую (а именно, гейшу с сямисэном на лягушку в изысканной позе).
Японских сказок, широко представленных в национальном фольклоре (да и не только японских), в «Мурзилке» тех лет не найти — в это время идёт борьба со сказкой. Советским детям предлагаются исключительно реалистические сведения об окружающем мире и произведения, лишенные вымысла.
В эти годы образ Японии в «Мурзилке» неоднороден. Отдельные публикации представляют ее то капиталистическим государством, где должны работать даже маленькие дети, то собранием штампов об экзотической далекой стране (гейши, национальная одежда, День мальчиков). Тема японской агрессии в Китае уже появляется, но пока не становится основной.
В 1932 году Япония оккупирует Маньчжурию, а через два года начинает посягать на советские границы, став, таким образом, главным внешним врагом Советского Союза на востоке. Героями и образцами для подражания советских детей становятся пограничники. Публикуются их письма читателям журнала, стихи о пограничниках. В эти годы японцы на страницах «Мурзилки» — это военные агрессоры и поработители китайцев. У них нет ни имён, ни внешности. Враг, как правило, не назван — это просто «враг», как в «Песне о пограничнике» Льва Ошанина (1936, No 9), где рефрен — «боец на границу не пустит врага». Читателям из упоминания Дальнего Востока должно быть ясно, о каком враге речь. Впрочем, иногда японцы все же называются: так, в письме героя-пограничника Анатолия Чепуштанова (1936, No 5) «неожиданный переход в наступление создал панику у японцев».
Идея международной солидарности антифашистов и коммунистов, на которой делала акцент советская пропаганда, отразилась в подборе публикаций. Условно «японский» материал зачастую в одном и том же номере соседствует с «китайским». Так, в No 5 за 1938 год опубликован отрывок из повести китайского «антифашистского писателя», коммуниста Эми Сяо «Маленький Ван Фу» о десятилетнем рабочем-китайце, который «принимает активное участие в борьбе против японских поработителей». Ван Фу видит у дяди листовки с текстом: «Все китайцы должны объединиться против общего врага — японских империалистов!». Дядя рассказывает мальчику, «как борется китайский народ с японскими захватчиками». Наутро Ван Фу разбрасывает листовки во время демонстрации. Участники демонстрации кричат: «Долой японских захватчиков!». Сами японцы в отрывке не появляются. Только из аннотации можно узнать, что «хозяева... фабрики — японцы — жестоко эксплуатируют своих рабочих».
В 1938 году начинаются Хасанские бои. Вплоть до 1946 года все публикации, в которых упоминается Япония, посвящены военным действиям. В No 8 за 1938 год опубликован рассказ Н. Григорьева «Случай в горах». Китайский боец-мотоциклист везет донесение: его полк окружен японцами и просит подкрепления. Горный мост взорван, а на краю пропасти — люди. Это японцы: у них «на ногах белые гетры, в руках винтовки, а на фуражках красные околыши». Боец разгоняется и бесстрашно перелетает пропасть. «Банзай, банзай! — завизжали японцы. Вместо “держи” они кричали “ура”». Японцы обретают голос (хоть и «визжат»), но по-прежнему не имеют ни лиц, ни имён.
В No 1 за 1939 год помещён очерк В. Ядина «У озера Хасан». «Семь лет назад на мирный манчжурский народ напали хищные японские генералы. Они жгли поля, разрушали города, убивали людей. Генералы и пославшие их хозяева, японские капиталисты, давно мечтали захватить богатейшие земли советского Дальнего Востока». Но «заносчивые генералы... жестоко ошиблись»: они, «спасаясь от неминуемой гибели, убежали с нашей родной земли». В очерке описан «один обыкновенный случай, каких было немало в те дни», — экипаж подбитого советского танка отбивает атаку японцев. Японцы вновь безмолвны. Японский снайпер прицеливается и «уже торжествует победу», но советский командир подстреливает его, и тот молча роняет винтовку. К танку молча ползут японцы, держа в руках бутылки с горючим веществом, и так же молча погибают под пулеметным огнем.
В No 4 за 1941 год, в разделе «Прочитай эту книгу», предлагается книга Л. Савельева «Рассказы об артиллерии». Аннотация начинается так: «Хороший урок получили японцы у озера Хасан. Красные летчики, стрелки, саперы, артиллеристы мужественно бились за нашу славную родину и победили самураев» (это единственный случай использования в «Мурзилке» лексемы самурай в значении ‘японец-милитарист’).
