06 апреля 2021
В 1595 году епископы Киевской митрополии обратились к папе Римскому с просьбой принять их под свою юрисдикцию. Предполагалось, что такое объединение укрепит положение православного духовенства и устранит разногласия между двумя христианскими конфессиями на украинско-белорусских землях Речи Посполитой. Уния, подписанная в Риме, в 1596 году была утверждена и в Бресте, на церковном соборе. Но вместо мира и согласия она принесла религиозные войны в регионе в XVII веке. Как и почему это произошло, IQ.HSE разобрался с помощью лекции историка-слависта, главного научного сотрудника Научно-учебной лаборатории медиевистических исследований НИУ ВШЭ Михаила Дмитриева.
История Брестской церковной унии 1595–1596 годов — насыщенный драматизмом сюжет, в котором, впрочем, найдётся место детективу и приключениям. Продолжение истории в XVII веке тоже будет сложным, и о нём можно написать роман. Или снять фильм в стиле сериала «Огнём и мечом» Ежи Гофмана.
15 ноября 1595 года инициаторы унии, православные епископы украинско-белорусских земель Речи Посполитой Ипатий Потей и Кирилл Терлецкий прибыли в Рим на переговоры с папой Климентом VIII. За несколько месяцев до этого в Римскую курию был отправлен унионный «манифест» — «32 артикула» — с изложением требований православной стороны. Документ сопровождало письмо, уведомляющее о том, что воссоединение может состояться лишь при соблюдении всех изложенных условий. Бумаги шли в паре, и рассматривать одну в отрыве от другой не имело смысла.
23 декабря 1595 года в Константиновском зале Ватикана на торжественном приёме у папы, в присутствии посланников европейских держав, уния была признана состоявшейся. Казалось бы, миссия православных епископов удалась. Пора было возвращаться назад. Однако гости почему-то медлили с отъездом и оставались в Риме до марта 1596 года.
Когда же они приехали домой, их ожидал, мягко говоря, холодный приём. Светская и религиозная общественность, многие прежние приверженцы унии были теперь против неё. Ведь «союз» в Риме заключили отнюдь не на тех условиях, что были прописаны в «32 артикулах».
Так или иначе, в октябре 1596 года Брестский собор во главе с киевским митрополитом Михаилом Рогозой утвердил унию. Одновременно с этим другой, более представительный собор православного духовенства с участием влиятельных мирян, в том числе, воеводы Киевского, князя Константина Острожского, решительно отверг унионный проект. По сути, произошёл раскол Киевской митрополии и всего православного сообщества Речи Посполитой.
Эта ситуация спровоцирует серию религиозных конфликтов, начиная с 1620-х годов в польской части Украины и Белоруссии. По степени напряжённости они напоминали религиозные войны — например, католиков и гугенотов во Франции. Некое, пусть и отдалённое, представление о событиях в Речи Посполитой даёт повесть Николая Гоголя «Тарас Бульба», в которой политическое противостояние имеет и явную религиозную почву.
Почему же уния 1595-1596 годов не принесла примирения? Возможно, православные и католики просто не поняли друг друга? Ответ на этот вопрос подсказывают обстоятельства появления унии и нюансы её восприятия разными сторонами.
До 1590-х годов православные и католики довольно мирно соседствовали на территории Речи Посполитой. Но ближе к концу века ситуация изменилась. Почему? И какую роль сыграла в этом уния?
Начнем с того, почему унионный проект вообще появился. Самое простое предположение — политическое и религиозное давление, экспансия католицизма на восток. Власти Речи Посполитой, при определённой веротерпимости, вероятно, были заинтересованы в том, чтобы религиозная жизнь страны была подведена под общий знаменатель.
Предпосылки унии нередко видят и в том, что украинско-белорусская культура была более открыта для западных влияний. В ней оставалось тяготение к воссоединению церквей. Там, в отличие от Москвы, не отвергли предыдущую, тоже резонансную унию — Флорентийскую.
