Любая бизнес-организация заинтересована в максимизации экономической выгоды. Корпоративная социальная ответственность (КСО), казалось бы, с трудом вписывается в эту логику, поскольку так или иначе отбирает у компании часть ресурсов. Тем не менее, по оценкам экспертов, в России крупный бизнес выделяет на благотворительные проекты 1-2% чистой прибыли.
Мотивы таких решений, на первый взгляд, неочевидны, как и связь между экономической эффективностью бизнеса и его социальной ответственностью. Смысл общественной активности компаний и проанализировали Ольга Кузина и Марина Чернышева. В докладе «Корпоративная благотворительность российского бизнеса: экономико-социологический анализ» они рассказали о том, какие дивиденды теоретически могут получить отечественные корпорации от социальных вложений и какую отдачу они чаще всего имеют на практике.
Корпоративная благотворительность помогает создать компании положительный имидж. Иными словами, бизнес берет на себя ответственность, выходящую за рамки банального создания рабочих мест, оплаты труда и налогов, с расчетом извлечь из нее дополнительную экономическую пользу. Она может измеряться улучшением репутации на рынке, достижением конкурентных преимуществ организации в регионе ее присутствия и пр.
Тем не менее, сложно оценить, действительно ли именно социальная активность как таковая приводит к положительной экономической отдаче для организации, замечают Кузина и Чернышева. Это заставляет предположить, что, помимо экономических мотивов, бизнес-акторы в социальной работе руководствуются и другими соображениями. Компании могут пытаться заработать с помощью КСО некие политические и общественные «очки».
Корпоративная благотворительность может быть инструментом воспроизводства солидарности – в обществе, в котором между разными группами существует согласие относительно того, что этично и полезно, отмечают исследователи. Это консенсусная модель общества, в условиях которой социальная деятельность бизнеса содействует сглаживанию последствий экономического неравенства. Корпорации в этом случае финансируют общественные проекты добровольно.
Основные акторы – бизнес, государство и гражданское общество – действуют в рамках консенсусной модели по принципу сдержек и противовесов. Так, шаги бизнеса, старающегося максимизировать прибыль, корректируются государством, которое влияет на правила игры на рынке и содействует перераспределению ресурсов от одних групп к другим через налоговую систему.
Гражданское общество, в свою очередь, действует и на бизнес, и на государство. Оно не позволяет компаниям ущемлять права работников и потребителей. А некоммерческие организации отчасти ликвидируют пробелы государственной социальной политики.
Консенсусный подход опровергает другая теория, построенная в традициях марксизма. Она фокусируется на конфликте интересов в обществе: представители разных социальных групп борются за рычаги влияния. В этом случае крупные корпорации могут действовать через благотворительные фонды, стараясь влиять на политические и экономические предпочтения общества.
Так, например, фонды охотно финансируют те организации, которые вырабатывают программы социальных и политических изменений. Это позволяет крупному бизнесу контролировать производство таких идей и отсекать то, что представляет опасность, отмечают Кузина и Чернышева.
Передача средств фондам, в отличие от налогов, дает возможность крупному бизнесу вывести из-под государственного контроля большое количество средств. Фактически эти деньги так и остаются в той же «экосистеме» элиты. И не только благодаря тому, что распределением таких средств нередко занимаются родственники владельцев корпораций, трудоустроившиеся в фондах. Дело еще и в том, что под прикрытием идеи о создании общественных благ фонды могут принимать решения о финансировании тех направлений, в которых заинтересованы прежде всего экономические и политические элиты.
В таком случае корпоративная благотворительность оказывается не более чем «красивой картинкой, маскирующей социальный контроль доминирующего класса над обществом», комментируют докладчики.
По мнению ряда экспертов, институт бизнеса имеет шансы просуществовать долго, только если он отвечает социальным ожиданиям общества (это институциональный подход к бизнесу и КСО). Если это не так, то общество может отказать корпорации в праве на существование.
Таким образом, в соответствии с этой точкой зрения бизнес обладает определенным социальным потенциалом. И когда организация «не направляет свою силу в соответствии с социальным запросом, то она теряет эту силу», так как ожиданиям общества начинают соответствовать другие институты, поясняют авторы доклада.
Кроме того, нужно учесть, что компании возникают в определенном организационном поле и на их работу влияет институциональное окружение. Иными словами, для того, чтобы стать легитимным в глазах основных стейкхолдеров, бизнес должен следовать существующим правилам игры. В России именно государство как ключевой стейкхолдер устанавливает формальные и неформальные правила, а также следит за их исполнением, считают исследователи.