Из этого ряда выбивается рассказ уже упомянутого Эми Сяо «Дружба» все про того же мальчика Ван Фу (1938, No 10). Дядя помогает мальчику устроиться на японскую фабрику в Шанхае. Работа нелегка: «надсмотрщики-японцы издевались над китайскими ребятами. Приходилось работать тринадцать часов в сутки. Ребятам-китайцам было запрещено учиться и даже разговаривать друг с другом». Мальчика окликает «маленькая японочка в пестром халатике». Зовут её Ми, она напоминает ему сестрёнку. На следующий день Ван Фу покупает сладкую китайскую дыню и угощает Ми, но она испуганно отталкивает его руку и убегает. Дядя объясняет ему: «Хозяева-японцы не хотят, чтобы японские и китайские ребята дружили между собой, — вот японцы и запугивают детей: выдумывают, будто бы китайцы отравляют японцев». Ван Фу убеждает Ми, что дыня не отравлена. Вскоре он заводит дружбу с маленькими японцами — соседями Ми по общежитию для японских рабочих. Но вскоре всех рабочих-японцев переводят на другую фабрику, где работают только японцы. «Хозяева не хотели, чтобы японские рабочие дружили с китайцами». Вновь подчеркивается идея классовой разделенности общества, единства всех угнетенных против эксплуататоров. Мы видим, что японцы — это не только безымянные военные, но рабочие, в том числе дети, которых запугивают, чтобы помешать их общению с китайским пролетариатом. Однако этот случай в «Мурзилке» остается единичным.
В период действия Пакта о нейтралитете между СССР и Японией (1941–1945) «японский» материал в журнале отсутствует. Вновь он появляется уже после завершения войны с Японией.
В No 2 за 1946 года из предисловия к сказке «У Жёлтого моря» (автор не указан) мы узнаем, что Порт-Артур был построен русскими «пятьдесят лет назад». Потом «эту землю захватили японцы и сделали китайских жителей своими рабами [...] Наши красноармейцы и моряки прогнали японцев. Русские вернулись в Порт-Артур и принесли свободу китайцам».
В очерке Г. Фиша «В Маньчжурии», помещенном в No 7 за тот же год, повторяется та же информация: «Порт-Артур — это крепость. Ее построили русские. Потом Порт-Артур захватили японцы. Красная Армия разгромила японцев. Порт-Артур стал советской крепостью»; «Пятнадцать лет назад японцы захватили Северный Китай. В августе прошлого года Красная Армия разбила японских фашистов и освободила китайцев от японского гнета. Главные бои шли в той части Китая, которая называется Маньчжурией». Советские бойцы узнают, что «китайцам запрещали есть рис! Весь урожай японцы забирали себе. На всех дорогах, на всех базарах стояли полицейские. Они проверяли каждую повозку, каждый мешок и отбирали рис. Полицейские ходили и по домам. И если полицейский видел у китайца в котелке рис, он отправлял китайца в тюрьму».
Таким образом, в период японской оккупации Маньчжурии, Хасанских боев и боев на Халхин-Голе, а также в первый год после войны с Японией абстрактные «японцы» представлены как агрессоры, поработители китайского народа, фашисты, посягающие на советские границы. Подчеркивается классовая природа японско-китайских конфликтов и освободительный характер войны с Японией.
До самой оттепели японцы в «Мурзилке» более не упоминаются — ни как противники СССР в августе 1945 года, ни как жертвы атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Когда они «возвращаются» в журнал на волне возросшего интереса к японской культуре, это совсем другие японцы. «Мурзилка», как и все советское общество, открывает Японию «с чистого листа».
В этот период в журнале впервые появляются публикации японских авторов, причем первая из них выходит еще до подписания Советско-японской декларации 1956 г.
В No 5 за 1955 г. опубликовано эссе «Дорогие советские дети!» японского писателя и литературного критика Иваками Дзюнъити (1907–1958, в «Мурзилке» назван Иваками Дзюници), который в 1950-е годы был известным сторонником дружественных отношений с СССР. Зимой 1955 г. он посетил Москву, публиковался в «Иностранной литературе». Как и переводной очерк «Праздник мальчиков» 1928 г., эссе Иваками Дзюнъити посвящено Дню мальчиков, который отмечается в Японии 5 мая. Мы узнаём, что бумажных карпов вывешивают на бамбуковых шестах, «чтобы мальчики росли такими же мужественными, как карпы, которые поднимаются вверх против течения сквозь бурный водопад». Но, в отличие от безымянного автора идиллического очерка 1928 г., Иваками Дзюнъити делает акцент на теме классового неравенства: «Разумеется, у домов помещиков и богачей вывешивают больших карпов, да еще прикрепляют к бамбуковым шестам бумажные вертушки, чтобы они шумели на ветру».