В 1438-1445 проходил Ферраро-Флорентийский собор, на котором, в частности, обсуждались разногласия между западной и восточными церквями. И участвовавший в форуме митрополит Исидор Киевский, по совместительству папский легат, был, соответственно, сторонником унии с католиками. А для великого князя московского, Василия II Тёмного, она была неприемлема. И тот факт, что Флорентийскую унию поддержал византийский император Иоанн VIII Палеолог, в итоге подтолкнул Москву в 1448 году к автокефалии — независимости Русской церкви от Константинопольского патриархата.
Однако Брестская уния, возможно, объясняется не столько распространением католицизма или стремлением к сближению с западом, сколько напряжённой ситуацией в обществе. В отношениях духовенства и мирян во второй половине 1580-х годов возник кризис, связанный с попытками реформировать церковь. И это было важнейшей причиной унионной инициативы.
В 1580-х годах в Речи Посполитой стали создаваться церковные и мирские братства, которые имели определённое влияние в обществе. Их отношение к церкви было «неканоническим». Они хотели изменений и готовы были активно участвовать в них.
Сначала миряне старались сотрудничать с церковными иерархами. «Вместе с епископами они взялись за обновление православной церкви, которая, как и большинство христианских церквей того времени, находилась в состоянии, воспринимавшемся тогда как кризис», — отмечает Михаил Дмитриев. Светская общественность — горожане, православная шляхта, некоторые магнаты — пытались в тандеме с духовенством проводить реформы в системе образования, углублять христианизацию, создавать типографии, школы и госпитали, модернизировать религиозную мысль, проводить учёт церковного имущества.
Но дело, по-видимому, продвигалось с трудом. Едва ли епископам нравился такой мощный светский патронат. Их пугал революционный посыл, что церковными делами должно управлять не только духовенство, но и миряне. Эта идея, появившаяся к рубежу 1590-х, означала для епископов, как минимум, ограничение власти.
Так или иначе, теоретическая программа реформирования церкви обсуждалась на соборах 1590-1594 годов. А истоки унии, по сути, относятся к лету 1590 года, когда в Бресте проходил собор и миряне и духовенство думали, — в каком направлении развиваться церкви. Под влиянием этих событий четыре епископа, в том числе Кирилл Терлецкий и Гедеон Балабан, втайне от других составили письмо Папе Римскому. Однако было решено дать ход этому письму, только если наступит критическая ситуация. По-видимому, обстоятельства сложились таким образом в 1594 году.
В 1594 году на очередном православном соборе в Бресте была весьма представительная делегация мирян, в том числе крупные магнаты Речи Посполитой. Перед встречей с духовенством был составлен документ — «Инструкция», напоминавшая, что нужно делать в православной церкви.
И документ, и сама встреча имели драматические последствия. Светские патроны церкви поставили вопрос ребром: либо они будут играть главную роль в реформировании церкви и руководстве школами, госпиталями и другим имуществом, либо они «открещиваются» от епископов.
В Главном архиве древних актов в Варшаве среди бумаг канцлера Яна Замойского, Михаил Дмитриев обнаружил записку от митрополита Рогозы, переданную через Кирилла Терлецкого, епископа Луцкого. Записка датируется 2 июля 1594 года. Она очень лаконична, почерк сбивчивый. Это просьба о помощи. Рогоза не сообщает канцлеру деталей, но, по-видимому, они должны быть переданы Терлецким на словах (митрополит просит верить всему, что скажет его посыльный).
В своём письме Рогоза подчеркивает: ситуация — критическая. Вероятно, речь о кульминации конфликта между мирянами и церковными иерархами. И последние ищут поддержки.
Итак, если в 1590 году епископы сделали только первые подступы к унии (составили письмо в Рим), то спустя четыре года они начали действовать активно — составлять «артикулы» унии с Римом.
С лета 1594 года к проекту подключились католики — например, папский легат Германик Маласпина, католический епископ Луцкий и (потом) Краковский, Бернард Мацеевский, а также иезуиты при польском дворе.
