18 мая 2021
В массовом сознании первое постсоветское десятилетие часто оценивается негативно — как время обнищания, безработицы, бандитских разборок, всплеска наркомании. Всё это, несомненно, было, но история не пишется только чёрными красками. Противостоит коллективной памяти миф о «лихих 1990-х», сложившийся в нулевые годы, главным образом благодаря кино. Фильмы «Бригада», «Бандитский Петербург», «Бумер», «Антикиллер», снятые в 2000-е, абсолютизировали романтику «самого свободного десятилетия» новейшей истории России. В последнее время активно формируется другой киномиф о первой постсоветской декаде. В нём сочетаются ирония, ностальгия и попытка объективного осмысления тех самых «лихих» годин. IQ.HSE рассказывает об особенностях кинорепрезентации 1990-х на основании доклада политолога Анны Уваровой на XXII Апрельской международной научной конференции, организованной совместно НИУ ВШЭ и Сбером.
В социологическом опросе, проведённом Левада-центром (некоммерческая организация выполняет функции иностранного агента) в марте 2020-го, среди главных негативных примет 1990-х респонденты назвали «криминал» («беспредел»), бедность, пустые полки магазинов и коррупцию. Все эти реалии и правда помнятся спустя годы. Сегодня они превратились в стереотипы, которые нередко воспроизводят даже молодые россияне — миллениалы (поколение Y) и зумеры (поколение Z), то есть те, кто родился в 1982–2000 годах либо уже в XXI веке. Часть из них была в 1990-е детьми, а кто-то и вовсе знает об этом времени понаслышке. Это носители «постпамяти» (термин, введённый в 1992 году американской исследовательницей Марианной Хирш) о том десятилетии — благодаря фильмам, видеоклипам, песням и семейным рассказам.
У тех, кто родился в 1990-е, немало теплых воспоминаний о той эпохе: VHS-кассеты, тамагочи, нескончаемая «Санта-Барбара», латиноамериканские мыльные оперы, футболки с героями фильма «Титаник», лосины, жвачка «Love is...», судьбоносная фраза Бориса Ельцина «я устал, я ухожу». Однако есть пугающие: война в Чечне, теракты, стрельба и взрывы на улицах в ходе криминальных разборок, групповые драки подростков-неформалов.
В обоих случаях отчётливо проявляются два момента. Первый — ностальгия. Второй — некая гиперболизация плюсов и минусов 1990-х, картина с яркими и порой кричащими красками.
1990-е при взгляде из нашего времени выглядят, как венецианский карнавал, в котором соседствуют смех и страх, а ощущение свободы «корректируется» иронией и драматизмом.
Если подбирать к такому «видеоряду» саундтрек, то это, наверное, будет песня певицы Монеточки (Елизаветы Гырдымовой) о том, как «в 90-е убивали людей». В клипе, цитирующем сцены из культовой картины Алексея Балабанова «Брат» с Сергеем Бодровым-младшим в роли Данилы Багрова, девушка ходит по «багровским» местам Санкт-Петербурга. И эти реминисценции отчасти демонстрируют, как сложился миф о 1990-х.
О формировании и трансформации этого киномифа рассказала в докладе «Эволюция нарратива “лихих девяностых” в российских фильмах и сериалах 1990-х-2020-х» Анна Уварова, аналитик Центра реализации третьей миссии университета, аспирант факультета социальных наук НИУ ВШЭ. Это исследование — часть готовящейся диссертации, а также большого проекта по изучению памяти о 1990-х под руководством политолога Ольги Малиновой.
Большинство респондентов (62%) в опросе Левада-центра (выполняет функции иностранного агента) отметили, что «90-е годы принесли стране больше плохого». В отношении тех лет сложился своеобразный общественный консенсус. Для многих то время было сложным, травматичным, дезориентирующим. Одновременно такое восприятие, воплощенное в нарративе «лихие девяностые», — важная конструкция символической политики, которая поддерживает стабильность современной политической системы.
«Коммеморация прошлого как совокупность действий, направленных на запоминание или забвение исторических событий, позволяет как “дистанцироваться” от прошлого, так и приблизить, “нормализовать” его, — отмечает Уварова. — Сегодня “лихие 1990-е” — это мрачный праздник, который всегда с тобой, и в случае доминирующей символической политики акцент оказывается на слове “мрачный”».
Коммеморативные практики изучают в memory studies, но направление исследований коллективной памяти о 1990-х, по словам исследовательницы, пока разработано недостаточно. В силу междисциплинарности memory studies, это исследовательское поле является очень гибким, и его можно изучать с разных сторон. Одна из них — это современная поп-культура. Фильмы, сериалы, видеоклипы, музыка — инструменты культурной памяти, которые закрепляют и развивают те или иные представления о прошлом.