Писатель вспоминает Праздник мальчиков из своего детства. «Дети помещика и богачей, для которых родители вывесили красивых карпов, играли на деревенской площади, разодетые в красивые кимоно», в то время как сам Иваками, сын бедного крестьянина, отправляется на луг косить траву для теленка. Писатель восхищается счастливой жизнью советских детей и мечтает, чтобы японские дети пели вместе с ними «песню о мире». Из эссе, помимо описания бумажных карпов, можно узнать о характерных деталях национального быта: японцы носят кимоно (уже не халатики), меряются силами в борьбе сумо, а дети учатся, «дрожа от холода в классах, без печей зимою, когда идет снег».
В публикациях конца 1950-х годов классовая тематика из описаний Японии практически исчезает. На первый план выходит этнографическое своеобразие страны в «детском» варианте: игры, праздники, куклы. Публикуются стихи японских поэтов, переводятся народные сказки; появляются литературные сказки советских авторов, действие которых происходит в Японии.
Так, в сказке Ю. Яковлева «Новый год» (1957, No 1) главные герои путешествуют на ковре-самолете, наблюдая новогодние обычаи разных стран. Им встречаются две девочки-японки Камиэ и Макисэ, которые «перебрасывали ракетками круглое семечко цветка лотоса с красным перышком. Они играли в игру “ханецуел”» (очевидно, имеется в виду новогодняя игра ханэцуки). Приводится описание японского дома, новогодних украшений и обычаев: «Дом был необычный. Вместо стекол в окнах была прозрачная бумага. По обеим сторонам двери стояли сосновые ветки. Над дверью висела соломенная гирлянда с ярко-оранжевым мандарином посередине. А на двери были прибиты два зеленых листа папоротника сида. Под окнами росли карликовые березки и японская вишня сакура. Входя в дом, японские друзья сняли у порога свои башмаки».
К сожалению, из текста невозможно понять, являются ли сосновые ветки и прочие растения постоянным украшением японского дома или же исключительно новогодним. Приезжает на велосипеде «великий актер» Кидзо — рассказчик традиционного японского «бумажного театра» (ко времени публикации сказки стремительно уходившего в прошлое): «Это был не обычный велосипед. Это был велосипед-театр. Правда, театр был бумажный, но в волшебных руках Кидзо бумага оживала и превращалась в сказку». После представления рассказчик признается: «Я вовсе не великий актер. Я лудильщик. Я только в Новый год ставлю на колеса свой театр, чтобы доставить удовольствие маленьким японцам», — что не соответствует исторической реальности: «бумажный театр» камисибай не был новогодним развлечением и функционировал круглый год.
В подборке деревянных игрушек со всего мира (1958, No 8) появляется изображение японской куклы кокэси: «Живут здесь (дружней / Не найдете компании) / Японская кукла / И утка из Дании». В том же году на рисунке Ф. Лемкуля, изображающем воздушных змеев разных стран, можно увидеть «японского воздушного змея», напоминающего змея классической формы якко-дако, но с хвостом. В No 5 за 1959 год опубликован рисунок кукол кокэси, присланный маленькой японкой: «Вот они, кокэси, — куколки из дерева, нарядно разрисованные, лаковые. Делают таких куколок в Японии. Японская девочка Косиуми Кимико нарисовала их и прислала в Москву, чтобы вы все узнали, что у наших матрешек в далекой Японии есть сестренка и брат — кокэси».
В 1956–1957 годах в журнале впервые публикуются японские народные сказки: «Два соседа» в пересказе В. Алексеевой и В. Попова, «Осторожность» и «Кто кого перемолчит?» (без указания переводчика). В эти же годы выходят первые послевоенные издания японских сказок — как в составе сборников сказок разных народов, так и отдельными изданиями для детей и взрослых, и публикуются каждый год на протяжении всей оттепели. Тремя годами ранее японские сказки — впервые за все время существования СССР — появляются на страницах «взрослых» журналов («Огонёк», 1953, No 44; «Молодой колхозник», 1955, No 6). В 1958 году на студии «Диафильм» выходит первый диафильм по японской сказке («Злая мачеха»).
