Античность, Средневековье, Ренессанс — эти понятия известны каждому. Ассоциации, связанные с ними, есть даже у человека, имеющего весьма приблизительное представление о мировой истории. Они не только являются важным элементом языка и искусства, но и влияют на наши представления о мире, религии, обществе. Есть ли что-то общее у всех этих многочисленных и зачастую несхожих образов? Почему и как они используются в популярной культуре, в политической публицистике и повседневной речи? Как они соотносятся с изучением прошлого, например, эпохи Средневековья, профессиональными исследователями-медиевистами?
В английском языке слово medievalism означает и присутствие Средних веков в современности, и исследования этого периода (то, что в русскоязычной традиции называется медиевистикой). Объектом medievalism studies оказываются любые образы и реконструкции Средневековья — вне зависимости от их «научности».
Исторические реалии, даже сами названия периодов могут стать источником понятных эпитетов или метафор. Когда в публицистическом тексте недавно принятый закон назван средневековым, читателям не нужны ни сноски, ни пояснения. При использовании подобных «исторических» эпитетов не требуется отсылка к конкретному месту и времени. Ассоциации со «Средневековьем» формируются в том числе на основе вымышленных миров «Властелина колец», «Песни Льда и Пламени»/«Игры престолов» или «Трудно быть богом». При этом знание исторических источников вдохновения Дж.Р.Р.Толкиена, А. и Б.Стругацких или Дж.Мартина не является обязательным для восприятия этих произведений.
С другой стороны, образы, отсылающие к периоду Средневековья, не всегда воспринимаются как средневековые. Яркий пример — представления о Древней Руси в советской и постсоветской культуре. В массовом сознании Ледовое побоище ассоциируется с фильмом С.М. Эйзенштейна «Александр Невский» (1938). Средневековью и связанной с ним системе образов скорее принадлежат немецкие рыцари, но едва ли — князь и его сподвижники. Популярные представления о «древнерусском» значительно отличаются от ассоциаций со «Средневековьем». Они становятся элементами самых разных художественных произведений: от песни Бориса Гребенщикова «Древнерусская тоска» до серии мультфильмов студии «Мельница» «Три богатыря».
Само понятие «средневековое» должно обозначать нечто промежуточное и уже прошедшее, но отличающееся от более давней — классической — эпохи. Итальянскиe гуманисты XIV–XV веков, впервые употребившие подобное название, промежуточными считали века испорченного латинского языка — между золотой и серебряной латынью Античности и возрождением классической учёности во времена Франческо Петрарки и Джованни Боккаччо.
Иной образ Средневековья сформировала Реформация. «Средневековыми» оказывались предрассудки, насаждавшиеся папами и монахами, а светлым прошлым — времена апостольской церкви. Именно в таком контексте понятие «Middle age» впервые зафиксировано в 1570 году в английском языке.
Просветителям XVIII века Средние века казались уже не только временем религиозного мракобесия, но и истоком неразумных, вредных устоев и порядков, которые были впоследствии уничтожены Французской революцией. В качестве примера можно привести упоминание «права первой ночи» в «Женитьбе Фигаро» Бомарше.
Несмотря на господство отталкивающих образов, Средние века привлекали внимание интеллектуалов Нового времени. Так, французские и английские юристы XVI–XVII веков искали в этой эпохе истоки современной правовой системы, королевской власти, парламентских институтов; эрудиты и антикварии собирали и изучали средневековье рукописи. Но это не сравнится с широкой популярностью романтического, «рыцарского» Средневековья конца XVIII — начала XIX веков. Этот образ во многом был ответом на крах Старого порядка во времена Французской революции. С этим образом сочеталась другая сторона романтизма — поиск национальной народной культуры, истоки которой лежали в Средневековье. Воплощением этих двух аспектов могут служить сюжетные линии Айвенго и Локсли — Робина Гуда в романе Вальтера Скотта.