Так или иначе, к середине 1595 года духовенство выработало условия перехода под юрисдикцию Рима. В июле «артикулы» передали папскому нунцию, и тот отправил их в Рим. Однако и тогда оставались ещё сомнения насчет унии среди части православных епископов.
Некоторые сюжеты складывались в стиле романов Александра Дюма. Летом 1595 года подготовку посольства в Рим вдруг решили притормозить. В это время представители православной знати и духовенства, которые раньше поддерживали воссоединение с Римом, вдруг начали отступать от унионных планов, в частности, епископы Гедеон Балабан и Михаил Копыстенский, а также Константин Острожский, который до этого, в начале 1590-х, выступал за унию. Князь даже пригрозил послать 200 своих всадников, чтобы они помешали епископам отправиться в Рим.
Произошло что-то, что изменило взгляды на унию. Польское правительство и папский нунций совещаются, и в конце августа решено, что посольство в Рим лучше не отправлять. Во Владимир-Волынский — Ипатию Потею и в Луцк — Кириллу Терлецкому послали письма с предписанием не приезжать в Краков по делам унии. Но когда корреспонденцию, наконец, доставили, оба епископа были уже в пути. Письма их просто не застали.
Потей и Терлецкий приехали в Краков. Там их встретили с недоумением: мол, вам же написали не приезжать. Епископы пояснили, что не получали писем. В результате у короля собрали совещание. И в начале сентября 1595 года всё-таки решили делегировать Кирилла и Ипатия в Рим.
В требованиях православного духовенства к папской курии можно выделить пять мотивов:
готовность вести переговоры о спорных вопросах — чистилище и filioque (лат. «и от сына» — речь о положении, согласно которому Святой Дух исходит не только от Бога-отца, но и от Сына), однако при сохранении православных обрядов и особенностей вероучения;
обращение за помощью к «братьям-римлянам» в восстановлении порядка в церкви (братства должны подчиняться епископам);
укрепление сословных позиций православного духовенства в Речи Посполитой (дать ему такие же привилегии, как католическим иерархам, например, право заседать в Сенате);
два самых парадоксальных (для Рима) мотива, которые показывают, что авторы «32 артикулов» фактически выступали за прекращение экспансии католицизма в православных диоцезиях (епархиальных округах).
Так, один из пунктов документа гласил, что отныне никто не сможет переходить из православной церкви в католическую, поскольку сама церковь будет единой. По той же причине нельзя превращать православные храмы в католические. А отлученного православного католическая церковь уже не могла принять в своё лоно. Ещё один пункт был о порядке выбора и утверждения митрополитов. В этом вопросе Киевская митрополия хотела сохранять независимость от Рима.
Требования были, мягко говоря, неудобоваримые для Ватикана. Так почему же уния все-таки была реализована? Или же каким-то фантастическим образом сторонам удалось достичь взаимопонимания?
На деле в Риме была лишь видимость диалога двух церквей. И если в случае с Францией Климент VIII действительно сыграл роль миротворца (торжественно благословил короля Генриха IV, превратившегося из гугенота в католика, и тем самым положил конец религиозной войне во Франции в конце века), то в случае с украинско-белорусскими событиями ему эта роль не удалась.
В ноябре 1595 года Ипатий Потей и Кирилл Терлецкий, прибыв в Рим, добились аудиенции у Климента VIII. Они пояснили, что приехали по поводу унии. Но Римская курия оказалась не готова обсуждать её.
По-видимому, о присланных летом «артикулах» просто забыли. Во всяком случае, на аудиенции папа осведомился у своего секретаря, о чём речь. Но тот, подтвердив заблаговременное получение бумаг, не смог сказать ничего по сути. Ситуация сложилась неловкая.
Тогда в ход пошла дипломатия. Послам сказали, что они выглядят слишком уставшими после дороги. Так не стоит ли им первым делом отдохнуть? Тем временем по решению папы срочно формируется комиссия для обсуждения документа. Как дальше развивались события, не очень понятно.