В No 6 за 1957 год напечатаны детские песни Хасэгава Сидзоу (так в журнале) «Зайка-попрыгайка» и Сайто Нобуо (так в журнале) «Лягушкина флейта» в вольном переводе с японского З. Александровой. Песни японских авторов для детей (правда, под видом народных) впервые появились в советских изданиях лишь за год до этого — в детском альманахе «Круглый год».
В том же номере снова появляется рассказчик камисибай: «Я актер, но у меня нет настоящего театра. Видите эти ящики? Это и есть мой театр. Я достаю из ящика картинки, показываю их ребятам и рассказываю всякие занимательные истории. Картинки нарисованы на бумаге, и поэтому мой театр называется бумажным. Я езжу по городским и деревенским улицам, и на каждой остановке к моему велосипеду собираются ребята».
В No 2 «Мурзилки» за 1966 год опубликованы песенки и стихотворения японских поэтов для детей: «Ноги дождя» Кавадзи Рюко (1988–1959), «Птица, птица красная» и «Лунной ночью» Китахара Хакусю (1985–1942), «Утренний холод» Момота Содзи (1893–1955, в журнале назван Момота Садзи) в переводах ведущей переводчицы-японистки послевоенной эпохи Веры Марковой (1907–1995). За три года до этого, в 1963 г., «Ноги дождя» и «Лунной ночью» (а также «Мешок песен» Ито Масао и три песенки Сайдзё Ясо) в переводе В. Марковой были опубликованы в шестом выпуске «Восточного альманаха» для взрослой аудитории, в 1965 году вошли в сборник стихотворений для детей «Час поэзии», а в 1967 году, через год после публикации в «Мурзилке», в сборник японской поэзии для детей в переводах В. Марковой «Птица, птица красная. Стихи японских поэтов» с иллюстрациями М. Митурича.
Впоследствии эти переводы неоднократно переиздавались, но оставались единичным явлением профессионального перевода японской поэзии для детей вплоть до выхода на русском языке антологии «Красная птица» в 2020 году. В кратком предисловии к сборнику «Птица, птица красная» В. Маркова пишет: «детская поэзия Японии лирична в лучшем смысле этого слова». «Мурзилка» и тут верен тенденциям «взрослой» литературы. Для взрослого советского читателя в этот период японская (в основном, классическая) поэзия ценна в первую очередь лиричностью и аполитизмом — тем, чего ему недоставало в поэзии советской.
Обращает внимание В. Маркова и на «народность» авторских песен: «Китахара Хакусю шел от народной песни. Музыкальность и высокая гуманность, свойственные народной песне, — вот сокровищница, из которой черпали... японские поэты, писавшие для детей». Такой акцент на народном характере детских песен неслучаен: именно в это время в советской публицистике японская самобытность и традиционная эстетика противопоставляются «плоскому утилитаризму», который навязывают Японии США. «От американизации Япония защищена не столько крепостью вековых обычаев, сколько глубокой внутренней культурой», — пишет И. Эренбург в 1956–1957 годах.
Тем не менее отношения Японии и США в ближайшие годы стали гораздо более близкими, нежели надеялись в СССР. Ровно на двадцать пять лет упоминания о Японии и переводы с японского исчезают со страниц «Мурзилки».
Вновь о Японии в «Мурзилке» пишут уже в новую историческую эпоху, в No 5 за 1991 год — в статье «Оригами». Статья сопровождает схему модели лягушонка, помещенную на задней странице обложки. Мурзилка отправляется в посольство Японии в СССР и ведет беседу об оригами с госпожой Фурута. Мурзилка проникается любовью к декоративным поделкам из бумаги и заявляет: «Я тоже хочу коробочку. Буду складывать туда разные приятные вещички». Госпожа Фурута объясняет ему базовые принципы оригами, а заодно сообщает, что «в Японии всякий пакет для упаковки имеет свое значение. Например, японские ребята всегда догадаются, куда направляется человек с красивым пакетом — в гости, на свадьбу или поздравлять именинника. На каждый случай — своя форма упаковки, свои секреты». Госпожа Фурута, однако, не сообщает Мурзилке, что фуросики — сверток из ткани, а не пакет. Статья проиллюстрирована фрагментами суми-э, изображающими бамбук и ветку сосны.
