«Наша страна стала родиной Шекспира», — под таким лозунгом 80 лет назад в СССР отмечали 375-летие со дня рождения драматурга. Торжества включали театральный фестиваль, научную конференцию, лекции, выставки, вал газетных публикаций. Юбиляра чествовали как передового западного классика, в драмах которого было все, что свято для советского искусства: реализм, народность и жажда обновления. Советизацию Шекспира в сталинскую эпоху исследовала профессор Школы культурологии НИУ ВШЭ Ирина Лагутина.
С середины 1930-х годов футуристская идея о том, что литературных классиков надо «бросить с парохода современности», была в СССР уже не популярна. Наоборот, среди драматургов прошлого и ярких исторических личностей искали союзников. Историко-патриотические мифы (в духе соцреализма, конечно) помогали «легитимировать» современность. В кино в 1938 году взошла звезда «Александра Невского», а позже, в 1940-е, — «Ивана Грозного» Сергея Эйзенштейна.
На фоне этого специфического традиционализма начался новый виток международного антифашистского движения, которое апеллировало к культурному наследию. Причем СССР играл здесь ключевую роль.
Шекспир как мировой классик оказался весьма кстати. Он был и интернациональным, и «своим». По сути, его и не сбрасывали с парохода современности: исправно переводились пьесы, театры охотно их ставили. Но пришла пора еще большей славы: оказалось, что у Шекспира масса передовых идей. Например, гуманизм, высшим проявлением которого в СССР считался, несомненно, социализм. В творчестве классика кстати обнаружились жажда перемен, интерес к народной жизни, свободолюбие. Ренессансные комедии и фальстафовский смех не противоречили официальному «веселью» массовой культуры 1930-х годов (тех же фильмов Григория Александрова) и почти отвечали сталинской формуле: «Жить стало лучше, жить стало веселее».
Но на этом плюсы внимания к Шекспиру в СССР не заканчивались. Юбилей 1939 года мог стать мощной пиар-акцией советской культуры и политической системы: предполагалась их интерпретация как открытых и прогрессивных. У СССР был свой пул сочувствующих интеллектуалов (Ромен Роллан, Джордж Бернард Шоу, Луи Арагон и пр.). Если следовать риторике, которая сопровождала празднование, то Шекспир мог считаться предтечей «друзей СССР». Участники торжеств «предоставляли» ему советское гражданство. «Если он [писатель] еще не переменил, то он очень близок к перемене родины», — заявил один из организаторов юбилея, ленинградский театральный режиссер Сергей Радлов.
Джордж Бернард Шоу, Луи Арагон и Ромен Роллан
Душой юбилея стал литературовед и руководитель шекспировского кабинета при Всесоюзном театральном обществе Михаил Морозов (впоследствии — автор биографии Шекспира в серии «ЖЗЛ»). Он и Радлов почти одновременно обратились во Всесоюзный комитет по делам искусств при правительстве СССР и в Отдел агитации и пропаганды ЦК ВКП(б). Исследователь и режиссер подчеркивали внутриполитическое и международное значение празднования юбилея как «торжества социализма». Морозов нашел безошибочный довод: «Достойное проведение шекспировских торжеств станет показателем мощного роста культуры в нашей стране перед лицом всего мира».
В СССР бойко осваивали драмы Шекспира не только ведущие столичные, но и региональные, совхозные, школьные театры. Это был серьезный аргумент в пользу того, что советская шекспириана — самая мощная и массовая. Этой цели служила и юбилейная декада, подготовленная в рекордно короткие сроки и проведенная с 13 по 24 апреля (день рождения приходился на 23 апреля).
За месяц до этого состоялся XVIII Съезд ВКП(б). Прямых аналогий между шекспировской декадой и главным партийным форумом страны, конечно, быть не могло. И все же они чувствовались. Крупнейший культурный слёт выглядел преемником идеологического.
Программу многих мероприятий, в том числе на местах, предлагал Морозов. К нему же стекались и отчеты о празднествах. Юбилейная декада включала спектакли по пьесам драматурга в Москве, Ленинграде и других крупных городах, выставку «Шекспир на советской сцене» (с эскизами декораций, макетами, костюмами 40 постановок в театрах СССР), торжественные заседания, лекции и доклады о Шекспире. Активизировалась самодеятельность. Один из отчетов, присланных Морозову, гласил: «Драмколлектив клуба табачников отметил юбилей постановкой пьесы «Два веронца»».
Планировалось впоследствии поставить памятники драматургу, учредить премию его имени и пр. И, наконец, был целый вал газетных публикаций, особенно 23 апреля.
На праздник откликнулась центральная пресса («Правда», «Большевик» и пр.), региональная, фабричная, колхозная. О «лебеде Эйвона» писали даже «Стахановец транспорта» (газета политотдела Ярославской железной дороги) и «Льновод-ударник» из совхоза «Красный холм» Калининской области.