Зато известна их кульминация. 23 декабря 1595 года на торжественном приёме в Ватикане, в присутствии высшего духовенства, самого Климента VIII (разбитого подагрой и потому возлежавшего на ложе), а также европейских посланников, оба православных епископа произносят... латинские католические исповедания веры — professiones fidei. Ипатий зачитывает их на латыни, а Кирилл, не владевший ею, — в переводе на украинско-белорусском, русинском языке. Уния провозглашена как состоявшаяся.
Дело вроде бы сделано. Но епископы не торопятся домой. В январе им намекают, что пора уже и восвояси. Но они остаются и пытаются добиться новой аудиенции у папы — по-видимому, для пересмотра условий унии. Что вполне понятно: «союз» получился совсем не такой, каким его видели авторы «артикулов».
Но тут епископам сообщили, что князь Острожский якобы изменил свое мнение, и они могут спокойно возвращаться в Речь Посполитую. Послы так и сделали — поехали домой. И там их встретили враждебно.
В мае 1596 года Потей и Терлецкий прибыли на сейм в Варшаву. И выяснилось, что Константин Острожский, а также два епископа, возглавлявшие крупнейшие епархии (Перемышльскую и Львовскую), настоятель Киево-Печерского монастыря и вообще значительная часть духовенства — резко против унии.
Ситуация снова оказалась тяжёлая. К делу подключилась королевская власть, двор Сигизмунда III. В октябре 1596 года в Бресте созвали собор — в церкви Святого Николая. Присутствовали, в числе прочих, католические епископы, поддержавшие унию, иезуиты, представители короля, папский нунций. Акт о присоединении к католической церкви, подписанный в Риме в декабре 1595 года, был утверждён.
Но параллельно с проунионным форумом в Бресте проходило другое собрание православных мирян и духовенства. Его участники решительно отвергли унию и объявили встречу в церкви Святого Николая лжесобором.
Как реагировал митрополит Михаил Рогоза на эти драматические события? Очевидно, колебался. Причём и ещё во время подготовки унии, и в период пребывания епископов в Риме, и в ходе самого Брестского собора.
От одного собора к другому несколько раз отправлялись делегации. По свидетельству греческого участника событий (имя его неизвестно), на последней такой встрече митрополит расплакался, сказав, что дело сделано, и ничего уже исправить нельзя. Так или иначе, Рогоза принял унию и остался митрополитом.
А вот в церкви сохранялся раскол. Киевской митрополии пришлось иметь дело с последствиями неудачных переговоров в Риме: взгляды католиков и православных оказались слишком разными. А реальные шаги к сближению, по сути, так и не были сделаны.
Рим пошёл на унию. Но при этом он, по большому счёту, просто обратил православных посланников в католичество. По-видимому, такая задача во многом и ставилась. Во внутренней переписке курии есть, например, такие установки: необходимо, чтобы приехавшие епископы решительно согласились бы с католической церковью и по существу веры (итал. «l'essenza della fede»), и по формам её выражения.
В официальных документах — бреве, высланных Михаилу Рогозе, уния также описывается в терминах обращения в истинную (то есть католическую) веру. Появляется фраза «propter conversionem vestram» (лат.). Если перевести предложение с этой фразой целиком, то оно значит примерно следующее: благодаря тому, что «вы теперь обратились в истинную <...> церковь», мы посылаем вам эти письма.
Не менее важны и детали церемонии заключения унии в Риме. То, что Потей и Терлецкий зачитали католическое исповедание веры и подписали его (причём в тот момент они действовали от имени всего духовенства, пославшего их в Рим), интерпретировалось Ватиканом как отречение от прежних «ошибок».
«Для Рима православные епископы были теми, кто обращался из “ересей”, “схизматических” учений в истинную католическую веру», — поясняет Михаил Дмитриев. Для курии бывшие «еретики» успешно превратились в католиков.
Но вопрос, добровольно или вынужденно православные епископы подписали документ, остаётся открытым. Скорее всего, Потей и Терлецкий не предполагали обращаться в католичество. Задача была другой — просто снять разногласия и создать единую церковь. Но папство совсем иначе видело унию.