No 8 «Мурзилки» за 1994 год полностью посвящен Японии. Выпуск этого номера был отмечен в японском журнале «Костёр», посвященном детской литературе на русском языке. Значительная часть номера отведена под схемы оригами. Как раз в эти годы оригами приобрело значительную популярность на постсоветском пространстве, что отразилось в большом количестве тематических изданий, создании оригами-кружков и клубов в Москве, Петербурге, Чебоксарах, Новочебоксарске, Самаре, Ижевске, проведении Первой всероссийской выставки авторского оригами (1994 год), Заочной Сибирской олимпиады по оригами (с 1996 год). В детских журналах публикуются «уроки оригами».
Из краткой статьи М. Литвинова мы узнаем, что искусству оригами «столько же лет, что и бумаге, которую изобрели более двух тысяч лет тому назад в Китае. А еще лет через шестьсот бумага перекочевала в Японию. Здесь также научились ее делать, но сначала бумага была очень дорогой и ее использовали для религиозных целей в японских храмах. И для торжественных церемоний. Так, например, на свадьбах жених и невеста обменивались бумажными бабочками, которыми украшали сосуды для вина. Со временем бумажные фигурки превратились в игрушки, изготовляемые в семьях для детей».
Приводится этимология термина оригами. Пять простых схем оригами, помещённых в журнале, сопровождены короткими стихотворениями поэта, писателя, переводчика В. Берестова (1928–1998). Это схема пилотки («От жары защитит меня / Шапка бумажная. / Но от дождика / Это защита неважная»), коробки («Мелкие вещи держите в коробке, / То есть иголки, булавки и кнопки. / А почему? Потому, что коробку / Легче искать, чем булавку и кнопку»), курицы («Куд-куда! Куд-куда? / Ну-ка, ну-ка все сюда! / Ну-ка, к маме под крыло! / Куд-куда вас понесло?»), яхты («Мой парус ветер ловит, / А волны режет киль. / Меня не остановит / Ни ураган, ни штиль») и пингвина («По льдинам весело идет / Пингвин, / крылатый пешеход...»). Однако стихотворений Берестова об оригами в журнале семь, а схем всего пять. Два стихотворения («Рыбка» и «Цветок») сопровождают не схемы, а лишь фотографии готовых моделей.
Дело в том, что изначально эта поэтическая серия была создана не для «Мурзилки», а для книги «Оригами», изданной в 1994 году по инициативе японской группы по изучению русской детской литературы и культуры «Костёр» и её руководительницы Ясуко Танака небольшим тиражом 10 000 экземпляров и распространявшейся в детских садах Москвы. В журнал вошли не все схемы, представленные в книге, а поэтическая серия была включена целиком.
В этом выпуске впервые с 1957 года публикуются японские сказки: «Три сокровища», «И так и этак», «Стебелёк одеяла», «Хоть и летают, а все равно колья» (в переводе В. Марковой) и впервые с 1966 года — японская поэзия. Это стихи детского поэта Мадо Митио (1909–2014, в журнале назван Мадо Мичио), в том же 1994 году ставшего лауреатом Премии имени Г.Х. Андерсена: «Оду-оду-оду ванчик», «Листок в собственной раме», «Вишневый лепесток», «Маленькие птицы» в вольном переводе детского писателя и поэта Ю. Коваля (1938–1995). В предисловии переводчик рассказывает, что «раздобыл» две книги поэта. «Перевести стихи с японского на русский — трудно, но я попробовал и внес, конечно, что-то свое». Это не единственный перевод Ю. Коваля с японского: так, через год в его пересказе была опубликована сказка-притча Сано Йоко (1938–2010) «Сказка про кота, который жил миллион раз» («Урания», 1995, No 6).
Комикс А. Семенова «Приключения Мурзилки и птички Чирик» в этом номере также посвящен Японии. Мурзилка, перемежая реплики на русском языке японскими словами и фразами, записанными кандзи и слоговой азбукой хирагана, вместе с птичкой Чирик отправляется на надувной лодке в Японию и под конец комикса достигает цели. Герои лицезрят японский флаг на фоне горы Фудзи, сосны и старинного храма.
