Волонтеры в России – это люди, которые состоялись в профессии, добились определенного дохода, имеют крепкий семейный тыл. Они больше доверяют людям и чаще чувствуют себя счастливыми. Между тем, добровольческое сообщество в стране все еще представляет собой весьма узкую прослойку. Доля организованных волонтеров последние шесть лет держится на уровне 3%. Хотя среда, из которой «рекрутируются» добровольцы, вполне представительна: 37% россиян так или иначе помогают другим людям и участвуют в решении общественных проблем в своем районе.
Доклад Елены Петренко основан на исследованиях Фонда «Общественное мнение» за 2012-2013 годы. В двадцати репрезентативных опросах приняли участие в общей сложности 28,5 тысяч взрослых респондентов из 43 регионов РФ.
О рождении волонтерского движения в России свидетельствовали общественные инициативы последних лет:
Участников добровольческого движения Елена Петренко разделила на две категории: собственно волонтеры, которые включены в работу общественных организаций и добровольческих центров (3%, 909 респондентов), и активисты (в значении – «активные люди»), которые не состоят в общественных организациях (37%, 10680 респондентов).
Остальных ответивших, не участвующих в добровольчестве, Елена Петренко условно назвала «людьми Интернета» (24%, завсегдатаи Всемирной сети) и «людьми реала» (36% – все остальные респонденты, не соприкасающиеся с Интернетом). Эти две группы респондентов-неволонтеров выступают в исследовании как вспомогательные: на их фоне четко проступают отличительные особенности добровольчества как явления.
По опросам, волонтеры и активисты – люди среднего поколения, чем резко отличаются от «людей реала», находящихся у пенсионной черты. Волонтерам в среднем 37 лет, активистам – 43 года, в то время как «людям реала» в среднем 55 лет. Самые молодые – «люди Интернета», им в среднем 34 года.
Номинация «Месячный доход» показала, что волонтеры – наиболее ресурсная группа населения, которой не надо заботиться о «выживании». Личный доход волонтеров в среднем составляет 16667 рублей. Второе место делят активисты (13998 рублей) и люди Интернета (13805 рублей). Наименее ресурсны люди реала с показателем 10494 рублей.
Исследование пола, образования и рода занятий волонтеров выявило, что 47% волонтеров – мужчины, 39% – имеют высшее образование, 9% из них – руководители, 14% – специалисты, 22% – студенты, 17% – пенсионеры.
Респондентам задали два вопроса, касающиеся президентских и парламентских выборов. «Представьте себе, что в следующее воскресенье состоятся выборы президента России. За кого из политиков вы бы проголосовали?» и аналогичный вопрос по поводу выборов в Госдуму. Оказалось, что 44% волонтеров выбрали бы Владимира Путина (такова же цифра в среднем по населению), 11% – Михаила Прохорова, 11% – Геннадия Зюганова и 14% – Владимира Жириновского. Среди активистов Путина выбрали бы 42%, Прохорова и Зюганова – по 7%.
В случае с думскими выборами голоса распределились так: 31% волонтеров проголосовали бы за «Единую Россию» (среди активистов – 35%), почти вдвое меньше – по 17% – за КПРФ и ЛДПР, 6% – за «Справедливую Россию».
Почти треть – 31% – волонтеров готовы были бы принять участие в акциях протеста, если бы они проходили в ближайшие месяцы (среди активистов так же ответили вдвое меньше – 16%). При этом 54% волонтеров отрицали возможность участия в демонстрациях.
Это значит, что явление волонтерства, по сути, не слишком политизировано. Исключение составляют лишь так называемые web-волонтеры – те, кто и в будни, и в выходные проводят 1-3 часа и более в Интернете не по работе, а ради развлечения. По политическим предпочтениям они несколько выбиваются из общего ряда: реже готовы голосовать за «Единую Россию» (35% против 39% среди остальных волонтеров).
Участникам опроса предложили тест на готовность к действию в трех ситуациях: помощь жертвам стихийного бедствия, очистка территории местного лесопарка и акция протеста против фальсификации результатов выборов. Тех, кто хотя бы в одной из ситуаций отвечал, что готов организовывать ту или иную акцию, назвали «организаторами». Тех, кто согласен участвовать в одной из акций, определили как «участников», а тех, кто готов пожертвовать деньги на мероприятия, обозначили как «доноров». По ответам респондентов конструировался индекс гражданского поведения (ИГП).
Самое высокое значение ИГП оказалось у организаторов – 48 пунктов, причем в этой роли готов выступать каждый четвертый (26%) респондент. Взять на себя роль участника (ИГП=23) согласен каждый второй (52%). Донорами готовы стать 9% (ИГП = 9). Пассивных респондентов оказалось14%.