Ватикан пошёл лишь на очень небольшие уступки, касавшиеся сохранения языка, православных обрядов и церковного облачения. В остальном — без компромиссов. Булла, изданная в феврале 1596 года, предоставляла киевскому митрополиту право назначать епископов — однако с последующим утверждением решения в Риме.
Проект унии, предложенный православной стороной, в восприятии папства оказался немыслимым. И, хотя выполнение всех условий было для инициаторов принципиальным, Ватикан их не принял. Но на унию всё же пошел — правда, в его собственной интерпретации. Хотя всем сторонам было понятно, что в таком варианте она провоцирует риски и для Рима, и для Кракова, и для Киевской митрополии, да и в принципе взрывоопасна для отношений католиков и православных в Центральной и Восточной Европе.
Православная сторона, рассчитывавшая на настоящие переговоры, ошиблась в ожиданиях. А католический истеблишмент в Кракове тоже, по-видимому, не просчитал всех нюансов проекта.
Как квалифицировать то, что произошло в Риме? Как cultural misunderstanding — непонимание между представителями разных культур. В данном случае — прежде всего конфессиональных. Произошло недоразумение. Стороны не услышали друг друга. В Речи Посполитой такая уния вызвала раздражение. Из унионной «искры» впоследствии возгорелось пламя — религиозные войны.
Религиозные конфликты на украинско-белорусских территориях — это отдельный огромный сюжет. Не углубляясь в тему, заметим, что уния спровоцировала целую череду противостояний. Религиозно-общественная борьба (конфликты на сеймах, соборах, в городах), начавшаяся после «воссоединения» церквей, дала мощную вспышку в 1620-х.
Пример — Витебское восстание 1623 года, когда православные горожане противостояли униатскому архиепископу Иосафату Кунцевичу и в итоге убили его. Он был канонизирован Греко-Католической церковью.
Новоприбывший архиепископ Иосафат, объезжая свою епархию, увидел, что условия унии, по сути, не соблюдаются. В ответ он закрыл храмы Витебска и Полоцка для наведения в них порядка. Возмущенные горожане стали строить временные шалаши-церкви. Тогда иерарх обратился к властям, и шалаши стали уничтожать. В итоге жители Витебска напали на Кунцевича, ударили топором по голове, проволокли тело по городу, а затем сбросили в Двину. За этим последовал ряд казней.
Потом началось казацкое восстание 1624–1625 годов — его участники требовали отказа от унии. Восстание было и в 1630 году, и в 1637–1638 годах (уже при короле Владиславе IV, который в принципе проявлял религиозную терпимость). А в 1648 году началось восстание под руководством Богдана Хмельницкого — казаки противостояли правительству Речи Посполитой.
Повстанцев поддержали православные крестьяне, горожане, духовенство. Одним из лозунгов опять-таки была отмена унии. Так что события, по сути, стали актом религиозной войны. Восстание впоследствии переросло в русско-польскую войну, которая продлилась с 1654 по 1667 год.
Словом, крови пролилось немало. Цена, которую заплатили за cultural misunderstanding, оказалась огромной. А отголоски тех событий звучат до сих пор.
IQ
Дмитриев М.В. Между Римом и Царьградом. Генезис Брестской унии 1595-1596 гг.
Дмитриев М.В. Конфессиональные и «этнические» факторы в религиозном насилии времени восстания Богдана Хмельницкого (1648-1649 гг.)
Дмитриев М. В. «Народ благочестия руского»: о конфессиональном и этническом в представлениях о «русском народе» Речи Посполитой
Chodynicki K. Kosciol prawoslawny a Rzeczpospolita Polska. Zarys historyczny. 1370-1632. Warszawa, 1934.
Halecki O. From Florence to Brest (1439-1596). Hamden, 1968
Gudziak B. A. Crisis and Reform. The Kyivan Metropolinate, the Patriarchate of Constantinople, and the Genesis of the Union of Brest. Cambridge: Harvard University Press, 1998