Для миллениалов и зумеров впечатления о 1990-х складываются во многом благодаря массовой культуре, в том числе комиксам. Но это уже иной нарратив — challenging narrative, «оспаривающий» официальный.
Cinema studies, посвящённые 1990-м, часто оказываются сосредоточены на отдельных фильмах и не учитывают их роль в политическом контексте. Нужно более широкое видение предмета, анализ внушительного пула фильмов. Анна Уварова отобрала 17 фильмов и сериалов о 1990-х, снятых за последние 30 лет, и изучила, как со временем менялось представление о «лихом десятилетии».
Теоретическая рамка исследования — работы Алейды Ассманн, Яна Ассманна, Ивоны Ирвин-Зарецкой, Марианны Хирш, а также труды по политике памяти. Исследовательница использовала метод структурного сфокусированного сравнения фильмов и визуальный контент-анализ. При этом использовались категории, предложенные в исследованиях мифологии Джозефом Кэмпбеллом (например, в книге «Тысячеликий герой» 1949 года). В них вошли элементы путешествия героя (мономифа): сам герой, противостоящий ему злодей, ландшафт (среда, в которой происходят действия) и конец приключений (как символ пути, пройдённого героем).
В выборке были ленты со статусом «культовых» и маркировкой «фильм о 1990-х» (например, слоган криминальной комедии «Жмурки» Алексея Балабанова — «Для тех, кто выжил в 90-е»; сериал «Мир! Дружба! Жвачка!» адресован «тем, кто вырос в 1990-е»). Значим был и высокий рейтинг на портале «Кинопоиск». Все картины разделены по периодам выхода на экраны (см. Таб. 1).
1990-2000-й |
2000-2010-й |
2010-2020-й |
«Брат», 1997, реж. Алексей Балабанов |
«Бандитский Петербург», 2000-2007, реж. Владимир Бортко |
«Бык», 2019, реж. Борис Акопов |
«Мама, не горюй», 1997, реж. Максим Пежемский |
«Бригада», 2002, реж. Алексей Сидоров |
«Чужая», 2010, реж. Антон Борматов |
«Кикс», 1991, реж. Сергей Ливнев |
«Бумер», 2003, реж. Петр Буслов |
«Хрусталь», 2018, реж. Дарья Жук |
«Ширли-мырли», 1995, реж. Владимир Меньшов |
«Сёстры», 2001, реж. Сергей Бодров-младший |
«90-е. Весело и громко», 2019, реж. Игорь Волошин |
«Небеса обетованные», 1991, реж. Эльдар Рязанов |
«Жмурки», 2005, реж. Алексей Балабанов |
«Мир! Дружба! Жвачка!», 2020, реж. Илья Аксенов |
«Антикиллер», 2002, реж. Егор Кончаловский |
«Внутри Лапенко», 2019, реж. Алексей Смирнов |
Если рассматривать фильмы по периодам, то можно заметить, что для каждого из них характерно своё «видение» эпохи. Кино, снятое в 1990-х, скорее несло нейтральный образ реальности. Тогда это десятилетие было не прошлым, а настоящим. Концепта «лихих 1990-х» ещё не существовало. То время показано, как обычный непростой исторический период, в котором есть как минусы, так и плюсы.
Постперестроечное кино — почти «документальная съёмка». Тогда же появляются первые культовые образы, связанные с 1990-ми. Прежде всего, Данила Багров, герой фильмов «Брат» и «Брат-2».
Негативный образ десятилетия формировался прежде всего в нулевые, когда нарратив о «лихих 1990-х» складывался и на официальном уровне. В этот период кино показывало первую постсоветскую декаду как время криминальных разборок и социальных проблем. Популярность получили криминальные драмы и боевики с налётом «бандитского романтизма» (например, «Бригада» и «Бумер»). Нейтральные и положительные приметы времени (ощущение свободы, новых возможностей) были минимизированы.
В последнее десятилетие кинорепрезентация 1990-х — совсем другая. «В отличие от предшествующего контента, который создавался свидетелями 1990-х годов для аудитории, которая помнит этот период, фильмы и сериалы 2015-2020-х годов ориентированы на молодых людей, которые не помнят 1990-е, — комментирует исследовательница. — Для них миф об этом времени создаётся заново».
При этом кино цитирует фильмы предыдущих периодов, обыгрывает штампы и стереотипы о 1990-х. Появляются хорошо узнаваемые образы, которые подаются с юмором и иронией. Например, герой Антона Лапенко примеряет на себя роль Данилы Багрова, а «стереотипные» бандиты из сериала «Внутри Лапенко» — в неизменных чёрных очках, всегда с мобильными телефонами и синтезатором, чтобы играть зловещую музыку — пародируют «Бригаду».