Эти результаты, говорит Елена Петренко, внешне противоречат представлениям о том, что в России слабо развито гражданское общество. Впрочем, не все так однозначно. Ведь гражданская активность, судя по опросам, зависит от дистанции между актором и адресатом.
В тесте ИГП подразумевались действия в отношении ближнего круга – родных, друзей, знакомых. В этом случае респонденты воспринимали тестовую ситуацию как личную, возникшую в зоне их собственной ответственности. А для «своей проблемы» они готовы искать решение.
Однако когда речь заходит о помощи малознакомым людям, гражданская активность ослабевает, итоги опросов оказываются менее оптимистичными. «Дело, скорее всего, в том, что не социальные акторы из нас никудышные, а институциональный климат у нас не тот» – поясняет автор работы.
«По результатам массовых опросов и углубленных интервью можно сделать вывод, что рост гражданского участия в российском обществе связан с преодолением системного кризиса доверия», – подчеркивает Елена Петренко.
На короткой социальной дистанции респонденты склонны доверять и помогать друг другу. Однако людям за пределами ближнего круга россияне доверяют нечасто.
Респонденты, включенные в среду гражданских активистов (те, у кого есть знакомые-волонтеры), демонстрируют больше межличностного и социального доверия:
Люди, допускающие возможность участия в работе общественных организаций в будущем, проявляют более высокий уровень как межличностного, так и социального доверия. 30% из них считают, что большинству людей можно доверять. А среди тех, кто отрицает шансы участия в общественной деятельности, о доверии к людям в целом говорят лишь 20%.
Опыт участия в акциях протеста также повышает уровень доверия к окружающим. «Считают, что большинству людей можно доверять, 32% тех, у кого есть такой опыт, и 24% тех, у кого такого опыта нет, – отмечается в докладе. – Людям из своего окружения доверяют 76% тех, у кого есть опыт участия в протестной активности, и 65% тех, у кого нет такого опыта».
Исследователь вычислила индекс гражданского климата (ИГК), опираясь на представления членов сообщества (социального, территориального) о доверии к людям в целом и к близкому окружению в частности, а также надекларируемую готовность объединяться с другими людьми. По итогам опросов Петренко выделила 5 мировоззренческих зон с разным гражданским климатом:
Респонденты из разных зон гражданского климата в разной степени включены в среду активистов (подразумевается осведомленность о деятельности волонтеров в городе, знакомство с ними и пр.).
Представители гражданской и протогражданской зон чаще других участвуют в работе инициативных объединений. Они чаще знают о работе активистов и нередко знают их лично.
Исследователи спрашивали респондентов, счастливы ли они и от чего зависит чувство счастья – от самоощущения или от внешних обстоятельств. Оказалось, что самые счастливые респонденты – это те, у кого максимальные индексы гражданского климата и гражданского поведения, то есть люди, готовые к активным гражданским действиям.
Елена Петренко рассмотрела ролевые типы добровольчества – организаторов, участников и доноров – в координатах гражданского климата и гражданского поведения. Как можно было предположить, организаторы в итоге имеют самые высокие значения и ИГК, и ИГП. У участников индекс гражданского поведения заметно ниже, примерно на уровне среднего значения по всем опрошенным. А у доноров индекс гражданского поведения лишь ненамного выше, чем у пассивной зоны.
В исследовании также измерен гражданский потенциал в зависимости от степени включенности в добровольческое движение. Чем больше респонденты задействованы в волонтерстве, тем выше у них значения индексов гражданского климата и гражданского поведения.
В последние шесть лет доля населения, участвующего в добровольчестве, не растет. Причин тому, как минимум, две. Во-первых, это «системный кризис доверия»: россияне склонны доверять и оказывать поддержку, прежде всего, ближнему кругу, но чем дальше социальная дистанция, тем слабее желание помочь. Во-вторых, развитие волонтерства сдерживает институциональная матрица – законы и чиновники. Определенную роль играет и нехватка ресурсов, например, административных.
См. также:
В социальном бизнесе Россия ближе к США, чем к Европе
Социальный бизнес привлекает молодых
Города преумножают богатство, здоровье и счастье
Жители мегаполисов сознательно выбирают одиночество
Полный текст презентации «Российское добровольческое движение: действующие лица и окружение»
В подписке — дайджест статей и видеолекций, анонсы мероприятий, данные исследований. Обещаем, что будем бережно относиться к вашему времени и присылать материалы раз в месяц.
Спасибо за подписку!
Что-то пошло не так!