В номере помещена небольшая статья «Япония — страна восходящего солнца», содержащая базовые географические сведения о стране, и викторина «Что ты знаешь о Японии?» (результаты и правильные ответы были напечатаны в No 1 за 1995 год). Статья проиллюстрирована фотографиями с подписями: «Современный Токио», «Замок белой цапли в городе Химэдзи», «Золотой храм в Киото», «Императорский дворец в Токио», «Гора Фудзияма» (sic), «Здание национального парламента». «В Японии любят праздники, заранее к ним готовятся и празднуют весело и красиво — в нарядных костюмах, с разноцветными фейерверками. Самым значительным праздником считается Новый год. Это семейный праздник. Но, пожалуй, самые трогательные из всех праздников — детские», — сообщается далее в статье. Приводятся краткие описания Праздника девочек и Праздника мальчиков (в «Мурзилке» не используется современное название праздника — День детей). На фотографиях запечатлены дети в роскошных кимоно, взрослые участники различных праздников, куклы хина нингё и бумажные карпы — непременные атрибуты вышеупомянутых Дня девочек и Дня мальчиков соответственно.
Отдельные статьи посвящены икэбане, чайной церемонии и палочкам для еды. Мы узнаем, что искусству икэбана «всегда обучали и обучают теперь детей с малых лет», «в каждом доме можно увидеть икэбану, она стоит на полочке рядом со статуэтками, шкатулками и другими красивыми изделиями». Статья о чайной церемонии выдержана в еще более благоговейном духе: «Неторопливость приготовления чая позволяет в простом увидеть прекрасное: красоту чашки, особенность кисточки, ковшика. Да и само ожидание создает неповторимое настроение». В полном соответствии с позднесоветскими публикациями и основанными на них постсоветскими представлениями, весьма далекими от реальности, Япония, с которой знакомятся маленькие читатели «Мурзилки» девяностых годов, — это страна экзотического быта, древних традиций и пышных праздников. Она существует вне времени. Красота и изящество ценятся в ней превыше всего, а предметы материальной культуры несут тонкий и непостижимый духовный смысл.
В No 11 за тот же год размещена ещё одна схема оригами, а в No 12 — японская народная сказка «Соловьиный дом» в переводе В. Марковой.
В No 11 за 2001 год опубликована статья М. Москвиной «Путешествие в Японию». В восторженно-экзальтированном тоне автор перечисляет впечатления от традиционной культуры Японии, с которой удалось соприкоснуться во время посещения страны: музеи («особенно меня потрясли в этом музее настоящие древние мечи японских воинов-самураев. Этим мечам не одна сотня лет. Мастер делал меч годами, точил больше года...»), магазинчик посуды («японцы — потрясающие художники. Они лепят из глины такую посуду и так ее разрисовывают, что, когда ешь из нее или пьешь чай, всё время чувствуешь: какой молодец этот человек, он сделал вещь своими руками, чувствуешь его любовь, хотя с ним совсем незнаком»), храмы («вообще в Японии очень много богов, духов, привидений и оборотней [...] Всем им японцы поклоняются, приносят подарки, их каменным изображениям надевают фартуки, вяжут шапочки», — как видим, тут М. Москвина не делает различий между пантеоном синтоистских богов и бодхисатвой Дзидзо, которому во время печального обряда мидзуко куё приносят подношения родители, перенесшие выкидыш, мертворождение или аборт), восхождение на Фудзи (до середины, отмеченной «огромной священной тапочкой»: выше гора была покрыта снегом).
На фотографиях Л. Тишкова, помимо всего перечисленного, можно увидеть группу японских школьников, девушку «Чизуру, что значит “Тысяча Журавлей”» и Томоко Танака, дочь проф. Ясуко Танака и аспирантку ВГИКа. Более подробный, адресованный взрослому читателю и отнюдь не столь экзальтированный отчет о поездке был тогда же частично опубликован в журнале «Огонёк» и через год вышел в виде книги.
В 1991–2001 годах Япония на страницах «Мурзилки» — это страна, существующая вне времени. Она интересна, прежде всего, своей изысканной материальной культурой, сквозь которую неуловимо и притягательно просвечивает культура духовная: икэбана, чайной церемонии и оригами. Основу жизни японцев составляют древние традиции, праздники и развлечения. Развлекательная составляющая в виде оригами предлагается маленьким читателям.
В последующие пятнадцать лет тема Японии представлена в журнале лишь «японскими кроссвордами» (рубрика Елены Матусевич, впоследствии — Владимира Матусевича, Милы Лобовой), головоломками судоку и какуро (рубрика Игоря Сухина).