Для российских компаний существенным стимулом к КСО оказывается необходимость взаимодействия с властью, убеждены Кузина и Чернышева. При реализации социальной политики государство получает помощь от бизнеса в виде поддержки крупных инфраструктурных проектов, жилищно-коммунального хозяйства, инвестиций в материальную базу социальных учреждений и организацию праздников.
В то же время нередко социальная политика предприятий носит добровольно-принудительный характер, что объясняется, в частности, слабостью гражданского общества. «В условиях недостаточных региональных бюджетов и необходимости латания бюджетных дыр местные власти накладывают на бизнес дополнительный налог в виде социальных инвестиций», – констатируют эксперты. Они перечисляют такие формы взаимоотношений между бизнесом и чиновниками, как «административное принуждение», «договор» и «невмешательство» (названия форм сами говорят за себя; авторы терминов – Алла Чирикова (Институт социологии РАН), Сергей Шишкин и Леонид Полищук (ученые ВШЭ)). «В случае модели торга социальные инвестиции бизнеса осуществляются в обмен на финансовую или организационную помощь государства, например, поддержку инвестиционных проектов, доступ к инженерной инфраструктуре, поддержку при госзакупках», – добавляют Кузина и Чернышева.
Авторы доклада с помощью разных подходов анализируют то, как складывается институт КСО в России.
Консенсусный подход помогает объяснить, почему компании стремятся делать не разовые пожертвования, а именно социальные инвестиции, тем самым финансируя создание новых форм производства общественных благ, которые могут проводить социальную политику более результативно. И дело здесь даже не столько в финансовой или репутационной отдаче, а в том, что создание институтов гражданского общества освободит бизнес от латания дыр в региональных бюджетах.
Марксистский подход, акцентирующий «классовые противоречия», выявляет интересное отличие от западного опыта в том, кто является доминирующим классом. В США доминируют корпорации и их собственники, а в России – скорее, бюрократия, чиновничество. «Если прибыль обеспечивается не столько экономическим капиталом, сколько административным, то без административного ресурса само существование компании может оказаться под вопросом, не говоря уже о получении прибыли», – поясняют Ольга Кузина и Марина Чернышева.
Институциональный подход предполагает, что для успешной работы бизнес должен отвечать социальным чаяниям. В России социальный запрос идет прежде всего от государства. Легитимными в глазах власти становятся организации, поддерживающие социально активный имидж, отмечают авторы работы. Однако такой подход, по их мнению, недостаточно отражает специфику взаимоотношений компаний с государством в России. Исследователи предложили свой подход к национальным нюансам КСО – экономико-социологический.
В рамках экономико-социологического подхода особые отношения государства и бизнеса мотивируются взаимным экономическим интересом и стремлением чиновников «конвертировать» имеющийся у них административный капитал в экономический. Исследователи обратились к понятию патримониального авторитета, введенному немецким социологом и экономистом Максом Вебером.
Ее суть в том, что представитель власти дает своей администрации привилегии в обмен на лояльность. Похожая логика, по мнению исследователей, присутствует во взаимоотношениях бизнеса и государства при осуществлении корпоративной благотворительности. Государство предлагает бизнесу «бонусы», которые тот получает в обмен на свою лояльность. «Благотворительные взносы становятся своего рода налогом, который бизнес платит в дополнение официально уплачиваемым налогам или вместо ухода от налогов», – подчеркивают Кузина и Чернышева.
Тем самым чиновники достигают сразу нескольких целей: снимают социальную напряженность, вызванную нехваткой финансирования социальной политики, зарабатывают репутацию хороших хозяйственников и сохраняют управляемость и подконтрольность бизнеса. Бизнес же оказывается в ситуации, при которой его устойчивость сильно зависит от его связей с властными структурами, резюмируют авторы исследования.
См. также:
Социально активные компании более конкурентоспособны
Россияне предпочитают помогать нуждающимся без посредников
В социальном бизнесе Россия ближе к США, чем к Европе
Экономике поможет культура
В подписке — дайджест статей и видеолекций, анонсы мероприятий, данные исследований. Обещаем, что будем бережно относиться к вашему времени и присылать материалы раз в месяц.
Спасибо за подписку!
Что-то пошло не так!
