Нельзя быть не социальным

Возникшее в 2011-2012 гг. протестное движения значительно углубило раскол между модернизированной частью населения и властью. Одновременно куда более заметным стал раскол между образованной и благополучной частью жителей столицы и населением менее образованным и более провинциальным по своему менталитету. Условно говоря, между «Россией московской» и «Россией холманских», по выражению Семена Новопрудского (Газета.ru, 1.02.2013).

Сейчас уже очевидно, что в стране сосуществуют две России. По результатам исследования Левада-Центра, в Москве и в провинции, отношение к закону Димы Яковлева было абсолютно «зеркальным». В стране 50% поддержали закон, и 31% были против. В Москве этот закон поддержали 37%, и 50% москвичей были против закона, многие из них вышли на известный марш 13 января против этого закона.

Была еще так называемая «прогулка писателей». И комментарий либеральной общественности, помнится, был такой: «ну, слава богу, здесь нет “красных”». А, на мой взгляд, совсем не «слава богу», потому что это как раз и демонстрирует важнейший изъян гражданского движения. И заставляет задуматься о качестве его «социальной составляющей». Кто такие, условно говоря, наши коммунисты, социалисты и т.д., и действительно ли они способны эту составляющую внести?

Я думаю, что привлечь на свою сторону провинциальную традиционалистскую Россию «холманских» можно только одним путем. А именно: расширяя социальные требования и уж, во всяком случае, не радуясь их отсутствию. Надо выходить из «гетто», и не вести себя так, как вели себя киплинговские «бандерлоги», которые, как известно, кричали: «мы самые красивые и самые умные!». Согласно результатам исследования Левада-центра, в России в целом озабоченность социальной справедливостью стоит на первом, и редко – на втором месте. А среди участников московских протестных митингов она занимает всего лишь пятое место.

Отсутствие внимания к социальной проблематике – реальная проблема нашего протестного движения. И недооценка ее – путь в никуда. Как специалист по Латинской Америке, я могу привести в пример современную Венесуэлу, которая показала, насколько опасной может оказаться подобная «ловушка». Там, конечно, другой контекст, он гораздо более благоприятный для демократического развития, чем у нас, потому что Венесуэла до конца 90-х была страной с формальной демократией.

Однако на примере Венесуэлы хорошо видно, что происходит, когда идущие снизу патерналистские настроения смыкаются с авторитарными тенденциями верхов. И совершенно неважно, либерально-консервативную политику проводят эти верхи, как у нас, или же популистски социалистическую, как в Венесуэле. Вопрос именно в прочности этого соединения, которое делает развитие демократических институтов крайне трудным.

А теперь посмотрим на Бразилию и Мексику: смешение рас, огромная разница в образовании и доходах разных социальных групп. В этих странах всегда существовал гигантский разрыв между традиционалистской и модернизированной частью населения. Но когда в 80-е годы в регионе началось демократическое движение, то именно там, где демократические каналы удалось сделать каналами отстаивания социальной справедливости, сложилась устойчивая демократия (как в Бразилии, например). А там, где это по каким-то причинам не удалось (в современной  Венесуэле и некоторых других странах) – демократия не смогла выдержать давления патернализма и авторитаризма.

Если же вернуться к нашим проблемам, то, конечно, речь может идти не о каком-то глубоком долгосрочном союзе. Но коль скоро мы говорим о политических изменениях, это должен быть, по крайней мере, какой-то тактический среднесрочный союз. Иначе говоря, наше демократическое движение должно иметь каналы для отстаивания социальной справедливости.

Пока же протестное движение для этого закрыто и, более того, считает эту закрытость «достоинством», оно так и будет пребывать в «гетто».

Большая часть участников движения – люди весьма образованные. Но эта проблема, почему-то находится в «слепом пятне»: все считают, по умолчанию, что самое важное – это восстановить демократические институты, и сразу станет «легче жить». А воспоминание о том, что демократические институты в 90-е годы оказались несостоятельными именно потому, что не стали каналами отстаивания социальных интересов, почему-то отсутствует.

Эта власть будет переизбираться бесконечно. И она уже поняла, что с модернизированной частью населения ей делать нечего, и пошла на открытый разрыв с ней. Власть фактически говорит: «вы здесь чужие, вас здесь меньшинство, у нас другая страна».

Но социальные проблемы сохраняются и нарастают и ими надо заниматься. И чем менее снобистским будет демократическое движение, тем больше у него будет шансов изменить ситуацию в желаемую сторону. Речь идет даже не об увеличении числа митингующих, а о понимании, что социальная сфера должна быть органично включена в повестку дня, что без нее нельзя. Это – стратегическая перспектива. Люди не должны чувствовать себя высокомерно отторгнутыми – мы ведь в одной стране живем.

Татьяна Ворожейкина, ведущий научный сотрудник Левада-центра, эксперт по странам Латинской Америки