С 2016 года Япония вновь появляется на страницах «Мурзилки». Чаще всего «японский» материал встречается в рубрике «Обо всем на свете», представляющей собой случайный набор занимательных фактов. Так, из заметки в No 5 за 2017 г. читатели могут узнать о разработке «японского инженера Куниако Сайто» — «компактном электрическом самокате» WalkCar, который «способен выдерживать людей весом до 120 кг» (это не так: максимальный вес, на который рассчитан электроскейтборд, — 80 кг). Сообщается в рубрике об острове Аосима («Острове кошек»), на котором «проживает 22 человека и более 120 кошек!» (2018, No 2), о «колесе обозрения Темпозан в японском городе Осако (sic!)», которое меняет подсветку в зависимости от прогноза погоды (2019, No 8), и о музее снежинок на Хоккайдо (2020, No 1).
Встречается тема Японии и в рубрике «Зоологический уголок Мурзилки», посвященной экзотическим (и непременно милым) животным. Так, в статье В. Карпуничевой «Петушок — золотой гребешок» (2017, No 1) о длиннохвостом петухе породы феникс сообщается: «Диковинная птица так пришлась по душе японцам, что они дали ей свое имя — Йокогаматоса и решили, что она священная, поэтому запретили ее продавать. Йокогаматоса можно только подарить или обменять на птицу этой же породы. Японцы стали разводить петухов и даже нашли способ удлинить их хвосты».
В этот период обращает на себя внимание вольная трактовка национальной японской одежды художниками журнала в сочетании с визуальными штампами. Наиболее ярко это проявляется на разворотах журнала, представляющих собой поле для настольной игры. Так, на рисунке М. Лобовой к игре В. Дьяковой «Майский дождь» (2016, No 5) изображены девять юных японок в фурисодэ, с кандзаси, веерами и бумажными зонтами, с оби, завязанными пышным бантом то спереди, то сзади, и один японец в сером хаори и серых же хакама, с серым кушаком (?); его юката запахнута справа налево. Все они улыбаются, сощурив глаза в щелочки. Окружает их столь же стереотипный кукольный японский пейзаж: крохотный прудик с золотыми рыбками, бамбуковая рощица, грозди (?) сакуры, каменный светильник то:ро:, каменная дорожка. Столь же непохожи на настоящих ныряльщиц-ама «ловцы жемчуга» с рисунка М. Лобовой к одноименной настольной игре (2020, No 6).
В No 4 за 2019 год «Мурзилка» объявил конкурс «Страна восходящего солнца», посвященный созданию бэнто. Итоги конкурса были подведены в No 8 за тот же год. «О чем вы думаете, когда слышите слова: самурай, кимоно, оригами, аниме?» — спрашивает Мурзилка и сам же отвечает: «Верно, о Японии. [...] Создание бенто — целое искусство! Посмотрите, как забавно оформлены обеды!» На фотографиях представлены шесть исключительно милых бэнто.
В статье «Новогодние традиции» (2018, No 12, автор не указан) среди кулинарных новогодних традиций разных стран есть и японские: «в Японии верят, что каштаны приносят успех в делах, поэтому их добавляют в различные блюда. Также на новогоднем столе присутствуют морская капуста, горох, бобы и икра сельди». В статье Е. Усачёвой «Три друга человеческих ног» (2019, No 7), посвященной обуви, японская национальная обувь гэта встраивается в общемировую историю обуви: «...ноги надо было защищать... от песка, болотистой почвы или острой травы. В Японии, к примеру, чтобы спокойно ходить по затопленным рисовым полям, придумали деревянные сандалии на платформе — гэта. Все современные ботинки на платформе пошли от них».
Таким образом, Япония в журнале постепенно становится одной из многих стран мира. В последние годы, помимо технических новинок, она представлена прежде всего обыденной культурой, что неожиданным образом перекликается с материалами первых лет существования журнала.
IQ
* Опубликовано с сокращениями на основе статьи «Япония в журнале "Мурзилка" (1924–2021)» из 14 выпуска сборника «История и культура Японии» с разрешения Издательского дома НИУ ВШЭ.
В подписке — дайджест статей и видеолекций, анонсы мероприятий, данные исследований. Обещаем, что будем бережно относиться к вашему времени и присылать материалы раз в месяц.
Спасибо за подписку!
Что-то пошло не так!