Благодаря юмору и иронии 1990-е уже не выглядят «демоническими». Происходит некая реабилитация той эпохи, появляются оспаривающие нарративы. Сериалы (например, «Мир! Дружба! Жвачка!» о подростке Саньке Рябинине) обладают эффектом ностальгии, они просматриваются зрителем, как семейный фотоальбом.
В кино 1990-х герои либо ищут правду, как Данила Багров, либо пытаются противостоять обстоятельствам. Это могут быть и трикстеры, как вор-рецидивист Кроликов в комедии «Ширли-мырли». Однако все они пытаются адаптироваться к сложной среде. Им противодействуют полиция, бизнес, бандиты, отношения с которыми могут выступать как часть общего нестабильного ландшафта.
В нулевых истории нередко рассказываются от лица бандитов («Бумер», «Бригада», «Жмурки»). В кино этого периода одни преступники сражаются против других, а также против криминальных бизнесменов, полиции, спецслужб и политиков (например, в «Бандитском Петербурге» и «Антикиллере»).
В кино последнего десятилетия главные герои — уже подростки. Картины адресованы прежде всего молодежи. Расклад сил таков: «простые люди» и «хорошие бандиты» борются с «плохими людьми» и «плохими бандитами».
В таких фильмах переосмысляется «опыт самих режиссеров, которые прошли 1990-е годы и хотят вспомнить что-то хорошее из этого периода», отмечает исследовательница. 1990-е приближаются к современности и отчасти теряют свою «лихость».
Кино последнего десятилетия в некоторых моментах оказывается стилистически близким картинам 1990-х. И здесь, и там обыгрываются попытки героев приспособиться к окружающей их нестабильности и непредсказуемости, но чаще всего это не удаётся: Данила Багров не может изменить судьбы близких ему людей в Санкт-Петербурге. Так, его друг — немец Гофман — говорит ему «Город — это злая сила. Сильные приезжают, становятся слабыми. Город забирает силу. Вот и ты пропал».
Герои 1990-х появлялись из «ниоткуда» и уходили в «никуда». Багров в конце фильма уезжает в Москву, растворяется в зимнем пейзаже. У истории открытый финал.
«В комедии “Ширли-мырли” персонажи улетают в неопределённое светлое будущее на Канарские острова, драматично пролетая над городами и странами, где самолёту машут “близнецы” Кроликова, — говорит исследовательница. — В “Небесах обетованных” герои, которым не нашлось места в России 1990-х, также улетают в поезде на другую планету».
В фильмах 2010-2020-х годов тоже встречается открытый финал. Так, в сериале «Мир! Дружба! Жвачка!» — опять-таки на фоне пейзажа — возникает интрига, выжил ли один из главных героев. История явно не закончена. Если за этим не усматривать маркетинговый ход (клиффхэнгер, или «продолжение следует»), то можно увидеть намеренную неоднозначность, которая наблюдалась в кино в первую постсоветскую декаду.
«Здесь можно разглядеть мотив, что 1990-е годы не закончились, — отмечает Анна Уварова. — Не завершились социально-политические процессы. 1990-е находятся где-то вне времени, это период без начала и конца, который абстрактно существует где-то рядом».
Это хорошо показано в сериале «Внутри Лапенко», где всё как будто замерло в одном времени. Хотя с другой стороны, ясно, что кино 2010-2020 годов — это уже не категоричный нарратив, а попытка взвешенного осмысления времени.
И действительно, представлять себе то десятилетие «монохромным» — не совсем правильно. В конце концов, 1990-е были очень разными, не гомогенными. Одно дело — их сложное начало, другое — более благополучная середина (если не считать войны в Чечне).
Представления о том десятилетии действительно перестают быть монолитными, а, скорее, напоминают витраж или мозаику, комментирует исследовательница: «Они состоят уже не только из нарратива “лихие 1990-е” с бандитами и разборками. Мы не говорим о том, что 1990-е становятся “хорошими”, они становятся разными. Бандиты никуда не исчезают, но в представлениях о периоде находится место для семьи, приключений, знакомой музыки». Происходит гуманизация, эстетизация и романтизация 1990-х, говорит Уварова. Причем противоречивые образы могут спокойно сосуществовать вместе.
Показательно высказывание продюсера сериала «Мир! Дружба! Жвачка!» Антона Щукина. «Девяностые оставили шрам на всю страну, в этом отпечатке наша любовь к силе, желание урвать кусок, готовность оправдать свои нечестные поступки, — подчёркивает он. — И всё равно я остаюсь оптимистом, ведь Рябинины и Волковы [две семьи в сериале — ред.] смогли пройти испытания девяностыми, значит, и мы сможем остаться людьми в самые сложные времена».
IQ
В подписке — дайджест статей и видеолекций, анонсы мероприятий, данные исследований. Обещаем, что будем бережно относиться к вашему времени и присылать материалы раз в месяц.
Спасибо за подписку!
Что-то пошло не так!
