Быть родителями сложно всегда. Однако представители разных поколений всегда спорят, кому в жизни приходилось сложнее: старшим или младшим. Бабушки и дедушки считают, что сегодня жизнь родителей с точки зрения организации быта намного легче, чем была лет 30-40 назад: многие дела механизированы, сфера услуг и питание вне дома гораздо более развиты. Нынешние родители припоминают советские практики общественного воспитания и образования детей и другие стороны жизни родителей с детьми, которые раньше в большей степени брало на себя государство. Ольга Исупова в статье «Ты же Мать: неизбежный героизм и неизбывная вина материнства» сделала попытку проанализировать, что же изменилось в общественных практиках и идеологии “выращивания” детей, и что так не нравится многим современницам.
«Материнство никогда не было нетрудным занятием. Всегда, для того чтобы вырастить ребенка, приходилось не спать ночами, мыть, кормить, переодевать… Однако восприятие современной ситуации многими мамами детей двух-десяти лет сегодня как-то по-новому трагично», – констатирует автор статьи.
Основная причина в том, что налагаемые современным нормативным материнством требования чрезмерны и искусственны. Если раньше, в советские годы, обществом подразумевалось, что женщина в равных долях сочетает выполнение ролей работника и матери, и на последнее приходится не более 50% ее сил и времени (поскольку работа и материнство – это равные по значимости вещи), то теперь при сохранении необходимости работать (работа зачастую гораздо тяжелее и нервознее, чем раньше) от женщин требуется быть «идеальной матерью». То есть матерью, которая всю себя посвящает ребенку. «На уровне репрезентаций и культурных представлений, которые во многом определяют и практики жизни людей, мы имеем некую чрезмерную вовлеченность матери в материнство во многом искусственно создаваемую и поддерживаемую», – подчеркивает Исупова.
Так, 30-40 лет назад подразумевалось, что у каждой женщины в идеале должны быть дети, и что каждая женщина в идеале должна работать. И ее социальная роль работника не менее важна для государства и общества, чем ее материнская роль.
Это предписывание со стороны государства подкреплялось и реально, и символически – развивалась система яслей и детских садов, а на зарплату матери с детьми можно было пусть бедно, но жить и при отсутствии мужской финансовой поддержки. Причем даже если на работе от женщины было мало толку, поскольку она часто сидела с ними на больничном.
«Конечно, на уровне репрезентаций и лозунгов система детсадов работала гораздо лучше, чем в реальности. Однако символические представления тоже имеют значение, и ощущение, что ребенок рождается и растет не только для самой матери (и отца, если таковой присутствовал), но и для общества и государства, было распространено», – говорит Исупова. С этим ощущением (а также с «пережитками» общинного уклада жизни) были связаны ожидания помощи со стороны окружающих, как на уровне повседневных мелочей, так и в кризисных ситуациях.
Еще в 1960-е и даже, по многим свидетельствам, в 1970-е и 1980-е годы большинство детей с четырех-шести лет огромную часть времени проводили на улице одни, без родителей. Братья и сестры лет с семи-восьми забирали младших из детского сада и сами отвечали за них до прихода родителей с работы. Существовали секции и кружки, и дети их посещали, но, как правило, ходили они везде самостоятельно, за ручку их никто не водил. Если с кем-то родители на регулярной основе “вместе” делали домашние задания, это было исключением из правил, в котором стыдно признаться.
Таким образом, мать имела право не уделять ребенку все свое время и силы, не быть идеальной и, главное, не испытывать чувство вины по этому поводу, даже если ребенок оставался на второй год в школе из-за плохой успеваемости.
Современное общество требует от матери стопроцентной вовлеченности в жизнь своего ребенка. Родители ответственны за учебу ребенка, за его развитие, социализацию, досуг и прочее.
Если раньше мамы, регулярно делающие уроки совместно с детьми, были исключением, то теперь – это правило, особенно в первых классах. То есть у человека этим занято несколько часов ежедневно, в том числе и в выходные. Если раньше дети ходили на разнообразные дополнительные занятия самостоятельно, то теперь, по крайней мере, в больших городах, особенно в Москве, их принято везде водить за ручку как минимум лет до десяти. Многие родители не отпускают их никуда одних и до тринадцати, а кто-то и до восемнадцати лет.
При этом не водить на занятия становится невозможно уже на нормативном уровне – так живут «все», и если ребенок не «соответствует», у него не будет друзей. На улице дети тоже одни не гуляют, дворовых компаний нет, или они появляются уже в подростковом возрасте, и, как правило, объединяются не по месту жительства, а по месту учебы. Соответственно, именно время мамы, если у нее нет помощников (а сейчас сравнительно чаще родственные сети в этом случае не срабатывают, по сравнению с 1960-ми – 1970-ми годами), поглощается различными связанными именно с развитием детей делами так, что практически не остается времени для работы.
Ольга Исупова отмечает популярность секций «раннего развития» для детей уже с шестимесячного возраста и «идеологию интенсивного, всепоглощающего материнства, навязываемую всем через интернет и повседневное общение». Противники этой идеологии обозначают ее кратким выражением «тыжеМать», где совершенно неслучайно все слова слиты воедино, но слово мать все равно пишется с большой буквы.
При этом все большее количество статей, посвященных проблемам материнства, подразумевает неработающую, так называемую «профессиональную» мать. Однако в реальности большинство матерей по-прежнему работает. При этом на работе нельзя так относительно легко, как в 1980-е годы, отпрашиваться или выполнять часть домашних дел в рабочее время.
В результате возникает социальное и психологическое напряжение, связанное с тем, что и материнство, и работа претендуют на 100% времени и сил женщины. Выжить можно только за счет интенсификации труда на обоих «рабочих местах», причем выполняя требования только примерно наполовину.
Реакция на эту ситуацию разделяется на несколько типов.
Перфекционистки меньше спят и стараются выполнить все, что общество от них требует, как можно лучше. У других возникает невроз, что приводит к росту насилия в отношении детей или к алкоголизму. В результате семья, скорее всего, маргинализируется. Большинство же старается минимизировать свои трудозатраты и на работе, и дома, игнорируя большую часть общественных требований, но при этом ощущая свою вину за все.
«Такой неоконсервативно-неолиберальный смысл материнства, вероятно, становится одной из причин увеличивающейся доли женщин, не рожающих ни одного ребенка за всю жизнь, – делает вывод автор статьи. – Если бы материнство продолжало оставаться, символически, лишь “еще одной стороной жизни” (как это воспринималось в советское время), на это, возможно, решилось бы значительно большее число людей, а вот как глобальный подвиг, заполняющий всю жизнь, да еще при том, что правила игры установлены не тобой – это не нравится практически никому».
См также:
Чайлдфри составляют резерв позднего материнства
«Материнский капитал» помог рожать раньше, но не больше
Институт семьи стремится к неформальности
Человечество выбирает низкую рождаемость
Низкая рождаемость разрушает отношения отцов и детей
Семья уменьшается и меняет облик
«Осколочные» семьи явление частое, но временное
«Дети из пробирки» меняют представления о родстве
В подписке — дайджест статей и видеолекций, анонсы мероприятий, данные исследований. Обещаем, что будем бережно относиться к вашему времени и присылать материалы раз в месяц.
Спасибо за подписку!
Что-то пошло не так!