Романтический медиевализм многолик и разнообразен. Достаточно сравнить Средневековье картин венских художников-назарейцев и опер Рихарда Вагнера. В середине XIX века неоготика становится официальным архитектурным стилем Британской империи, стрельчатые своды появляются и в Индии, и в Австралии. В отечественной литературе, искусстве, музыке, исторической науке этого времени также получил распространение романтический взгляд на Средние века. Можно вспомнить «Сцены из рыцарских времен» и «Скупого рыцаря» А.С. Пушкина. Заметны параллели между западным романтическим медиевализмом и отсылками к русскому Средневековью, например, между культурной и политической ролью появившегося в середине XIX века псевдорусского стиля и британской неоготики.
В XIX веке научные исследования Средних веков — часть публичного дискурса. Можно вспомнить переполненные залы на лекциях историков-медиевистов, таких как Жюль Мишле во Франции. Показательно, что в России подобный ажиотаж вызывали выступления, посвящённые не только отечественной истории, но и западному Средневековью. Пожалуй, ярчайшим примером служит слава историка Тимофея Грановского. Однако к концу XIX века академическая медиевистика уже не привлекала столь широкого внимания общества: образы прошлого, воссоздаваемые наукой и конструируемые в культуре, все больше отдалялись друг от друга.
Начиная с 1970-х годов исследования медиевализма выделяются в особое направлением в США, Великобритании и Австралии. В 1979 году в США начал выходить журнал Studies in Medievalism.
В Германии и Австрии схожее направление исследований (обычно обозначаемое как «Рецепция Средних веков» (Mittelalter-Rezeption)) также получило распространение с конца 1970-х. Влияние политических или иных представлений на медиевистические исследования, в частности, роль национальных и шовинистских идеологий в классических трудах XIX – первой половины XX веков, стало одной из ключевых тем medievalism studies.
В наше время это исследовательское направление развилось в особую дисциплину, наиболее влиятельную в Великобритании, США, Канаде и Австралии. Там регулярно проводятся конференции, выходят книжные серии и специализированные журналы. Изучаются и ставшие классическими темы (например, литература викторианской Англии), и новые области применения образов Средневековья: компьютерные игры, культуры соучастия.
Исследователи активно обсуждают, к каким предметным областям относятся medievalism studiues — истории, истории искусства, истории литературы, cultural studies, как они сочетают разные подходы? Можно ли говорить о чем-то общем между исследованиями средневековых образов в академической живописи XIX века и в практиках современных сообществ реконструкторов?
Всё большее внимание рецепции образов Средневековья уделяется и в отечественной науке. Так, в 2012 году в Высшей школе экономики прошла конференция «Шестое Средневековье, или Зачем нам сегодня Средние века?». В 2016 году состоялся совместный вечер проекта «Arzamas» и Российской государственной библиотеки «Возвращение Средневековья».
Исследовательское поле и подходы medievalism studies изначально было близким к полю публичной истории. Однако в последнее время эти связи становятся всё активнее. Например, создатели портала The Public medievalist подчеркивают, что для них важно изучение образов Средневековья в контексте социологии, memory studies и исследований популярной культуры.
Образы Средневековья по-разному используются в современной культуре. Хотя бы бегло описать это изобилие едва ли возможно. Современный американский исследователь Д. Мэтьюс выделят два основных взгляда на Средневековья: романтический и гротескный (или готический). Первый воплотился в романах В. Скотта и в голливудской «Истории рыцаря» (реж. Бр. Хелгеланд, 2003). Второй — в уже упоминавшейся «Игре престолов». Но подобное простое деление, конечно, не исчерпывает всего разнообразия медиевализма. В эссе «Мечты о Средневековье» (1987), нарочито смешивая различные принципы классификации, Умберто Эко перечисляет десяток причин, по которым писатели, художники, композиторы, режиссеры и учёные обращаются к той далёкой эпохе.
Согласно Эко, Средневековье может быть:
всего лишь предлогом, простой декорацией для развития сюжета — авторов мало интересует сама эпоха. Так обычно его воспринимали авторы либретто итальянских опер, например, «Пирата» В. Беллини.
темой для иронического обращения, что можно видеть в поэме Л. Ариосто «Неистовый Роланд» и «Доне Кихоте» М. де Сервантеса.