«Юбилейные публикации одновременно во всех газетах и театральные постановки Шекспира в один и тот же день делали читателя или зрителя не просто частью аудитории, но участниками коллективного ритуального действия», — пишет Ирина Лагутина. Эти акции были таким же «театральным перформансом, как красочные демонстрации или парады физкультурников, публичные политические процессы или визиты известных левых интеллектуалов — «друзей Советского Союза»», отмечает исследовательница.
Эти масштабные торжества ошеломляли на фоне «малочисленных мероприятий Англии и Франции» (упомянутых «Литературной газетой») и отсутствия акций в других странах. Юбилей стал «праздником советского гуманизма», резюмировал Михаил Морозов.
Но для него, крупнейшего популяризатора произведений классика, «лучшего знатока шекспировского текста и его эпохи», это были программные слова не только в идеологическом, но и в профессиональном смысле. Во-первых, советизация драматурга содействовала буму исследований шекспировских пьес и сонетов. Во-вторых, оставалась лакуна, в которой ученые-филологи ощущали себя относительно свободно, несмотря на всю идеологизацию науки.
Любопытно, что в юбилейном нарративе фигурировали две родины драматурга. «Физической» была Англия, а истинной считалась СССР. «После революции Шекспир принял советское подданство», — заявил один из докладчиков. Наследниками писателя были, конечно, советские люди. Эти исключительные права Страны советов на классика обосновывались его правильными идеями и даже историческим контекстом произведений. Он изображал переломные эпохи. Такой же период (со всем возможным социальным оптимизмом) переживал тогда и СССР.
«Создатели социалистического искусства — единственные его [писателя] <...> творческие продолжатели, — писала 23 апреля 1939 года «Учительская газета». — Творчество Шекспира выросло из всемирно-исторического конфликта, из встречи нового, рождающегося буржуазного мира с клонившимся к упадку феодальным миром». Мотив «переоценки всех старых ценностей и замены их новыми» был одним из важных объяснений популярности классика в СССР.
Ресурс таких трактовок использовали и исследователи. В итоге Морозов рапортовал в «Комсомольской правде»: «Художественные руководители колхозных театров рассказывали о том, что колхозники требуют постановок Шекспира, рассказывали, как любят Шекспира самые широкие массы страны строящегося коммунизма».
Через два года, в 1941 году, в шекспировские дни в Большом театре проходила декада таджикского искусства. Газета «Большевик» заявляла: творчество английского драматурга «нашло теперь настоящего наследника в лице освобожденного народа». А определение шекспировской драматургии как «гуманистической по содержанию и реалистической по форме» отсылало к известной формуле Сталина о национальных культурах СССР. Шекспир был полностью присвоен, интериоризирован.
Научная конференция проходила эмоционально, патетически. Тон задал Соломон Михоэлс, блистательный король Лир. Он назвал Шекспира «бессмертным человеком, прожившим уже 375 лет». Портрет писателя отчасти играл роль иконы: к нему обращались, благодарили и пр. Все это напоминало канонизацию классика.
Однако торжества несколько омрачила критика в адрес самой концепции конференции и отдельных докладов (особенно тех, которые были в большей степени литературоведческими, чем идеологическими). Ложку дегтя внесли газета «Советское искусство» и журнал «Театр». Авторы статей заявляли, что недостаточно раскрыта «идейная сторона», слабо затронуты «теоретические вопросы» творчества Шекспира. Журнал «Театр» писал о необходимости пересмотра деятельности шекспировского кабинета.
Столь резкая публичная критика в те годы легко могла обернуться политическими обвинениями. Но этого, к счастью, не случилось.
Юбилей ускорил учреждение премии за лучшую советскую пьесу и способствовал появлению памятников русским классикам в крупных городах СССР. Он задал сам стиль празднования подобных дат. Правда, в 1941 году Шекспира вспоминали более скромно (исполнялось 325 лет со дня смерти). «Страна жила в атмосфере неизбежно приближающейся войны, статьи о Шекспире располагались среди военных сводок с западных фронтов», — поясняет исследовательница. Классик оказался созвучен и этой эпохе. В газетах его называли борцом за свободу, отмечали в нем «страстный и боевой дух нашего современника».
Судьба организаторов фестиваля была драматичной. Сергей Радлов, провозгласивший «новую родину» Шекспира, в 1945 году был обвинен в измене Родине, репрессирован и приговорен к десятилетнему сроку. Он оказался в лагере под Рыбинском, где в 1939 году широко отмечался инициированный им юбилей Шекспира. После освобождения Радлов продолжил шекспириану: поставил в 1950-е годы «Короля Лира» и «Макбета».
Михаил Морозов в 1940-е годы выпустил книги о Шекспире, в том числе, его биографию (1947 год) в серии «ЖЗЛ». В 1949 году во время борьбы с космополитизмом кабинет Шекспира закрыли. Морозов был назначен главным редактором английского журнала News , издававшегося в Москве. Он умер в 1952 году, в 55 лет.
IQ
В подписке — дайджест статей и видеолекций, анонсы мероприятий, данные исследований. Обещаем, что будем бережно относиться к вашему времени и присылать материалы раз в месяц.
Спасибо за подписку!
Что-то пошло не так!