эпохой варварства, как героического, словно в операх Р. Вагнера, так и пугающего. Большую популярность такой образ приобрел в кино и на телевидении: можно вспомнить и несколько экранизаций «Конана-варвара», и недавних «Викингов».
«мечтанием» эпохи Романтизма, наполненной туманными замками и готическими соборами. Яркий пример представляет тонкая стилизация этой системы образов в фильме Р. Брессона «Ланселот Озёрный».
важным (хотя, как правило, скрытым) элементом современной философии, причем не только неотомизма, но и структурализма, и психоанализа.
основой национальной идентичности. Примером могут быть как исторические труды, так и художественные произведения всех европейских культур.
возрождённым с помощью историко-филологической реконструкции — традиции, идущей от французского эрудита XVII века, отца палеографии Ж. Мабильона к французской исторической школы «Анналов», пожалуй, самого влиятельного центра медиевистики XX века.
источником образов для декадентского искусства. К этой группе Эко относит и прерафаэлитов, и Ж.К. Гюисманса, автора романа «Наоборот».
источником вдохновения для основателей и последователей многочисленных мистических и эзотерических течений, эпохой алхимии, астрологии, тамплиеров и Святого Грааля. Эко уже после написания эссе анализировал подобные представления в статье, посвящённой «Коду Да Винчи» Д. Брауна (2003), и безжалостно пародировал их в своем последнем романе «Пражское кладбище» (2013).
К этому списку Эко добавляет сходство конца XX века и Средневековья в отношении ожидания скорого Миллениума и конца света.
Список Эко, напоминающий борхесовскую классификацию животных в китайской энциклопедии, не претендует на полноту и точность. К нему легко добавить множество иных «мечтаний» о Средних веках. Так, Эко не приводит восходящее еще к эпохе Реформации тёмное «католическое Средневековье», одержимое поиском грешников и еретиков. Этот образ нашел множество воплощений в популярной культуре, например, в клипе на сингл Sin дуэта Pet Shop Boys.
Отечественный опыт также легко может помочь дополнить список. Западное Средневековье в советской массовой культуре выступало как эпоха народных восстаний против угнетателей (например, в фильме «Легенда о Тиле» реж. А. Алова и В. Наумова, советской экранизации романа Ш. де Костера). Иногда сюжет был слегка иной, и Средние века представали как время, когда немногие светочи прогресса борются против всеобщего невежества. В качестве примера можно привести параллельную основному детективному повествованию сюжетную линию, посвящённую Парацельсу в телевизионном сериале «Вход в лабиринт» (1989), и уже упомянутую повесть «Трудно быть богом».
И, конечно, стоит добавить разнообразные отсылки к Средневековью в социальных и политических теориях, например, неофеодализме. Сам Эко развивал концепцию Нового Средневековья в эссе «Средние века уже начались».
Британские, американские, австралийские и немецкие medievalism studies ориентированы на образы именно западноевропейского Средневековья, хотя подчас и рассматривают их рецепцию в культуре других частей света (например, в японском аниме). Важным оказывается то, что представления о Средних веках становятся органичной частью языка культуры и политики.
В современной России положение medievalism studies оказывается двойственным. С одной стороны, западноевропейское Средневековье, без сомнений, входит в «культурный багаж» любого жителя нашей страны. Там будут образы замков и рыцарей. При этом их интерпретации гораздо ближе западноевропейским, нежели, к примеру, ближневосточным.
С другой стороны, можно заметить, что приведенные выше классификации и подходы во многом применимы и к понятию «древнерусского». Это связано и с прямым влиянием западной традиции, например, на романтическую национальную историографию и литературу, и со схожей ролью образов русского Средневековья в культуре и обществе XIX века. В связи с этим особенно любопытны случаи, когда на сюжеты древнерусской истории накладываются штампы, первоначально связанные с западным медиевализмом. Примером может послужить фильм «Викинг» (2016), где Владимир Красное Солнышко представлен скорее скандинавским конунгом, нежели киевским князем.
IQ
